Колдун - Ольга Григорьева

Пока девка перевязывала его, перемежая перевязку нежными, но весьма настойчивыми ласками, Варяжко думал. В его жизни что-то менялось, рушилось… Казалось, весь его мир, весь привычный образ жизни безжалостно смят чьей-то могучей рукой. Когда это случилось? Не нынче… Может, в тот день, когда он впервые увидел Настену?

Воспоминание о девушке опалило его душу. Где-то нынче болотница, жива ли? Если Владимир осмелился хоть волос с ее головы!..

– Не надо! – испуганно взвизгнула Дола. Не понимая ее испуга, нарочитый удивленно взглянул на рабыню. Сжавшись в комок, она указала тонким пальчиком на его руки. Варяжко опустил взгляд и только теперь заметил в своих пальцах узкий и длинный кинжал. Когда взял его, как? – он не помнил. Отбросив оружие, нарочитый через силу улыбнулся напуганной девке:

– Не трясись… Это я так…

Она сторожко приблизилась и, по-прежнему пугливо косясь на его руки, вновь принялась за дело.

К вечеру боль в раненом плече улеглась, и, устав от тягостных, бесполезных раздумий, нарочитый вышел на крыльцо. Ноги сами понесли его прочь от городища, туда, где под побуревшим скатом берега в туманной дымке стыдливо прятала свою волнующую красоту великая Непра. Стражи у ворот проводили нарочитого сочувственными взглядами – слухи о случившемся в княжьей горнице уже успели облететь городище, и поэтому все знали, как Варяжко уговаривал Ярополка остаться в Киеве. Как знали и то, что у него ничего не вышло…

Присев на берегу, Варяжко коснулся рукой воды. Прохладные пальчики реки дружески обхватили его запястье, не в силах удержаться, с прощальным всплеском соскользнули и побежали дальше – искать новых встреч.

– Передай ему: Ярополк уйдет в Родню, – раздался позади Варяжко чей-то знакомый голос. – И побыстрее беги – мы скоро уходим!

Большой куст ольхи за Варяжкиной спиной мешал нарочитому увидеть говорящего. Затаив дыхание, нарочитый замер.

– Это хорошие вести. Владимир будет рад, – ответил мужчине женский голосок. Мягкий, бархатистый, незнакомый. Силясь разглядеть хоть что-нибудь, Варяжко вытянул шею, но еще удерживающий на своих ветвях достаточно листьев ольховник скрывал собеседников, да и темнота надежно защищала их от случайных видоков.

– Я постараюсь заслужить оказанную мне честь. – Теперь Варяжко узнал говорящего. Блуд! Замышляет что-то… Неужели все-таки Горыня прав и воевода предал своего князя? Крадучись, нарочитый попробовал обойти куст.

– В Родне узнаешь, как еще помочь нам, – успокоила воеводу незнакомка и, немного помолчав, добавила: – К тебе придет гонец.

Варяжко оставалось лишь отогнуть большую разлапистую ветку да подлезть под нее, но, как назло, начался дождь. Слабый, едва приметный, тот, что, смачивая моросью лицо, не поит землю щедрой влагой. Однако жухлая трава вмиг стала скользкой. Ноги нарочитого поехали в сторону, и, не удержавшись, он упал.

Блуд был хорошим воем. Звук падающего тела признал сразу.

– Беги!!! – завопил он незнакомке. Мимо поднимающегося с земли Варяжко мелькнул темный охабень. Вытянув руку, нарочитый вцепился в край одеяния, но баба оказалась проворней белки. Изловчившись, она выскользнула из Варяжкиных рук и, нырнув в прибрежные кусты, растворилась в темноте. Она передвигалась столь стремительно и бесшумно, что любая погоня была бы бессмысленна. Видать, незнакомка долго жила в лесу, потому и ушла в его глубины словно рыба в омут, – попробуй теперь сыщи ее! Зато Блуд бежал так, что слышно было за версту. С треском взламывая кусты, он прыжками мчался к городищу. Когда Варяжко поднялся на ноги, плащ воеводы уже скрылся за воротами. Задыхаясь от гнева, нарочитый кинулся следом. Теперь он не сомневался: Блуд – предатель, но как открыть глаза Ярополку? Хотя, может, князь и поверит – ведь Варяжко сам был видоком, да и вой у ворот подтвердят, что воевода уходил из городища.

Ворвавшись в ворота, нарочитый рявкнул на опешивших от его исполошного вида стражей:

– Здесь кто проходил?!

Те недоуменно переглянулись:

– Никого…

– Никого?! – Варяжко подлетел к одному из сторожевых, вцепился в его срачицу, затряс: – А не воевода ли?!

Голова парня беспомощно замоталась на тонкой шее, но он все же прохрипел:

– Ни-и-ико-о-ого!

Может, не заметили? Или боялись признаться, что против его собственного указа впустили кого-то в городище с наступлением темноты? Коли так, то теперь хоть пытай их – не сознаются…

Варяжко отбросил парня, рванулся к Блудовой избе. Предателя нельзя отпускать безнаказанно!

На дворе воеводы стояла тишина. Не задерживаясь у дверей, нарочитый проскочил сени, клети и влетел в горницу. Улыбающийся Блуд сидел за столом, а молодая девка растирала его обнаженную спину каким-то ароматно пахнущим маслом, из тех, какими часто торговали греки. Заметив запыхавшегося нарочитого, воевода вскочил, вытаращил глаза: – Что?! Откуда?!

– Ты! – задыхаясь от быстрого бега и гнева, крикнул Варяжко. – Ты был за городищем! Предатель!

– Ты что, ополоумел? – попятился Блуд. Врал он здорово, но врал же! Варяжко сам слышал его голос! Своими ушами!

На ходу вытягивая меч, он двинулся к воеводе. Тот отпихнул рабыню, оскалился:

– Ты, нарочитый, видать, забыл, что Ярополк сказал?

– Я ничего не забыл. И твоего предательства не забуду, – продолжая надвигаться на него, прохрипел Варяжко. – Все князю поведаю!

– Что поведаешь? Что влетел ко мне в избу и, озлясь, принялся меня предателем обзывать да мечом махать?

Варяжко приостановился. Для лжи слова Блуда звучали слишком уверенно. Может, он и впрямь обознался, поспешил винить воеводу? Ярополк не простит навета. Но как узнать правду? Кто скажет?

В смятении нарочитый огляделся. Жалобные, доносящиеся откуда-то снизу всхлипы заставили его опустить взор. Возле Рыжего, почти лежа на полу и вжимаясь лицом в его босые ноги, притулилась рабыня. Тонкие пальцы девки еще блестели маслом, а баночка со снадобьем дрожала в ее руках, время от времени стукаясь об пол и издавая глухой, отрывистый звук, чем-то напоминающий дальний лай старой собаки.

. Нарочитый подошел к рабе и, приподняв ее подбородок, вгляделся в залитое слезами лицо. Наивные полудетские глаза девки устремились на, его губы. «Девка из новых, по-нашему не понимает», – догадался Варяжко. Однако ему это было на руку – уж с рабой-то Блуд вряд ли успел бы сговориться. Да и не станет воевода унижаться до столь позорного сговора.

– Твой хозяин сейчас уходил куда-нибудь? – отчетливо выговаривая каждое слово, спросил нарочитый. Глаза девки округлились. Она не понимала. Блуд лениво хмыкнул и, предоставив Варяжко возможность делать все, что угодно, отправился в дальний угол горницы, к разложенной на сундуке чистой рубахе. Натягивая ее на блестящее от растирания тело, он заинтересованно следил за попытками нарочитого разговорить девку.