Колодец старого волхва - Елизавета Дворецкая

Все ахнули, а Сияна на сей раз промолчала — у нее захватило дыхание.

— Просил меня княжич кланяться тебе и спросить, не отдашь ли ты за него дочь твою. Видел он ее на забороле, и так она ему полюбилась, что он не спит, не ест, на свет не глядит, а об ней одной и мыслит. Вено обещает дать: табун коней в тридцать голов, да седел, да сбрую на всех, да коз и овец, сколько попросишь. Дай ответ, воеводо, он тогда и сватов от своих родичей по обычаю пришлет.

Надежа кончил; гридница загудела, закричала. Сияна закрыла лицо руками и рыдала в объятиях матери, как ни пытались боярыня и няньки успокоить ее.

— Вот это да! Вот так вено! На десять девок хватит! — бурно толковала гридница. — Так ведь девка не простая — воеводская дочь! Красавица такая — да за печенега! Да он ведь веры не нашей! Пусть тогда крестит его епископ! Что же ей, в степи с ним жить? Нет, пусть ему князь село даст или город какой, пусть нашему князю служит! Как Илдея-хан Ярополку служил!

Народ обсуждал сватовство, Сияна рыдала — не от страха, как думали мать и няньки, а от потрясения.

— Да погодите вы! — негромко сказал Обережа. И все услышали его среди общего гомона, в гриднице стало тихо.

— Главное-то уразумели вы? — спросил Обережа. — Просит ихний княжич добром сватать боярышню нашу — стало быть, силой взять уж не надеется. Уйдут они от нас.

Гридница молчала, потрясенная его словами. Это было так просто, но никому не приходило в голову.

— Вот сие верно! — подхватил Надежа и с довольным видом разгладил бороду. — Вот и я сразу так помыслил, как он мне медов наливать стал. Мало им киселя овсяного уделили, а на всю орду, гляди, хватило.

Перед рассветом следующего дня некрепкий сон белгородцев был нарушен шумом, долетавшим из печенежского стана. В тревоге и надежде горожане поднялись и во множестве, целыми дворами побежали на забороло.

Исчезли шатры, один за другим разрушались круги из кибиток, и в каждую из них запрягали пригнанных из степи лошадей и быков. Все пять родов снимались с бывшего стана и пускались в путь прочь от города, на юг, где вдалеке всадники в остроконечных шапках окружали собранные стада. Как месяц назад, над городом висел скрип колес, конский топот, крики чужих голосов, но теперь даже сладкие песни берегинь не могли быть приятнее для белгородцев, чем шум поднимающегося в дорогу печенежского стана. В молчании, не веря избавлению, смотрели горожане, как уходит орда. Черная туча людей, коней и кибиток постепенно отодвигалась прочь, в мире делалось светлее, как светлеет небо после грозы. Вереницы кибиток чередой тянулись все дальше, стихал скрип колес и топот, ветер развеял остатки дыма от печенежских костров. Передние звенья печенежской цепи уже отступили за холмы и скрылись из глаз, только хвост уползающего Черного Змея еще был виден.

На дальнем холме показался всадник — статный и ловкий, с широким серебряным поясом, блестевшим в первых лучах солнца. Обернувшись вместе с конем, он смотрел в сторонуs Белгорода, — то ли ждал отставших, то ли прощался с городом, в который ему так и не удалось войти победителем. Издалека нельзя было разглядеть его лица, но Явор видел в нем того русого болдыря, Ак-Курта. Снова он уходит, побежденный, не получивший ничего, на что рассчитывал, но живой и способный к новым битвам. И они придут, эти битвы «Скачи, скачи! — думал Явор, провожая его глазами. — Не прощаюсь — еще свидимся. Сам тебя искать буду, покой забуду, а найду. И не пошли мне Перун сыновей, если я твою голову на малоновгородской стене на кол не вздену! » Страшнее этого обета и придумать было нельзя, но Явор-Межамир верил, что найдет силы его исполнить. Его обострившееся меж источниками жизни и смерти зрение видело далеко вперед, и он знал: будет так. Им с Белым Волком не разойтись в широкой степи, один из них лишится головы.

— Ишь, смотрит! — говорили белгородцы, заметившие печенега на холме. — Не насмотрелся. Ведь чуть не полный месяц стояли!

— Чего смотришь? Скатертью тебе дорога! — кричали другие с заборола, хотя и понимали, что из такой дали печенег ничего не услышит. — В стороны не оглядывайся, назад не поворачивайся и дорогу к нам забудь навек, чтобы как ушей своих не увидать, так и наших земель вам не видать впредь никогда!

— Вот погодите, воротится князь да вас нагонит — вот тут узнаете, как к нам ходить!

Словно услышав напутствия белгородцев, всадник развернул коня и поскакал прочь, вслед за своими.

— Эх, кабы им и вправду дорогу забыть! — со вздохом сказал один из стариков, провожая печенега глазами. — Да ведь нет… Земля сия — Змеево владенье, когда еще князь ее насовсем отвоюет…

— Да будет тебе, старче! — ответил ему Явор. — Одну беду едва избыли, а ты уж новой ждешь! Князь наш не зря сторожевые города ставит, воев набирает, дружины снаряжает, — придет время, забудет к нам дорогу змей поганый!

— Дали бы боги по твоим словам, да мне не дожить…

— А внуки есть ли у тебя, дедушко? — спросила Медвянка.

— Внуки есть… Один помер, меньшой, трое еще осталось. На сей раз боги уберегли…

— Подрастут — тоже воями будут. Станут и себя, и других от беды беречь. Земля эта не змеева, наша эта земля. Ну, душе моя! — Обняв Медвянку за плечи, Явор заглянул в ее сияющее радостью лицо. — Готовь наряды, в Ярилин день будешь в хороводе плясать!

— Эх вы, неразумные! — раздался возле них насмешливо-укоряющий голос.

Обернувшись, Явор и Медвянка увидели Иоанна.

— День тебе добрый, честной отче! — приветствовал священника Явор. — Снова ты в черном платье! А у нас ныне чем не велик день?

— Уж о великих днях речи завели, слышу, о Яриле! — с мягкой снисходительной усмешкой — и он, конечно, не мог не разделять радости белгородцев, — продолжал Иоанн. — А забыли, неразумные, что без Христа не видать бы вам и Ярилы?

— Вот как? Чем же он Яриле помог? — удивилась Медвянка.

— А тем помог, что дал нам всем дожить до Ярилы вашего. Ведь услышал Господь наши молитвы — без дани и без полона ушла орда.

Явор и его невеста помолчали в недоумении, им не приходило в голову благодарить Христа за спасение города.

— А в чем же его помощь-то была? — спросила Медвянка. — Ведь не он, а Обережа придумал, как печенегов обмануть.

— Да и не один Обережа, — г подхватил Явор. — Велеб на том совете у волхва был, он после в гриднице рассказывал: Обережа сперва придумал колодец устроить, а потом ему и иные головы помогли. Пелагия-старостиха придумала болтушку туда поставить, Вереха надумал второй колодец с медом устроить, Добыча догадался свой двор изукрасить…

— А добрые люди надоумили его позвать к себе Обережу, будто тут его жилье. А тех добрых людей и не счесть, в ту пору весь город мимо похаживал да в их ворота заглядывал, — подхватила Медвянка.