Квест в стране грёз (СИ) - Крылов Федор

Им не требовалось много времени, чтобы осмыслить услышанное. В конце концов, с самого начала, как только прорисовался масштаб проявляемой здесь криминальной активности, они были готовы к чему-либо подобному. Но Стас все же задал уточняющий вопрос.

— Сколько же реально может стоить подобное вещество?

По-видимому, этот вопрос генерал уже ставил перед своим аналитическим отделом — и получил ответ.

— Все зависит от покупателя и способа продажи. Конкуренты, а их немало, и никто из них не брезгует промышленным шпионажем, заплатят за полный пакет документации и образцы действующих соединений сумму, которая весьма приблизительно оценивается от нескольких сотен миллионов до нескольких миллиардов долларов. Корпорация-хозяин, которой юридически принадлежат все результаты работы «Биотехнологий» по соответствующей программе аутсорсинга, заработает на этом, с учетом своих недавних рыночных приобретений, как минимум, несколько десятков миллиардов — даже если законопроект о БАДах и спортивном питании не будет принят конгрессом. А если такой закон все же заработает, то практически весь мировой рынок этих продуктов окажется под контролем одной группы — со всеми вытекающими отсюда финансовыми последствиями.

— Короче, игра стоит свеч, — сделал вывод Капитан.

— Именно поэтому она такая опасная, — развил его мысль генерал. — Как только штурмовая группа прибудет на объект, мы приступим к устранению проявивших себя в этом деле криминальных группировок, а до тех пор это место является зоной повышенной опасности.

— Да уж, этот гадюшник пора почистить, — бросил реплику Стас.

Капитан, хмуро глядя на подступающую к машине стену тумана, спросил:

— Вы считаете, что это вещество, универсальный биохимический транспорт, действительно было создано?

— Аналитический отдел считает это весьма вероятным. Но, поскольку опыты на людях продолжались до самого последнего времени и об их полностью благополучном исходе нам ничего не известно, скорее всего фирма «Биотехнологии» нашла не точную и единственную химическую формулу, а целый типологический ряд, который может быть весьма обширным. Сейчас там, похоже, лихорадочно пытаются сузить этот ряд, хотя бы до группы из нескольких десятков соединений. За счет незаконных опытов на людях это вполне возможно, и это позволит продать результаты разработок за максимальную цену.

Лицо Капитана сложилось в страдальческую маску. В глазах у Стаса появился мрачный, жестокий блеск. От внимания оперативников не ускользнуло, что из голоса генерала к концу разговора вновь исчезли воинственно-скрипучие ноты.

Они вели деловую вроде бы беседу, где не было места эмоциям, но ситуация, которая прорисовалась в итоге беседы, оказалась настолько чудовищной, настолько бесчеловечной, что они уже не могли воспринимать ее отстраненно и холодно, как чужую шахматную партию.

Не в первый раз они сталкивались с тем, что деньги, если их много, с легкостью перевешивают человеческую жизнь, но никогда, пожалуй, за годы их работы это не демонстрировалось так явно, как сейчас.

Сзади что-то щелкнуло. Капитан обернулся.

Стас извлек из хранилища свой автомат и передернул затвор.

— Халявы не будет, — сообщил он куда-то в пространство, в сторону заводских корпусов. — Умирать вам придется без ваших миллионов.

— Связь завершаю, — спокойно сказал Капитан. — Нам пора выходить.

— Удачи! — пронзительно проскрипел на прощание голос генерала.

Ему эхом откликнулся зуммер оперативной связи.

Сигнал от Малыша.

Глава 41. Перед лицом Смерти

1

Гул трамвая, надвигающегося слева, нарастал постепенно, словно скорость его движения была не больше, чем у едва бредущего, сильно подвыпившего пешехода.

Но я знал, что на самом деле это не так. Просто за последнее время, после того, как миновал «час пик», трамваи стали ходить реже. К тому же невнятные многоголосые звуки большого города, доносящиеся в подземелье сквозь толщу стен и слой грунта над головой, к этому моменту не то, чтобы стихли, но значительно поубавились.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Теперь приближение трамвая было слышно издалека.

Город затихал, значит, для нас наступало время активных действий.

Приоткрыв дверь, не ту, в которую мы вошли, а ту, которая выводила в противоположный тоннель со встречным движением, — я вгляделся в полумрак тоннеля.

Лиза стояла рядом.

— Ты уверен, что это нужно делать? — спросила она.

Я осторожно поднес горошину радиомаячка к плохо покрашенной поверхности металлической двери. Со звонким металлическим щелчком горошина притянулась к железу. Я потрогал ее двумя пальцами. Держалась она достаточно крепко: внутри имелся миниатюрный, но довольно сильный магнит. В данной ситуации нам это было на руку.

— Это отвлекающий маневр, — сказал я. — Думаю, он нам может помочь. У них достаточно людей, чтобы поставить по наблюдателю на каждой подземной станции. Надеюсь, их снимут, как только опять запеленгуют сигнал.

Гул нарастал, приближался, но оставался все еще далеким.

Мы вроде бы уже приступили к делу, но еще не к активным действиям, а значит, могли продолжать беседу.

Я хотел услышать ее рассказ до конца.

— Что ты делала потом, когда вырвалась с территории завода?

Мельком посмотрев на нее, я увидел, что ее лицо прорезали болезненные морщины. Нетрудно было понять, что все произошедшее явилось для нее тяжелым потрясением.

— Я пряталась до темноты. Едва не замерзла. Было холодно, шел мокрый снег, а я была почти голой. К тому же умирала от голода. Но я понимала, что у меня только один способ выжить — превратиться в крысу. Ты знаешь, что это такое?

— Думаю, да, — серьезно сказал я. — Быть крысой — это значит жить в параллельном мире. Следовать такими путями, которые обходят стороной образ жизни обычных людей.

Новый быстрый взгляд показал мне, что Лиза не просто удивлена моим ответом, а откровенно озадачена.

— Ты действительно понимаешь, — тихо сказала она и добавила после короткого молчания: — Наверное, твоя жизнь была богаче, чем можно подумать по твоему внешнему виду.

Я повернулся и взглянул на нее в упор.

— Наверное, и ты, и я предпочли бы жить нормальной жизнью. Но за нас решили иначе. Теперь мы оба крысы. А если крысу загнать в угол, она становится очень опасной.

Лиза едва заметно кивнула, соглашаясь.

— В моем случае мне, конечно, сильно помогло то, что я уже не была человеком.

Я улыбнулся.

— Что ты имеешь в виду?

— Я уже чувствовала себя совсем не так, как раньше. Я себя ощущала по-другому. Я даже думала как-то иначе. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять: я переродилась. Стала кем-то другим. У меня даже инстинкты появились какие-то нечеловеческие. То, что в меня кололи несколько дней, держа под наркозом, сделало свое дело. У меня развились повышенные физические способности. Я стала сильней и быстрей, чем раньше, даже по сравнению с моей молодостью, когда я очень активно занималась спортом. Когда я бежала с завода, я получила несколько ранений. Мне они казались очень серьезными, но прошли за несколько часов. Полностью. Тогда-то я и поняла, что я уже не человек.

Только тут я вспомнил, что еще вчера обрабатывал ее раны. Сегодня я видел ее тело. Специально я об этом не думал, но, кажется, на нем и шрамов-то не было.

И при этом, как это часто бывает после перенесенных потрясений, у нее сформировался болезненный комплекс по отношению к себе самой — той, которой она стала.

Самое глупое, что можно сделать с чужим комплексом — воздействовать на него доводами разума. Тут нужен совсем другой подход.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я положил руку ей на плечо, а потом она сама собой сместилась чуть ниже, на грудь.

— Ты самый красивый нечеловек из всех, кого я знаю.

Она неуверенно улыбнулась, но улыбка тут же стерлась новой болезненной гримасой.

— Я думаю, я стала мутантом.

Меня охватила волна нежности. Она была так одинока, и к тому же сама создала и поддерживала барьеры между собой и остальным миром.