Сталин: арктический щит - Юрий Жуков

Для Советского Союза и его безопасности на Севере имеет также исключительно большое значение тот выход в океан на западе, который идет мимо Шпицбергена и о. Медвежий».

Завершалась же нота серьезным предупреждением: «Советское правительство обращает внимание норвежского правительства на то, что использование в военных целях островов Шпицберген и Медвежий командованием Североатлантического союза являлось бы нарушением статуса этих островов, согласно которому указанные острова никогда не должны быть использованы в военных целях, и нанесло бы ущерб особым интересам Советского Союза и его безопасности, к чему советское правительство не может относиться безразлично»39.

Советские дипломаты сумели переиграть своих норвежских коллег. Ведь сразу после войны, предполагая договориться о совместной обороне полярного архипелага, Москва обуславливала столь необходимое для нее соглашение непременным отказом или хотя бы пересмотром Парижского договора. Тогда именно последний послужил для Осло поводом прервать переговоры. Теперь же МИД СССР поступил аналогичным образом. И если в вопросе о военных базах США на Гренландии он не имел никаких оснований хоть как-либо попытаться воспрепятствовать, то теперь сумел добиться своего.

В норвежском МИДе советскую ноту расценили как угрозу. Сочли, что она «является подготовительным мероприятием для дальнейшего нажима в вопросе о Шпицбергене». Обеспокоились: «При любых условиях ее можно понимать так, что Советский Союз оставляет за собой на будущее свободу действий в вопросе о Шпицбергене. Никто не может определенно сказать, есть ли у Советского Союза конкретные планы действий на Шпицбергене, но исключить то, что они возможны, нельзя ни в коем случае. Односторонняя военная акция — нанесение удара — со стороны Советского Союза, очевидно, будет предпринята без предварительного уведомления, и, даже если за ссылками русских относительно Шпицбергена в ноте от 15 октября не последуют новые представления со стороны Советского Союза, следует в любое время быть готовым к тому, что может быть предпринято изолированное нападение на Шпицберген»40.

Но как ни были сильны опасения военной акции со стороны СССР, в Осло все же вынуждены были принять правоту Москвы. В ответной ноте от 30 октября норвежский МИД заверил: «В соответствии с обязательствами, взятыми на себя Норвегией по этому договору (о Шпицбергене, от 9 февраля 1920 года. — Прим. авт.), норвежское правительство не создало и не будет создавать каких-либо военных укреплений или баз на Шпицбергенском архипелаге или острове Медвежий. Оно также не разрешит это сделать какому-либо другому государству»41.

Все же советское руководство не удовлетворилось столь желанными заверениями. Поспешило «дожать» норвежское правительство. В еще одной ноте от 12 ноября отмечалось, что СССР «принимает к сведению заявление норвежского правительства». Но правительство не преминуло повторить свои претензии, напомнить о серьезном беспокойстве, вызванном передачей Шпицбергена и о. Медвежьего в ведение главнокомандующего Североатлантическим морским районом НАТО, что уже сам такой факт является нарушением Парижского договора. И предупредило, что тем самым «норвежское правительство берет на себя всю ответственность за последствия такой политики»42.

Так удалось достичь поставленной минимальной цели. На ближайшее время Шпицберген и Медвежий оставались демилитаризованными. О том красноречиво свидетельствовало крайне резкое по тону опровержение министра иностранных дел Норвегии X. Ланге, последовавшее за появлением в американской печати двух откровенно провокационных материалов. Это было сообщение «Нью-Йорк генерал трибьюн» за 18 мая 1952 года об особых имевших место переговорах Вашингтона с Копенгагеном и Осло о расширении на территории этих стран сети авиабаз США и статья в журнале «Ньюсуик» в номере от 20 мая того же года, излагавшая военную программу сенатора антисоветского толка Р. Тафта, потребовавшего того же расширения, но не только в странах — членах НАТО, но и в иных. А заодно — непременно и на Шпицбергене.

Несколько ранее, в самом конце 1951 года, советское руководство решило удовлетворить претензии еще одной приполярной страны, Канады. 5 декабря Политбюро обязало Министерство финансов завершить выплату Оттаве долга за национализированные, после того как они оказались на территории СССР, никелевые рудники Петсамо в размере более чем миллиарда долларов43.

Только после того настало время заняться другой, боле сложной и потому отложенной задачей. Модернизацией советских Вооруженных сил и Военно-морского флота.

4

Как и в предвоенное десятилетие, даже после победы промышленность Советского Союза вынуждена была догонять. Догонять уровень развития ведущих стран Запада. Но не в мирных, к сожалению, областях, а в военной. Ей пришлось включиться в гонку вооружений. Именно там она и начала делать несомненные успехи, год за годом сокращая имевшийся поначалу гигантский разрыв. Прежде всего в ядерной области.

Соединенные Штаты впервые испытали свою ядерную бомбу летом 1945 года, Советский Союз — только осенью 1949-го. Затем настала очередь водородной. США ее взорвали на атолле Эниветок, в Тихом океане, в ноябре 1952 года, а СССР — уже летом следующего 1953-го.

Паритет в этом достичь удалось довольно быстро. Однако долгое время для советского руководства нерешенной оставалась столь же важная задача — доставка ядерного оружия, способность в случае необходимости ответить ударом на удар. В Соединенных Штатах стратегические, иными словами, межконтинентальные бомбардировщики начали производить с 1948 года. Тогда же и размещать их по всему миру, в том числе и на базе в Туле. Но Советскому Союзу вплоть до 1952 года приходилось довольствоваться самолетами со значительно меньшим радиусом действия, всего лишь до 2–2,5 тысячи километров. Им обладали Ту-4, Ил-28, Ту-16, по сути остававшиеся фронтовыми бомбардировщиками. Только в 1951 году в конструкторских бюро А.Н. Туполева и В.М. Мясищева началось проектирование машин, способных преодолеть расстояние свыше 7 тысяч километров — Ту-95, М-4.

Успешные испытания первых советских стратегических бомбардировщиков заставили отказаться от дальнейшего использования ледовых аэродромов в Арктике. И потому в январе 1953 года военное министерство подготовило план дислокации шести аэродромов, способных обслужить сверхтяжелые машины, более совершенные, нежели те, что уже были построены в 1948–1950 годах. И тогда же к строительству одного из них приступили под Мурманском, в бухте Оленьей43. Избрали эту точку потому, что от нее через Северный полюс расстояние до Чикаго составляло 6870 километров, до Вашингтона — 6830, до Нью-Йорка — 6540, а до Оттавы — 6130 километров.

Одновременно благодаря успехам, достигнутым в радиоэлектронике, и с началом серийного производства оборудования для радиолокационных станций (РЛС) стало возможным и принципиальное переоснащение всей системы противовоздушной обороны (ПВО). Осенью 1951 года по представлению военного министра А.М. Василевского Политбюро утвердило, а Совет министров оформил своими постановлениями от 10 сентября, 3 октября и 15 декабря образование округов ПВО. Одним из них стал Северный, охвативший своим постоянным наблюдением почти все побережье Ледовитого океана.

Задачей Северного округа ПВО, как, впрочем, и всех остальных, стала такая организация службы, при которой «ни один вражеский самолет не мог бы незаметно и безнаказанно проникнуть через Государственную границу СССР, а в случае такого проникновения было бы обеспечено постоянное наблюдение за вражескими самолетами и наведение на них своих самолетов в любом месте, где бы они ни находились»45. Во исполнение данного приказа, к декабрю 1952 года в округах ПВО уже установили 778 РЛС.

Но все такого рода достижения составляли хотя и большую, но все же только часть необходимого. Не менее важной задачей оставалась не просто модернизация военно-морских сил, а создание качественно новых — как по численности, так и по способности выполнять новые боевые задачи — флотов. В первую очередь Северного. Единственного из четырех, призванного решать оперативные задания в океане.

Только освободившись от тяжкого бремени атомного проекта, Политбюро санкционировало разработку очередной, как надеялись, более реалистичной, более выполнимой программы военно-морского судостроения. Его постановление от 27 сентября 1951 года гласило:

«1. Поручить Бюро по военно-промышленным и военным вопросам (Совета министров СССР, председатель — Л.П. Берия. — Прим. авт.) подготовить и внести по мере готовности, но не позднее 1 ноября 1951 года, на рассмотрение Бюро президиума Совета министров следующие проекты постановлений: