Жизнь Клима Самгина (Часть 4) - Максим Горький

Проехал воз, огромный, хитро нагруженный венскими стульями, связанные соломой, они возвышались почти до вторых этажей, толстая рыжая лошадь и краснорожий ломовой извозчик, в сравнении с величиной воза, были смешно маленькими, рядом с извозчиком шагал студент в расстегнутом пальто, в фуражке на затылке, размахивая руками, он кричит:

- Ты - подумай: народ...

- Мы на свой пай думаем, - басом, как дьякон, гудит извозчик. - Ты с хозяином моим потолкуй, он тебе все загадки разгадает. Он те и про народ наврет.

Ломовой счастливо захохотал, Клим Иванович пошел тише, желая послушать, что еще скажет извозчик. Но на панели пред витриной оружия стояло человек десять, из магазина вышел коренастый человек, с бритым лицом под бобровой шапкой, в пальто с обшлагами из меха, взмахнул рукой и, громко сказав: "В дантиста!"-выстрелил. В проходе во двор на белой эмалированной вывески исчезла буква а, стрелок, самодовольно улыбаясь, взглянул на публику, кто-то одобрил его:

- Метко!

А усатый человек в толстой замасленной куртке, протянув руку, попросил:

- Позвольте взглянуть!

Взглянул, определил: "Кольт!" - и, сунув оружие в карман куртки, пошел прочь.

- К-куда? - взревел стрелок, собираясь бежать за похитителем, но пред ним встали двое, один - лицом, другой спиною к нему.

- Вы - видели? - сердито спросил он.

- Зачем вам игрушка эта? - миролюбиво ответил ему молодой парень, а тот, который стоял спиной, крикнул:

- Гордеев, вернись! И обратился к стрелку:

- Вы, барин, идите-ка своей дорогой, вам тут делать нечего. А вы что? - спросил он Самгина, измеряя его взглядом голубоватых глаз. - Магазин не торгует, уходите.

Самгин покорно и охотно пошел прочь, его тотчас же догнал стрелок, говоря:

- Ничего не понимаю! Кто такие? Чорт их знает! Переходя на другую сторону улицы, он оглянулся, к магазину подъехал грузовик, люди, стоявшие у витрины, выносили из магазина ящики.

- Грабеж среди белого дня, - бормотал стрелок, Самгин промолчал, он не нуждался в собеседнике. Собеседник понял это и, дойдя до поворота в другую улицу, насмешливо выговорил:

- Вы, кажется, тоже... что-то такое...

После чего скрылся за углом.

Ближе к Таврическому саду люди шли негустой, но почти сплошной толпою, на Литейном, где-то около моста, а может быть, за мостом, на Выборгской, немножко похлопали выстрелы из ружей, догорал окружный суд, от него остались только стены, но в их огромной коробке все еще жадно хрустел огонь, догрызая дерево, изредка в огне что-то тяжело вздыхало, и тогда от него отрывались стайки мелких огоньков, они трепетно вылетали на воздух, точно бабочки или цветы, и быстро превращались в темносерый бумажный пепел. Против пожарища на панели собралось человек полсотни, почти все пожилые, много стариков, любуясь игрой огня, они беседовали равнодушно, как привычные зрители, которых уж ничем не удивишь.

- Воры подожгли.

- Ну конечно.

- И Литовский замок - они.

- А - кто же! И полицейские участки - их дело!

- Политические тоже, наверно, руку приложили...

- У тех заноза - жандармы.

- Департамент полиции...

- Не подожгли его.

- Подожгут.

Самгин свернул на Сергиевскую, пошел тише. Здесь, на этой улице, еще недавно, контуженые, раненые солдаты учили новобранцев, кричали:

"Смирно!"

Вдоль решетки Таврического сада шла группа людей, десятка два, в центре, под конвоем трех солдат, шагали двое: один без шапки, высокий, высоколобый, лысый, с широкой бородой медного блеска, борода встрепана, широкое лицо измазано кровью, глаза полуприкрыты, шел он, согнув шею, а рядом с ним прихрамывал, качался тоже очень рослый, в шапке, надвинутой на брови, в черном полушубке и валенках. Люди шли молча, серьезные, точно как на похоронах, а сзади, как бы конвоируя всех, подпрыгивая, мелко шагал человечек с двустволкой на плече, в потертом драповом пальто, туго подпоясанный красным кушаком, под финской шапкой пряталось маленькое глазастое личико, стиснутое темной рамкой бородки, негустой, но аккуратной. Самгин спросил: кого арестовали и за что?

- Который повыше - жандарм, второй - неизвестный. А забрали их - за стрельбу в народ, - громко, приятным голосом сказал человечек и, примеряя свой шаг к шагу Самгина, добавил вразумительно: - Манера эта - в своих людей стрелять -теперь отменяется даже для войска.

- Куда же их ведут?

- В Государственную думу, на расчет. Конечно, знаете, что государь император пожаловал Думе власть для установления порядка, вот, значит, к ней и стекается... все хорошее-плохое, как я понимаю.

Самгин заглянул в лицо его - костистое, остроглазое, остроносое лицо приятно смягчали веселые морщинки.

- Вы - охотник? - спросил Самгин. Приятный человек шагал уже в ногу с ним, легонько поталкивая локтем.

- Нет, я имею ремесло - обойщик и драпировщик. Федор Прахов, лицо небезызвестное. Охота не ремесло, она - забава.

Клим Иванович Самгин не испытывал симпатии к людям, но ему нравились люди здравого смысла, вроде Митрофанова, ему казалось, что люди этого типа вполне отвечают характеристике великоросса, данной историком Ключевским. Он с удовольствием слушал словоохотливого спутника, а спутник говорил поучительно и легко, как нечто давно обдуманное:

- Охота - звериное действие, уничтожающее. Лиса - тетеревей и всякую птицу истребляет, волк - барашков, телят, и приносят нам убыток. Ну, тогда человек, ревнуя о себе, обязан волков истреблять, - так я понимаю...

У входа в ограду Таврического дворца толпа, оторвав Самгина от его спутника, вытерла его спиною каменный столб ворот, втиснула за ограду, затолкала в угол, тут было свободнее. Самгин отдышался, проверил целость пуговиц на своем пальто, оглянулся и отметил, что в пределах ограды толпа была не так густа, как на улице, она прижималась к стенам, оставляя перед крыльцом дворца свободное пространство, но люди с улицы все-таки не входили в ограду, как будто им мешало какое-то невидимое препятствие.

"А еще вчера как пусто и смирно было на улицах".

Его окружали люди, в большинстве одетые прилично, сзади его на каменном выступе ограды стояла толстенькая синеглазая дама в белой шапочке, из-под каракуля шапочки на розовый лоб выбивались черные кудри, рядом с Климом Ивановичем стоял высокий чернобровый старик в серой куртке, обшитой зеленым шнурком, в шляпе странной формы пирогом, с курчавой сероватой бородой. Протискался высокий человек в котиковой шапке, круглолицый, румяный, с веселыми усиками золотого цвета, и шипящими словами сказал даме:

- Совершенно верно: Шидловский, Шингарев, Шульгин, конечно - Милюков, Львов и твой дядя. Это и есть Бюро прогрессивного блока. Решили бороться с властью и принять все меры, чтобы армия спокойно дралась.

- Спокойно драться - нельзя! - заметил кто-то.

- Пардон! Было сказано: чтобы армия спокойно делала свое дело на фронте, а рабочие могли спокойно подавать снаряды.

- А кормить - чем? - спросил маленький желтолицый сосед Самгина.

- Дума берет борьбу на себя.

- А кормить солдат - чем? - громче, настойчивее спросил желтолицый; человек, расшитый шнурками, согнулся, шепнул что-то.

- Мне все равно - кто, сегодня это не считается, - заявил желтолицый и, сняв шапку, взмахнул ею над лысой головой.

Человека с веселыми усами слушали многие, а он говорил:

- Милюков... очень умно...

- Милюков - не солдат, а - санитар, да и то...

- Нужно, чтоб страна молчала, говорить за нее будем мы, Дума. Сейчас началось заседание старейшин с Родзянкой во главе...

Румяное лицо человека с усами побелело, он повернулся к лысому:

- Послушайте - что вам угодно, чорт вас возьми?

- Уйдем, уйдем, - торопливо сказала дама, спрыгнув на землю, она сильно толкнула Самгина и, не извиняясь, дергая усатенького за рукав, потащила его прочь ко входу во дворец.

- Кто это? - спросил Самгин старика, обшитого шнурками. Старик внушительно ответил:

- Господа. Его сиятельс...- старик не договорил слова, оно окончилось тихим удивленным свистом сквозь зубы. Хрипло, по-медвежьи рявкая, на двор вкатился грузовой автомобиль, за шофера сидел солдат с забинтованной шеей, в фуражке, сдвинутой на правое ухо, рядом с ним - студент, в автомобиле двое рабочих с винтовками в руках, штатский в шляпе, надвинутой на глаза, и толстый, седобородый генерал и еще студент. На улице стало более шумно, даже прокричали ура, а в ограде - тише.

- Это - что же значит? - тихонько спросил Самгина серый старик.

- Арестованы, - неуверенно ответил Клим Иванович и, глядя, как рабочие снимают штатского, добавил: - Штатский, кажется, - министр юстиции...

- Кто же... распоряжается?

- Дума, - громко сказал желтолицый. - Ее хотели закрыть, а она вот...

Самгин наблюдал. Министр оказался легким, как пустой, он сам, быстро схватив протянутую ему руку студента, соскочил на землю, так же быстро вбежал по ступенькам, скрылся за колонной, с генералом возились долго, он круглый, как бочка, - громко кряхтел, сидя на краю автомобиля, осторожно спускал ногу с красным лампасом, вздергивал ее, спускал другую, и наконец рабочий крикнул ему: