Муос: Чистилище - Захар Петров

— Ты говоришь о Якубовиче, которого чистильщики назвали Валаамом?

— Ты и это знаешь! Ну так вот, надо было завладеть бомбой во что бы то ни стало. Можно было, конечно, попробовать самому, но это было опасно. Причём опасно не в плане моей гибели и неудачи операции, а именно из-за возможности разоблачения. Думая о захвате бомбы, я всё время вспоминал тебя. Казалось: была бы со мной Стрелка — взяли бы лабораторию вдвоём. Но тогда это было несбыточной мечтой, и поэтому, думая дальше о тебе, вспомнил о так обидевших тебя в детстве чистильщиках. Ну а дальше — импровизация. Пошёл к ним, обратился в чистильщика (Зозон раздвинул волосы со своего лба, показав выжженный крест), убедил их в своей богоизбранности и настроил взять лабораторию. Всё было сделано руками этих бедолаг. А когда бомба и Якубович перекочевали в главный стан чистильщиков, они мне уже были не нужны. Да и для хозяев тела их были никудышными.

— Ну а головы зачем ты им отрезал?

— Так надо было — больше похожести на религиозный фанатизм. И всё было бы хорошо: Республика тряслась бы от страха, ожидая взрыва с секунды на секунду, и мучилась бы в выборе: либо начать войну с чистильщиками и спровоцировать в любой момент уничтожение Муоса, либо ждать чуда, надеясь, что всё обойдётся само собой. В любом случае это был отличный отвлекающий и ослабляющий противника манёвр — пока бы Республика принимала контрмеры против мнимой опасности, мы за несколько лет тихо и бескровно завоевали бы Муос. Но тут появилась ты и сломала все наши планы. Вместо медленного бескровного переворота ты сама обрекла Муос на войну — войну долгую и кровавую.

— Войну ленточников с людьми? Если не ошибаюсь, такая война уже была, и победили в ней не ленточники!

— Ты путаешь ленточников с цестодами — это совсем другое! Хозяева сделали огромный эволюционный скачок. Теперь они влияют на интеллект своих носителей. Более того, цестод намного более сосредоточеннее дикого, у которого нужная мысль всегда теряется в роящемся мушатнике бестолковых мыслей. Мы не только умнее ленточников, мы умнее диких. Да, нас пока что немного, но мы едины! А твоя Республика — это трухлявое полено, разваливающееся на куски отдельных поселений, каждое из которых в свою очередь рассыпается на отдельные гнилые опилки до предела эгоистичных личностей. Ты сравниваешь тех, кто живёт в Муосе сейчас, с теми, кто едва победил ленточников в Большом Гараже? Это разные породы людей. Великий Бой, в котором погиб и мой отец, случился в тот момент, когда дикие на короткий миг объединились. Случись он немного позже или раньше — Муос бы сейчас принадлежал ленточникам или цестодам — их приемникам. А случись Великий Бой сейчас, кто бы пришёл в Большой Гараж? Спецназ, сотня армейцев и ополчение, которое побежало бы ещё до начала боя. Поселения ненавидят Республику, и есть за что: вспомни, как мы с тобой покоряли новые поселения и наводили порядок в уже завоёванных! Единственным клейстером, пока что удерживающим Республику от краха, является спецназ, армия и вы, следователи. При этом ты не могла не заметить, как надрываются Силы Безопасности в войне с диггерами, конца которой даже не видно. И как ты думаешь, долго они смогут вести войну на два фронта, когда вторым фронтом станем мы? А как только Республика начнёт слабеть, сразу появится и третий фронт, вернее, много новых фронтов — восстанут поселения, ещё недавно раболепно присягавшие на верность Республике. Несмотря на то, что ты так ловко раскрыла нас, мы уже многое успели — цестоды сейчас есть в Инспекторате, Штабе, Университете, лабораториях, на геотермальной станции, среди администраторов поселений и во многих других ключевых местах. Они ждут команды, чтобы начать действовать по плану, который сделает управление Республикой невозможным. И тогда начнётся большой хаос, война всех со всеми, победителем в которой окажется тот клан, члены которого будут отличаться единством цели и воли — и это именно мы. Если я в чём-то не прав, поправь…

Вере нечего было ответить Зозону. Насчёт состояния дел в Республике он выразил своими словами те мысли, которые были в Вериной голове. Вместо ответа Вера задала вопрос:

— А зачем ты ведёшь со мной этот разговор, Зозон? Зачем тебе меня в чём-то убеждать?

Но Соломон-Зозон предпочёл уйти от ответа:

— А ты пока что отдыхай, отсыпайся.

Не успел Зозон договорить, как за дверью завозились. Вера уже догадывалась, что это строитель убирает слой клейстера с двери, чтобы выпустить Зозона. Непонятным было, как они, Зозон и строитель, сообщались, откуда тот знал, когда надо действовать и что именно делать. Зозон приостановился у выхода, пропуская Дашу. Медсестра зло сверкнула глазами на Веру, после чего швырнула на стол корзину с едой, а в угол — ведро для туалета, после чего, не скрывая своей брезгливости к обитательнице сей камеры, быстро вышла на коридор. Зозон, наблюдая эту сцену, поддельно улыбнулся и пожал плечами, после чего тоже вышел. Строитель снова зашуршал, замуровывая Веру в камере.

6

После серии проигнорированных Верой формальных вопросов Зозона о том, как ей отдыхалось и нет ли у неё каких-то желаний, Зозон вывел Веру из камеры. Пока они шли по коридору, стены, пол и потолок которого были покрыты всё той же стеклянистой массой, она, не вращая головой, осматривала всё, что находится вокруг, и заносила новую информацию в свою безразмерную память. Впрочем, исходных данных было не так уж много, и каким образом эта информация могла ей помочь выполнить задание и, тем более, выбраться отсюда — пока было совсем не понятно. Единственное обстоятельство, дававшее хоть какую-то надежду, — это поведение Зозона, очевидно, олицетворявшего планы Высших Цестодов по отношению к ней. И эти планы не были связаны с её умерщвлением или немедленной пересадкой хозяина, так как они уже давно могли это сделать. Почему вместо этого Зозон ходит к ней философствовать о скором крахе Республики и процветании Цестодиума, было неясно.

Они вошли в большой зал, освещаемый факелами. Здесь также поработали строители, потому что на полу, стенах и потолке не было видно ни одного фрагмента бетонной стяжки или кирпичной кладки — только полупрозрачная стеклянистая масса, придающая помещению почти сферическую форму и делающая его визуально намного более просторным. Свет от пламени факелов отсвечивал неоном на неровностях стеклянного покрытия, придавая всему интерьеру зловещий шарм потустороннего мира. Девять гигантских стеклянных кресел установлены полукругом вокруг большого стола. Вера невольно содрогнулась, увидев тех, кто восседал в этих креслах. Каждый более двух метров роста, с запредельно развитой мускулатурой: вздувшиеся горы мышц на телах, прикрытых только набедренными повязками, казалось, вот-вот разорвут серую кожу, блестящую в отсветах факелов. Широкие плечи, массивные шеи и крупные безволосые головы, наделённые всеми человеческими чертами: уши, рты, носы. Но вот глаза, если их можно было так назвать, были просто огромны и ничем не походили на человеческие: в них не было ни белка, ни роговиц, только одна чернота; как будто, глаз состоял из одного зрачка, настолько чёрного, что могло показаться, будто у них нет глаз вообще — лишь чёрные пустые бездонные глазницы. Только слабые отблески факелов в глазах тех монстров, что сидели лицом к свету, рассеивали эту иллюзию. Они не моргали, не шевелились, и было совершенно не понятно, куда они смотрят, и вообще, живые ли это существа или кошмарные скульптуры, порождённые строителями, творчеством которых был заполнен весь этот зал.

Монстров было семеро, два кресла свободны, но внимательный Верин взгляд различил едва заметные потёртости на седалищах. Значит, двоих где-то нет — погибли или же отсутствуют по другим причинам.

— О, Великие, я привёл к вам её!

Вера даже вздрогнула, не от испуга, а от того раболепно-восторженного тона, которым Зозон прокричал эту фразу Великим Цестодам. Посмотрев на него, Вера увидела в глазах слёзы, а на лице приторное умиление. «Нет, это уже не Зозон!» — с отвращением подумала Вера о том, в кого превратился её бывший командир. Великие Цестоды не прореагировали и, пользуясь паузой, Вера внимательно их рассматривала. На теле одного она заметила глубокие рубцы, покрытые недавно запёкшейся кровью. Рассечения мышц на груди и плече были стянуты проволочными швами или металлическими скобами. Но Вера без труда различила в них следы от своих секачей. «Всё-таки я тебя достала!» — подумала она и издевательски улыбнулась этому, на вид самому молодому цестоду. Никакой реакции не вызвала её усмешка, ни малейшего движения ни в теле, ни на лице, ничего не поменялось в чёрных глазницах, уставившихся не то на Веру, не то в никуда. Не вязалась такая заторможенная неподвижность с той скоростью, с какой этот же цестод пронёсся мимо их наблюдательного пункта сутки назад, и с той ловкостью, с которой он взобрался на третий этаж, после чего моментально уничтожил весь отряд профессиональных вояк.