Когда-нибудь мы будем улыбаться - Мария Франк

ничего бы этого не было. Так жаль, что время не вернуть.

Тот факт, что Яну плевать на то, что он сделал, сводит меня с ума. А ему плевать, я в этом уверена. Он никак не попытался со мной связаться за все это время. Не пытался узнать, что со мной.

Поднявшись с кровати, подхожу к окну. На улице очень мерзкая погода. На дворе февраль, а такое чувство, будто ноябрь. Идет снег вперемешку с дождем.

Я поднимаю руку и смотрю на браслет. Тот самый браслет, который подарил мне Тоша. Я ведь так и не снимала его после той вечеринки. Даже один вид браслета, заставляет меня улыбнуться. Я не улыбалась уже больше месяца, но именно это я сейчас делаю. Как будто чувствую поддержку Антона, будто бы он рядом. Это глупо, но я действительно ощущаю это, и мне становится немного легче. Совсем чуть-чуть.

Если бы он только был бы сейчас рядом…

Меня безумно раздражает эта противная погода. Только от нее, уже депрессия. Эта погода навевает грусть и печаль. Просто хочется целыми днями лежать под теплым одеялом и пить горячий чай.

Взяв в руки телефон, включаю его. Он сразу же оповещает о новых входящих сообщениях. Звонила Юля, раз пятьдесят, и Паша пару раз.

Проходит новое сообщение от подруги:

«Что вообще происходит?»

Не успеваю я ничего ответить на SMS, как телефон начинает вибрировать от входящего звонка. Набравшись в легкие побольше воздуха, принимаю вызов.

– Что, черт возьми, происходит? – кричит Красильникова.

– Можно потише?

– Нет, нельзя, – огрызается она. – Я не могла до тебя дозвониться целый месяц. Ты соврала мне, что поехала к Паше…

– Я не врала.

– Да? Серьезно? Паши ведь нет в стране. Он в командировке.

Как жаль, что подруга не понимает всей сути дела. Не понимает, почему я игнорировала ее. Я ведь не могу ей все рассказать.

– Чего ты молчишь? – возмущается Юля.

Мне сложно разговаривать. За этот месяц я сказала лишь пару слов, а тут от меня требуют говорить.

– Юль, пожалуйста. Давай прекратим этот бессмысленный разговор.

И даже сквозь телефон я могу понять, что Красильникова сейчас в бешенстве.

– Лер, ты себя вообще нормально чувствуешь? Что, твою мать, происходит?

Ну и что я должна ей ответить?

– Не сейчас. Пожалуйста.

– А когда? – снова кричит подруга.

– Не сейчас, – повторяю ей. – Со мной все в порядке. Как ты?

– Нормально.

Неловкое молчание. И я уже привыкла к тишине.

– Ну, давай рассказывай мне, – ухмыляюсь. – Я же знаю, что ты многим со мной хочешь поделиться за все это время.

Юля начинает смеяться.

– Скажи мне лучше, когда мы увидимся.

Ох, черт. Даже не знаю, смогу ли в ближайшее время увидеться с ней. Хватит ли у меня на это сил?

– Я не знаю, – честно отвечаю.

Подруга делает глубокий вдох.

– Зря ты тогда ушла с вечеринки.

От одной мысли об этом, внутри все сжимается.

– Прикинь, Марк переспал с Катей, – продолжает рассказ Юля. – А Сотников вообще проснулся голым в комнате моих родителей и ничего не помнит…

Он ничего не помнит.

Слушать дальше я не смогу, поэтому сбрасываю вызов. Слезы обжигают глаза. Боль обжигает сердце.

Отключив телефон, бросаю его на стол. Закрываю рот рукой, чтобы не были слышны всхлипы. Медленно сползаю по стене на пол, обхватив руками колени и опустив на них голову.

Ян ничего не помнит. Это убивает меня. Съедает изнутри.

Как? Как он может не помнить того, что сделал со мной, в тот чертов вечер?

Я до сих пор помню его глаза, затуманенные от алкоголя. Этот момент выжжен в моей памяти.

У меня снова начинает дико болеть голова. Черт возьми, она у меня уже давно болит и ничего не помогает. Меня тошнит. Уже в который раз, меня просто так тошнит.

* * *

Я пошатываюсь, когда выхожу из ванной комнаты. Хватаюсь за стол, пытаясь не упасть от головокружения, которое присутствует уже почти неделю.

Еще бы, я практически весь месяц ничего не ела, лишь изредка, когда боли в животе напоминали о том, что нужно поесть.

Многие девочки хотят похудеть, но у меня сейчас обратное. Мне нужно поправиться. В зеркале у меня отвратительный вид. Я слишком сильно похудела за этот месяц.

Весь день я пытаюсь поесть хоть что-нибудь, но что бы я ни ела, меня выворачивает.

Только около полуночи у меня получается уснуть. Но недолго длится мой сон…

Минут через десять я просыпаюсь, потому что снова чувствую тошноту. Такое длится уже давно, но только сегодня это обострилось.

За всю ночь мне удается поспать всего лишь несколько часов. Все остальное время я сижу на кухне и пью различные таблетки от тошноты, но ничего не помогает.

И что, черт возьми, мне с этим делать? У меня нет никакого желания идти в больницу.

В голове внезапно мелькает одна не очень приятная мысль, но я отгоняю ее. Я сразу же начинаю вспоминать, когда у меня в последний раз были…

Черт. Черт. Черт. Когда это было?

Память сразу сдается. Я не могу вспомнить нужное число. У меня паника. Меня сковывает шок. Делаю глубокие вдохи, пытаясь успокоиться.

Ко мне подходит мама. Мне следовало бы уйти к себе в комнату, но я продолжаю сидеть на кухне.

– Ты…ты поч…почему не в шк…школе? – пытается спросить она.

– У нас карантин.

Мне сложно разговаривать. Каждое слово – боль. От каждого сказанного мною слова, меня начинает еще больше тошнить.

Мама садится напротив меня и открывает рот, пытаясь что-то сказать. От запаха перегара, рвота подступает к горлу, и я быстро бегу в туалет.

Прополоскав рот, иду к себе в комнату. Мысли возвращаются к вопросу. А что если… Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.

Нужно как-то отвлечься. Чтобы окончательно успокоиться, быстро одеваюсь и решаю сходить в аптеку. Мне просто необходимо убедиться, что все это лишь мой вымысел, и на самом деле у меня банальная задержка.

Для меня уже дико, выходить куда-то из своей квартиры. Дико оказаться в подъезде. Все кажется таким другим.

Оказавшись на улице, мне хочется вернуться в квартиру, и никогда не покидать ее пределы.

На улице ужасная погода, но она будто отражает все мое внутреннее состояние. Сильный ветер бьет в лицо, но я не морщусь, и мне совсем не холодно от этого. Гораздо холоднее у меня внутри. Там, где уже не осталось души.

Невольно вспоминаю, как в прошлый раз шла здесь. От Юли. Так, не думать об этом. Это прошлое. Все