Последний Исход - Вера Петрук

И все же Регарди было тревожно за Дию. Девочка была сильно истощена, и можно было только гадать, какие силы поддерживали ее тогда, когда почти все нарзидские дети уже ехали в обозах. Следующие два дня караван шел, не останавливаясь на длинные привалы. Арлингу удалось различить Дию среди ковыляющих нарзидов, и с тех пор он неотрывно следил за каждым ее шагом. Она хромала из-за незаживающей мозоли на левой ноге, спотыкалась, падала, упрямо поднималась и догоняла своих. Вслушиваясь в ее дыхание – сбитое, слишком частое, нездоровое – Арлинг с трудом подавлял злость. Что ей стоило отправиться в обоз к больным и детям? Ведь там еще было место. И только когда почувствовал на своей спине ее взгляд, понял. Обоз с больными плелся в хвосте, а нарзиды шли сразу за наемниками и керхами, среди которых ехал Арлинг. Возможно, догадка была слишком эгоистичной, но он не мог отделаться от мысли, что Дия шла со взрослыми нарзидами только потому, что так ей было видно его, Арлинга.

Песок больше не поднимался к небу пыльными столбами, а лежал смирно, словно испугавшись близости самой могучей горной цепи Сикелии. На пути все чаще попадались глубокие длинные трещины, которые невозможно было обойти. Пришлось разобрать одну из телег, чтобы смастерить подобие переносного моста. Порой по глине начинали бежать неровные грубые складки, похожие на стариковскую кожу. Горы смотрели на людей уже давно, но только на второй день гонок, который устроил Джаль-Баракат с Карах-Антаром, Регарди понял, что заставляло караванщиков угрюмо молчать и бормотать молитвы всем богам мира. То, что он почувствовал только сейчас, зрячие наблюдали уже давно. Громада Гургарана подпирала небо, застилая горизонт крутыми вершинами. Арлингу не с чем было сравнить величие горной цепи. Из своей зрячей жизни он помнил только синие скалы Ярлы в родовом имении отца и покрытые тайгой холмы Мастаршильда. Гургаран не напоминал ни то, ни другое. Привыкший к голосам пустыни – свисту ветру, скрипу песка, шороху сухой травы, – Арлинг терялся, когда вслушивался в тревожное молчание впереди. Ему казалось, что на них медленно наползает конец мира, тот самый край, за которым нет ничего – ни смерти, ни жизни. Это было странно. Он думал, что горы напомнят ему гигантскую каменную стену, о которую разбивается ветер, но чем ближе караван подходил к горам, тем сильнее казалось, что он двигались навстречу пропасти – крутому обрыву без дна и края.

По ночам стало холоднее, воздух потерял привычную сухость, наполнившись душной испариной, а на тропе все чаще встречались растения, которых Арлинг не замечал ни в одной части Сикелии. Низкорослые, колючие, с жесткими стеблями и крохотными тугими листьями, они крепко цеплялись за твердую глину, напоминая ожившие камни. Ветер звучал глуше, словно тоже выбился из сил и теперь на последнем издыхании провожал путников к новому рубежу в их жизнях. Зато солнце – обычно тусклое и маленькое – ликовало, раздуваясь с каждым шагом, приближающим путников к Гургарану. Арлинг, привыкший к плоским долинам Сикелии, не сразу догадался, что они уже давно поднимались вверх по длинному склону, который должен был привезти их к подножью.

И хотя Джаль-Баракат кричал, что привал будет только тогда, когда его ладони коснуться святых стен Гургарана, остановиться пришлось раньше. Не только нарзиды падали на песок, не желая подниматься – многих горцев постигла та же участь и даже бывалые керхи замедлили шаг настолько, что казалось, они стояли, поднимая и опуская ноги на одном месте. В караване не осталось ни одной лошади, последних овец съели, верблюдов не хватало. Право ехать верхом сохранилось только у начальства каравана, десятка керхов и Арлинга, который чувствовал себя особенно скверно, когда услышал, как Дия не поднялась после очередного падения. Девочку поместили в переполненный обоз с больными, где он окончательно потерял ее запах.

Когда Джаль-Баракат, наконец, скомандовал о привале с ночевкой, Арлинг мог думать только о том, как бы скорее навестить нарзидку. Непонятная связь с Дией тревожила его, но он знал, что без нее он не дошел бы до Гургарана. У Сола оставалась настойка с ясным корнем, и если старик не прикончил ее сам прошлой ночью, Регарди собирался выкрасть лекарство для Дии. Ясный корень не заживит раны, но придаст иллюзию силы, которая поможет ей продержаться до гор.

Иногда внутренний голос – противный, скрипучий, ненавистный – шептал о том, что ему не стоило искать встречи с Подобным. «Новый Арлинг родился в песках и должен умереть там же, на барханах. Ему нечего делать среди камней». Но бежать было поздно. Даже если бы Арлинг украл верблюда с припасами, забрал Дию и скрылся этой ночью в дюнах Карах-Антара, он не смог бы найти дорогу назад без проводника. Да и куда бежать? К учителю в Сикта-Иат? В лучшем случае, его посадят в тюрьму. В Самрию? Если Джавад Ром не погиб во время осады, он найдет его и продаст отцу в Согдиану. На север, в Иштувэга? Но там хозяйничали ивэи, люди Подобного. Да и после Туманной Башни его могли запомнить. В Шибан или Песчаные Страны? Но беглых драганов там не любили и сразу выдавали Канцлеру. Может, к керхам? Племя Аршака считало его Сих-Гараном, воплощением легендарного воина, который сражался с Нехебкаем. К тому же он помог Аршаку добыть ритуальный кинжал Карателя – «Смотрящего вперед». Кочевники могли бы принять его и девочку. Но Великий Судья керхов – в прошлом его друг и товарищ по учебе – был предан иману, и, скорее всего, уже знал о том, что Арлинг сошел с ума, не выдержав бремени солукрая. Он выдаст его учителю, отправив в Сикта-Иат, где, в лучшем случае, его ждала тюрьма. Круг замкнулся. Арлинг наследил по всей Сикелии, и отпечатки его ног были заполнены кровью. Назад дороги не было, оставалось идти вперед, в обрыв.

Желание помочь Дие, как всегда, не совпало с возможностями. После того как Сол напоил Арлинга отваром – последним, как торжественно сообщил старик, – его закрыли в палатке Джаль-Бараката под присмотром пятерых злых керхов, которым хотелось поиграть в кости с товарищами, а не париться в душном шатре с надоевшим пленником. Многие караванщики не понимали, отчего Регарди была предоставлено столько привилегий, и тихо ненавидели его, не смея открыто перечить начальнику.

Когда послышались шаги Джаль-Бараката, в Арлинге проснулась надежда, что с возвращением хозяина шатра, охрана уберется спать на улицу, и у него появится шанс выбраться. Но все опять пошло не так. Шатер неожиданно наполнился людьми, удивив Регарди своими вместительными размерами.

– Положите его сюда, к очагу, – распорядился Джаль-Баракат, и двое стражников заволокли хрипящего человека, который пах чужаком. Арлинг давно привык к запаху караванщиков и сразу отличил новичка.

«Поймали ночного вора?» – подумал он, но Джаль-Баракат уже опустился на колени возле человека и лично поднес бурдюк с водой к его губам. Подобная забота была бы недопустима к тому, кто воровал припасы у каравана. Человек пах дорогой, пылью и скорой смертью. Сильное обезвоживание, истощение и гнилая, дурно пахнущая рана на ноге были его проводниками в иной мир. Нет, он не мог быть бесшумным и ловким вором, который умудрился остаться невидимым не только для стражников, но и Арлинга.

– Его подобрали разведчики полчаса назад, – сказал Зорган. – Шел по нашим следам. Вряд ли он дотянет до рассвета. Тут и Сол не поможет.

– Сол уже никому не поможет, – недовольно буркнул Джаль-Баракат. После смерти Азатхана, который покровительствовал керхскому шаману, положение старика ухудшилось настолько, что в него плевали едва ли не нарзиды.

– Назови свое имя и звание, – велел Джаль-Баракат человеку и еще раз смочил его губы водой. Пить тот не мог.

– Рафан Марбиз, старший офицер пятого полка Карателя, – выдавил из себя несчастный. Теперь было понятно, почему Джаль-Баракат принял его лично, да еще и уложил на ковры в своем шатре. Это были те самые новости, которых караван не дождался в Холустае. И судя по состоянию воина, хорошими они быть не могли.

Когда воин заговорил – хрипло, с длинными паузами, сглатывая слова, – Регарди определил, что он был восточным нарзидом, одним из горцев, которые сопровождали войско Карателя вместе с драганами и керхами. Новости, в самом деле, оказались дурными, хотя Арлинга, который был вроде как представителем вражеской стороны, они должны были бы порадовать.

Армия Маргаджана не вернется в Царство Негуса. В Белом Море Каратель вместе с захваченными в Самрии нарзидами попал в шторм, который потопил все корабли, разбив остатки флота о рифы Птичьих Островов. Спаслось около ста человек. Большинство были убиты отрядами Белой Мельницы, патрулирующими западное побережье Сикелии. Те немногие, что выжили, смогли добраться до Карах-Антара, где, убежав от человеческих врагов, обрекли себя на поражение от куда более могучих противников. Солнце, песок и ветер убивали изощренно и безжалостно. К счастью для Карателя, он не увидел, как погибло его войско. Флагман Маргаджана затонул первым, расколовшись после падения грот-мачты.