Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв. - Борис Рыбаков

Необходимо проверить историческую оправданность вычленения этого «острова» из общерусских земель, известных нам по летописи. Следует сделать две предварительные оговорки: во-первых, «остров» лежал на пути движения многих народов; это был как бы проходной двор, соединявший южнорусские степи с богатыми балкано-дунайскими землями. Еще Страбон писал, что «вследствие множества переселенцев, переправляющихся отсюда [из Крыма] за Тиру и Истр [Днестр и Дунай] и заселявших ту страну, значительная часть ее также получила название Малой Скифии».

После Страбона десятки народов прошли широким проемом между Карпатами и Черным морем с востока на запад: сарматы, готы, гунны, авары, славяне, болгары, венгры. Прокопий в VI в. писал, что в старинном укреплении Ульмитоне (внутри нашего «острова») «славяне долгое время устраивали свои засады и очень долго жили в этих местах»[486].

Вторая оговорка состоит в том, что во время притока новых пришельцев старые поселенцы могли известное время отсиживаться на просторном «острове», являвшемся «крепостью против тех, кто посягает на них». Достаточно одного взгляда на карту, чтобы убедиться в исключительном стратегическом оборонительном преимуществе «острова»: с востока его защищало море, плохо используемое кочевыми народами; с запада и севера — непроходимые болотистые протоки Дуная. Кочевники могли двигаться только между левым берегом Дуная и горами, обходя «остров» с севера. Единственной уязвимой стороной была южная, открытая степям. Но там в дополнение к цепи Чернаводских озер были созданы в разное время три цепи укреплений. Одна из них — могучий вал шириною в 12–15 м, увенчанный каменной стеной. Укрепления отсекают «остров» от равнины на протяжении 60 км от моря (у Констанцы) — древних Том, до самого Дуная, превращая его действительно в гигантскую крепость. Внутри этого превосходно укрепленного района было около 6000 кв. км плодородного пространства, пригодного и для земледелия и для выпаса скота. Кроме того, рыбные богатства низовьев Дуная были одними из лучших в Европе. Мы не можем проверить достоверность цифры в 100 000 русов, сообщаемой Ибн-Русте, но следует определенно сказать, что для Таманского полуострова (Тмутаракани) она была бы непомерно велика и не соответствовала бы его ресурсам, а применительно к дунайскому «острову», который в 12 раз превосходит по площади Таманский, она не вызовет никакого удивления.

Решая вопрос об «острове русов», нам нужно в том калейдоскопе народов, которые мелькали в низовьях Дуная, выяснить место и роль славянских племен в заселении этого «острова». Славяне существенно отличались от кочевников (как иранцев, так и тюрок) своими колонизационными возможностями и устремлениями. Для всех кочевников карпато-черноморский проход являлся только воротами в Западную Европу, путем на Средний Дунай в Карпатскую котловину, представлявшую собой громадное, огражденное горами и орошенное реками пастбище в сотни километров в поперечнике. Здесь обосновалось ядро гуннской державы Атиллы, здесь был центр Аварского каганата, здесь кожевники венгры обрели свою новую родину, оставшись навсегда в этом благодатном краю. Низовья же Дуная были всегда окраиной как для кочевых племен причерноморских степей, так и для кочевников, уже проникших на Средний Дунай. Продвижение славян к этой промежуточной территории облегчалось тем, что лесостепной клин опускался далеко на юг именно в этом северо-западном углу Черноморского побережья. Небольшие лесные массивы между Днестром и Прутом облегчали славянам-земледельцам подход и к морю и к Дунаю.

Уже в конце I в. п. э. славяне-венеды начали подбираться к дунайским гирлам. Тацит сообщает о том, что венеды в своих походах доходили до народа певкинов, живших на Дунае. Именем певкинов был назван остров Певка, образуемый двумя гирлами Дуная (позднейший остров св. Георгия). Походы, очевидно, закреплялись колонизацией, так как на Певтингеровой римской дорожной карте III–IV вв. н. э. венеды и венедо-сарматы показаны близ Нижнего Дуная. В это же время вестготы, теснимые гуннами с востока, продвинулись за Дунай в интересующую нас область близ «дунайского острова русов», в Мезию, а в 378 г., разбив римлян, готы овладели временно Балканским полуостровом, но вскоре, в начале V в. н. э., ушли далеко в Северную Италию. Император Феодосий Великий (379–395) был в союзе с готами, и его называли «другом готов». Интереснейшее сведение о взаимоотношении Феодосия с русами содержит «Степенная книга»; московские историки XVI в. нашли какой-то важный источник, не сохранившийся до нас.

«Еще же древле и царь Феодосий Великий имеяше брань с ръусскими вой; его же укрепи молитвою великий старец египтянин именем Иван Пустынник»[487].

За несколько лет до этого готский князь Германарих враждовал с «вероломными росомонами»; теперь византийский император, союзник готов, воюет с «русскими вой». Убийство Германариха росомонами произошло до ухода готов из Северного Причерноморья; война Византии с русами — после ухода готов на Балканы. В условиях гуннского нашествия, заполонившего весь северный берег Дуная, война греков с русами могла происходить только южнее этой реки, и одним из наиболее вероятных районов является Добруджа с ее позднейшим «островом русов».

Возможно, что русы, воевавшие при Феодосии с византийцами, обозначены на Певтингеровой карте как «венедо-сарматы». Ведь еще Тацит писал о смешении венедов с сарматами, а русы — одно из самых южных восточнославянских племен, наиболее близкое к сарматам. Тогда свидетельство «Степенной книги» приобретает географическую конкретность: столкновение произошло где-то в северо-восточном углу империи, близ низовий Дуная, где были и византийцы, и готы, и русы (враждовавшие с теми и с другими). Иное место для военного соприкосновения империи с русами предположить трудно, так как, во-первых, из-за гуннов, приведших в движение целый ряд племен Восточной Европы, империя утратила связь с римскими опорными пунктами в Северном Причерноморье, а во-вторых, и внутри самой империи хозяйничали готы — война «друга готов» с русами могла быть только пограничной, а на границе русы (венедо-сарматы) жили в низовьях Дуная.

Значительно уверенней можно говорить о заселении низовий Дуная славянами (а в их числе и русами), начиная с VI в. н. э. Огромный военноколонизационный поток шел с севера через Дунай. Одним из географических ориентиров, определяющим положение славян, был для современников город Новиодунум, находившийся на севере нашего «острова». Римская дорога от Новиодунума шла через весь «дунайский остров» на юг, через город Ульметум в центре «острова» и, пересекая Траянов вал на юге, выходила уже за его пределы к городу Тропеум Траяни с его знаменитым монументом императора Траяна, поставленным в 106–109 гг. в ознаменование победы над Дакией. Гигантский сорокаметровый памятник (по имени которого назван город) был своего рода маяком для славянских отрядов, перешедших Дунай, и направлявшихся в глубины империи. Спустя шесть столетий после славянских походов по римской дороге от Новиодунума до Тропеума Трояни, киевский поэт вспоминал былины, сложенные Бояном о далеких временах балканских походов, былины, в которых Боян сам сопоставлял новое со старым.

«Свивая славы обаполы сего времени рища в тропу Трояню чрес поля на горы…»

Здесь автор «Слова о полку Игореве» в прекрасной лаконичной форме упомянул давние походы своих предков, воспетые его предшественником Бояном: славяне тогда действительно шли сначала степями («чрес поля…»), а потом преодолевали хребты Балканского полуострова («на горы…»), и ориентиром для них был знаменитый Tropheum Traiani — «Тропа Трояна», видимый тогда, вероятно, уже с середины «острова». Когда славяне расселились на Балканском полуострове, то вокруг Тропы Трояней оказались хорошо знакомые нам северяне, участники русского племенного союза (см. выше) в Среднем Поднепровье. Наиболее вероятно, что сюда, по соседству с «островом русов», переселилась лишь какая-то часть приднепровских северян, а остальные остались «на Десне, на Суде и на Сейме», где их знает летопись[488].

Не удивительно, что поэт, воспевавший князя Северской земли, знал о древних северянах, рыскавших некогда к Тропе Трояней за Дунаем. Дунайские походы VI в. были темой былин, певшихся еще в середине XI в. (Боян), но, к сожалению, до нас не дошли эти древние эпические песни. Только может быть, имя Дуная, ставшего эпической обобщенной рекой русских былин X–XII вв., явилось отголоском сказаний о событиях VI в. Сказания об эпохе балканских походов были известны и Нестору. Он обратился к ним ради того, чтобы опровергнуть сплетни о Кие-перевозчике, и показал, что Кий — князь, не только построивший столицу Полян — Руси, но и принявший великую честь от императора в Константинополе.