Солнечный змей - Токацин

— Агай! — Кесса дёрнулась от возгласа, но ударить уже не успела — Иситок, тая на лету, зарылся обратно в сугроб. Ничто больше не шевелилось в снегу — и повозка, скрипнув, остановилась.

Впереди, на обломках растёрзанной повозки, лежало что-то большое, белоснежное, сверкающее ледяными иглами, — огромная снеговая змея… или, скорее, груда снега, случайно принявшая облик змеи. Она лежала неподвижно, и ветер потихоньку рассыпал её снежинки по окрестностям. Икымту шумно втянул воздух и издал короткий смешок.

— Уналаг убит! Хвала Праматерям, такое редко бывает, — он втянул голову в плечи, наткнувшись на взгляд Речника Яцека.

— Тут много убитых, — тихо сказал он. — Демоны ушли. Спускаемся, поищем живых.

Ледяное крошево хрустело под ногами, а под ним виднелись утонувшие во льду и погребённые под снегом обломки повозки. Её каркас был разодран на части, кто-то с яростью расколол каждую кость и изорвал шкуры полога. Кое-где на них виднелась кровь, но на снегу её не было.

— Они сожрали всех, — прошептал Икымту, вглядываясь в цепочки ни на что не похожих следов. Все они доходили до края котлована и терялись, будто существа, оставившие их, проваливались сквозь снег или взлетали.

— Вот, — Кытугьин подобрал обрывок хуллаковой накидки, измазанный кровью. — Один — здесь.

— Один был там, — Речник Яцек оттолкнул в сторону часть каркаса — снизу на ней была кровь. — Вытащили. Уже был мёртв.

— Ни одной стрелы, — Икымту разгрёб снег, отбросил в сторону осколок разбитого жирника и вытер руки. Жира в плошке не было — только тонкая корка льда.

— Ой… — случайно наступив на жёлтый череп, Кесса шарахнулась в сторону. — Яцек, здесь…

— Это ничего, — покачал головой Икымту. — Это Имлег. Его убили — это хорошо.

— Имлег? Демон? — Кесса посмотрела на череп, потом на солмика. — Череп как у человека…

— Правильно. Расскажу, — пообещал северянин, встревоженно хмуря брови. — Не теперь.

— Сколько демонов они убили… — Кытугьин с почтением коснулся разорванной накидки. — Втроём убили всех.

— Если бы всех… — склонил голову Речник Яцек. — Хаэй! Это что?!

Из-под разорванной шкуры блеснула сталь. Шкура была накрепко к ней приморожена, и Речник не смог её оторвать, а всё вместе примёрзло к обломкам каркаса — но посередине, в здоровенной глыбе льда, виднелись округлые диски из стали и фрила, тёмно-серые, размером с жирник, совершенно одинаковые.

— Ух ты… — Кесса потрогала диск пальцем и понюхала сталь. Пахло не жиром или солмикским мылом — пахло окалиной, фриловой гарью и странными веществами, которыми сарматы отмывают свою броню от радиоактивной пыли. Речница встречала уже этот запах — на «Флане», на «Ларате», там, где работали сарматы-ликвидаторы… Часто мигая от изумления, она сделала ещё шаг по вздыбленному льду — и поскользнулась на чём-то твёрдом.

— Сюда! — крикнул Кытугьин, разгребая снег. Из-под него показалось что-то белое, слегка блестящее, большое и плотное. Речник Яцек оттолкнул смёрзшиеся обломки и зарылся в снег. Ледяное крошево посыпалось в сторону. Кесса протянула руку и дотронулась до белого скафандра. Перед ней, вытянув вперёд каменно-твёрдые руки, измазанные кровью, лежал неподвижный сармат.

— Тулуг, — выдохнул солмик, стряхивая снег с обледеневшего тела. Сармат не шевелился. Кисти его рук, покрытые коркой крови и льда, недавно ещё что-то сжимали — искалеченные пальцы странно выгнулись. Кровь уже не текла. Речница тронула пальцем плечо сармата и наткнулась на твёрдый и очень холодный лёд.

— Тулуг, — прошептал Кытугьин и резко обернулся к повозке. Из-за полога уже выглядывали Аса и Хагван, и хийкиммиги фыркали и рыли лапами снег.

— Аса, разжигай огонь! — крикнул Кытугьин. — Мы нашли живого!

— Ж-живого? — Кесса поднесла дрожащую ладонь к промороженному телу. — Речник Яцек, он же…

— Отойди, Кесса, — покачал головой Речник. — Икымту, помоги поднять его. Хагван, иди сюда!

«Нуску и все боги мира…» — Речница всхлипнула и отвернулась. «Как же его так… Как это получилось…»

Она склонилась над странными штуковинами, похороненными во льду, и потянула глыбу на себя. Примёрзшие к железу костяные обломки пронзительно затрещали, но и на ноготь не отделились от земли. Речница опустилась на корточки и просунула пальцы под глыбу.

— Ни-куэйя! — прошептала она, и после короткой зелёной вспышки по рукам потёк усиливающийся жар. Кесса обхватила ком железа и льда и поволокла за собой.

— У-ух, — озабоченно вздохнули за спиной. — Это всё растоптано. Одни крошки. Что это было?

— Икымту! — Кесса обернулась, уронив тяжёлую ношу в снег. Солмик держал на ладони смёрзшийся комок мелких металлических деталей и острых осколков фрила и стекла. Из комка торчал обломанный «ус» с полураскрытым «пёрышком».

— Икымту, помоги мне, — Речница кивнула на железные штуковины. — Это вещи тулуга, он расстроится, если их не найдёт. Помоги отнести их в повозку!

— У-ух? Правильно, таких вещей у солмиков нет, — Икымту понюхал лёд. — Пахнет, как тулуг. Я отнесу, ты иди вперёд!

Ветер усилился. Сизая туча незаметно сползла с горной цепи и накрыла собой равнину, мелкая сухая крупа сыпалась с неё, и ветер горстями швырял снеговое крошево в глаза. Хийкиммиги нюхали ветер и тревожно фыркали, мотая головами.

Кесса забралась в повозку и закашлялась от чада — внутри горели два жирника, и под пологом было жарко и дымно. Повозка раскачивалась — Икымту и Хагван пристраивали позади ледяной ком, споря вполголоса, куда потечёт вода, и не раскатятся ли странные штуки. Посреди повозки на белой шкуре лежал, вытянувшись на спине и вскинув руки над головой, замёрзший сармат. На его груди, чуть пониже сердца, темнели две длинные прорехи. Кытугьин возился с хитрыми застёжками, пытаясь снять скафандр — и застёжки ему поддавались.

— Кто его так? — негромко спросил Речник Яцек, закутывая ноги сармата в серую шкуру.

— По когтям — Уналаг, — ответил Кытугьин, оттягивая в сторону разошедшиеся по шву части скафандра. Под белой «защитой» тело сармата было укрыто такой же толстой одеждой, светло-оранжевой с ветвистым чёрным узором, полосами охватывающим грудь. И эта одежда была распорота чьими-то очень острыми когтями.

— Очень нехорошо, — покачала головой Аса, тронув твёрдое, как лёд, запястье. — Очень нехорошо с руками.

Она поправила шкуру, в которую были завёрнуты руки сармата, и стянула с него шлем. Кесса склонилась над застывшим белым лицом. Глаза «тулуга» были раскрыты — яркие, красновато-янтарные, и неподвижные, как куски стекла. Койя перелезла через оледеневшую руку и понюхала лицо сармата, а потом с тихим урчанием стала тереться о его скулу. Кесса хотела взять кошку на руки, но Кытугьин остановил её.