Моя профессия – убивать. Мемуары палача - Анри Сансон

предписаниям, и если есть что-нибудь достойное порицания в моем звании, то это порицание применяется и к вам. По духу законов тот, кто приказывает совершить преступление, более преступен, чем тот, кто совершает преступление, и подвергается той же самой ответственности, как и преступник.

Я знаю, что чиновники государства не пользуются все одинаковым почетом; каждый из них уважается настолько, насколько он приносит пользу обществу. Но, основываясь на этом, я могу сказать, что мое звание занимает одно из первых мест. Пусть его уничтожат на время, и я вас спрашиваю, что будет тогда с государством? Целое государство станет обширным притоном разбоев, безнаказанно сбросят узду все страсти, самые священные законы будут попраны, добродетель будет угнетена, и порок будет торжествовать повсюду. Тогда не будет другого права, кроме права сильного; тогда повсюду будет только воровство, разбои, убийства, безнаказанно совершаемые на глазах правосудия. Напрасно будете вы употреблять вашу власть; напрасно будете штрафовать преступников. Денежные штрафы не испугают разбойников, у которых ничего нет. Ваши приговоры к казни сделаются предметом насмешек, когда не будет исполнителей казни. Без боязни оскорбить вас, господа, скажу, что преступники боятся не приговоров, произносимых вами, не пера актуария, который излагает эти приговоры. Нет, мой меч заставляет их дрожать; под сенью моего меча живет невинность, имеет силу полиция и существует порядок.

Сам Бог вложил меч правосудия в руки короля, чтобы карать преступления и защищать невиновных. Король не мог сам исполнять этой обязанности и почтил меня честью – доверил мне этот меч. Я – хранитель этого сокровища, которое составляет атрибут его королевской власти и титула. Не вам он доверил этот меч. Не ваши приговоры осуждают преступника на смерть. Нет, само преступление карает себя или, лучше сказать, закон карает преступление. Вы объявляете только, что преступление было совершено, и вследствие того указываете на закон, который назначает смертную казнь, а я как чиновник государства обнажаю меч, караю преступление и мщу за угнетенную добродетель. Вот что приближает к трону мое звание и дает ему высокое значение.

Я хорошо знаю, что людей моего звания упрекают в том, что наша обязанность – убивать людей, поэтому-то и смотрят на нас с ужасом. Вот живой пример предубеждения, которое тотчас же исчезает, если поближе и беспристрастно вникнуть в суть дела. Нет ничего бесчестного и позорного в том, чтобы проливать кровь человеческую, если этого требует благо государства. Я даю возможность наслаждаться драгоценными благами мира. Я охраняю внутри государства мир, нарушение которого весьма вредно для общества: я беспрестанно укрощаю безумие преступных граждан, посягающих на общественное спокойствие, и редко проходит неделя, в продолжение которой мне не приходилось бы браться за оружие, чтобы наказывать порок и мстить за нарушение прав невиновных. Таким образом, я приношу обществу прочную пользу и поэтому имею некоторое значение по особенности моего положения.

Не думайте, что, защищая значение моего звания, так несправедливо оскорбленного, я лично ищу случая возвысить себя. Я хорошо знаю, что как бы блистательна ни была какая-нибудь должность, во всяком случае, значение ее совершенно независимо от той личности, которая ее занимает. Истинная слава человека состоит в добродетели и в добросовестном исполнении долга, и я никогда не добивался какой-нибудь другой славы. Я никогда бы и не подумал защищать мое звание, если бы несправедливость моих противников не принудила меня сделать это. Но если я не присваиваю себе значения, соединенного с моей должностью, то будет также несправедливо признавать за мной тот позор, которым бессмысленная чернь покрывает мое звание; несправедливо считать меня лично бесчестным только за то, что некоторые считают мое звание заслуживающим этого позорного названия.

Адвокат моих противников, не найдя ничего позорного в моем звании, чтобы унизить его, пустил в ход то обстоятельство, что это звание давалось прежде самым недостойным людям. Люди, достойные смерти, говорил он, приговоренные уже к казни, покупали себе право на жизнь тем, что принимали на себя это звание, которое никто не хотел носить добровольно. Действительно, все это когда-то случалось, но при этом приходится только сожалеть об изумительном ослеплении людей. Многие из порядочных людей могли бы с пользой служить обществу в этой важной должности, но по предубеждению избегали этого, и приходилось возводить в это звание людей недостойных. Но что же доказывает все это? Никакое звание не прибавит пустому человеку, облеченному им, ни одного нового достоинства; точно так же недостатки личности, занимающей какое-нибудь место, не могут опошлить значение самого места. Если бы я занял мое место тем путем, о котором упоминает мой противник, то я соглашаюсь, что подобный аргумент говорил бы против меня. Но я уже шестой член нашего семейства, занимающий это место, которое переходит в нашем роду от отца к сыну. Если бы с нашим званием было соединено право на потомственное дворянство, как бы и следовало сделать, то я древностью своего рода мог бы, пожалуй, поспорить с самой маркизой.

Мне показалось, что вы улыбнулись, господа, при словах моих о правах на потомственное дворянство. Что нашли вы в этом странного и выходящего из порядка вещей? Вы, господа, пользуетесь этим правом несмотря на то, что ваши обязанности только отдаленным образом содействуют общественному благу, тогда как мои служат ему почти непосредственно. За что же отказывается в этом праве мне? Ведь нельзя же отрицать того, что я принадлежу к числу членов Парламента и, сказать без преувеличения, к числу необходимейших его членов; доказательства этого были уже изложены мною прежде. Никто из вас, господа, не может в отдельности с успехом содействовать общему благу; каждый из вас участвует в составлении приговора настолько, насколько он связан с другими членами вашего собрания. Таким образом, вы действуете всегда только как члены коллегии, тогда как я служу общественному благу один и при этом распоряжаюсь как начальник. Звание начальника всегда должно пользоваться почетом, а в деле, зависящем непосредственно от верховной власти, оно должно пользоваться правами на дворянское достоинство. Генерал-прокурор как начальник своей части пользуется этим правом; главный актуарий также пользуется им; начальник приставов также не лишен этого права. За что же я один только составляю несчастное исключение из общего правила и не пользуюсь этим правом. Много неопровержимых доводов мог бы я представить в доказательство правоты моего дела; но я, как видите, ограничиваюсь только указанием на эти доводы. В моем звании люди приучаются лучше действовать, чем говорить; лучше управляться с мечом, чем со словами. Впрочем, я надеюсь, что мне удалось высказаться настолько, чтобы быть уверенным, что госпоже маркизе откажут в