Там, за зорями - Хващевская Оксана

— Злат, ты забываешь, что есть небольшая горстка людей, среди этих миллионов, которые живут по-другому! Понимаешь, не все обязаны быть похожими друг на друга, и судьбы и восприятие действительности не у всех одинаковы! — серьезно сказал парень. — И я, если честно, просто не представляю тебя серьезной и респектабельной! — уже другим тоном добавил он.

Улыбка помимо воли коснулась ее губ. Как же просто получалось у него разгонять все ее страхи.

— Леш, если сможешь, возвращайся поскорее! — помолчав немного, сказала девушка и отключилась.

Девушка посидела еще немного, вслушиваясь в безмолвие, царящее вокруг. Близился рассвет, занимался новый день, и что он нес с собой, Злата Полянская не знала.

…Леша приехал в субботу. Он и хотел бы вырваться пораньше, но так и не смог. Он и так надолго выпал из своей жизни, которой жил в Минске, после того, как заболела, а потом и умерла его мать… Теперь Лешка пытался наверстать упущенное. Помимо встреч с ребятами-музыкантами и репетиций, следовало подумать и о работе. Занятия музыкой денег не приносили, а деньги нужны были, поэтому нужно было поискать себе заработок. Возвращаться обратно в офис Блотский не хотел, но вот использовать свои профессиональные навыки программиста, не выходя из дома, вполне было реальным. Поэтому он и стал обзванивать бывших сокурсников, и скоро у него появилось несколько заказов.

Всю эту неделю Злата и Леша подолгу разговаривали по телефону. Всю неделю все женщины дома занимались генеральной уборкой, готовясь к Пасхе. Мужчины вскапывали огород, женщины сажали лук, редиску и зелень, пропалывали цветы на клумбах, белили сад, обрезали кусты и поливали всходы в парнике. А вечерами, после ужина, когда робкие апрельские сумерки опускались на землю и мужчины, приняв на грудь, уже дремали у телевизора, женщины выходили со двора и, кто на лавочке, кто на табуретках у забора, отдыхая от дневных забот, до самой темноты засиживались на улице. Вели неспешные беседы, все больше ударяясь в воспоминания, или же просто наслаждались тишиной. Иногда к ним подходила баба Нина Луговская, подолгу задерживалась у них и баба Валя, захаживала и двоюродная тетка, которая с приходом весны переехала сюда из города. Частыми гостями были и Маськи, которые к вечеру, подвыпившие, возвращались с заработков и, останавливаясь возле них, нередко заставляли смеяться до слез.

Потом, когда мама Златы и тетя Люда уходили в дом, девушки еще долго просто бродили по деревне. Полянская наслаждалась и этими полными забот днями, и некоторой теснотой, и шумом, и даже невозможностью уединиться. Это исключало одиночество, которое сейчас было бы просто губительным для нее, это не оставляло места для воспоминаний, это не позволяло оглянуться назад. Даже гулять по вечерам Злата ходила с Анькой, страшась встречи с Дорошем. Впрочем, боялась она зря. Он уехал из деревни и ни разу за все эти дни не появился здесь. Виталя не звонил, в очередной раз решив наказать ее: и за побег той ночью, и за все те проступки, о которых девушка понятия не имела, но в его понимании была в них повинна.

И впервые Злата была рада этому. Она ужасно боялась, что, встретившись с ним сейчас, не сможет дать ему достойный отпор, снова поддастся немеркнущей магии его глаз и улыбки. Каждый прошедший день отдалял их друг от друга. Каждый новый день вселял надежду и придавал сил. Злата знала, ей не стоит особенно обольщаться: однажды Дорош вернется, и им придется встретиться, но только для того, чтобы сказать ему, что между ними все кончено.

Глава 32

Суббота, как и полагается, была полна предпраздничной суеты. Обе маменьки еще с утра отправились на огород, именно в Красную субботу что-то обязательно надо было посадить, чтобы росло хорошо. Папеньки хотели выпить и, выходя на крыльцо покурить, с тоской поглядывали на калитку, мечтая сбежать к Гузу, которого вчера им все же удалось навестить, а сегодня они желали продолжения. Девчонкам, Аньке и Злате, поручили приглядывать за тестом, которое подходило в тепле. Они поминутно, на цыпочках, прокрадывались на кухню, боясь «спугнуть» его, и, вытянув шею, заглядывали за шторку на печи.

Васька томился на диване у телевизора, мечтая уже уехать в город, а за окном накрапывал дождик, то усиливаясь до ливня, то превращаясь в легкую моросящую дымку. Было сыро, ветрено и холодно, совсем не так, как на прошлую Пасху, и на Всенощную они не собирались.

Занимаясь делами, Злата то и дело поглядывала украдкой в окошко. Лешка еще с утра позвонил и сообщил, что выезжает из Минска. Прошел уже не один час, и с минуты на минуту он должен был появиться.

Она ждала его и волновалась, и по мере того, как бежали минуты, волнение охватывало ее все сильнее. Да еще, пожалуй, смущение. Она вспоминала тот прощальный поцелуи на вокзале и знала, что теперь все будет по-другому. За всю неделю телефонных разговоров они ни разу не коснулись этой темы. По телефону все было по-прежнему, но при встрече, Полянская знала: по-прежнему не будет, потому что она сама сделала шаг навстречу, подарив Блотскому надежду, и теперь была полна решимости не отступать и не сдаваться.

Как будет, Злата не представляла. Боялась, волновалась, чувствуя, как громко стучит в груди сердце, и хотела, чтобы Леша поскорее приехал. И все же пропустила тот момент, когда он вошел во двор, прошел до веранды по дорожке и вошел в дом. Они с Анькой красили яйца в луковичной шелухе, а потом приклеивали тематические наклейки и, наверное, увлеклись. И вот он стоял в дверях столовой, предварительно постучав в косяк дверей, и улыбался, а капельки дождя блестели на его светлых волосах и лице…

— Лешка! — радостно воскликнула Анька, вскакивая из-за стола и улыбаясь во весь рот.

Злата подняла на него глаза и, улыбнувшись, просто помахала рукой. И почти сразу дом, как будто только приезда Блотского и ждали, наполнился людьми. Женщины вернулись из огорода, папеньки притопали от Гуза, к которому они все же умудрились сбежать, Васька поднялся с дивана и уже приветливо тряс Леше руку. Папенька Златы хлопал парня по плечу и что-то громко говорил, не давая ему даже снять мокрую куртку. Лена Викторовна уже ставила на плиту чайник, сокрушаясь по поводу погоды. И все разом что-то говорили, о чем-то спрашивали.

Потом, когда Лешка все же снял куртку и даже выпил чашку чаю (Полянский, кстати, пытался уверить жену, что чаем здесь не обойтись, надо бы что покрепче), Злата принесла ноутбук. Ей самой, как и всем родственникам, не терпелось посмотреть видеозапись концерта.

Все сгрудились у компьютера, и началось…

— Дочурка, так ты петь умеешь? — удивленно протянул Полянский после первых же слов песни «В роще пел соловушка…».

— Лешка, да ты просто создан для сцены! — восторженно воскликнула Анька.

— Боже, а дети…

— Златуль, ну ты даешь!

— Леш, а ты что, учился где?

— Во талант?

— И дети здорово поют!

И понеслось. В этом гомоне голосов, восклицаний, похвал и восторга они почти не слышали, что происходило на сцене, что пели дети, они даже себя не слышали. Злата и Леша только улыбались да переглядывались.

Девушка первой поднялась из-за стола, ускользнув на кухню. Там срочно нужно было заниматься булками, о которых все разом забыли, как только речь зашла о концерте. Концерт она посмотрит потом, одна или с Лешкой. Потом, когда никто и ничто не будет отвлекать, она сосредоточенно и внимательно досмотрит видеозапись.

Булки действительно уже пора было вымешивать и раскладывать в формы и делать рулеты с медом, корицей и маком. Злата едва перетащила большой таз с тестом от печи на стол и полезла в буфет за мукой.

Женщины, словно опомнившись, отлепились от экрана ноутбука и бросились на кухню, заслышав там Златину возню. Но даже с кухни, занимаясь булками, они не отставали от парня, а Анька потребовала, чтобы Блотский показал ей и другие свои записи.