Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нас часто выручала рыба, наловленная им на удочку или верши. У него были постоянные покупатели, которым он и продавал свой улов. Но чаще всего мы с ним крутились около режущихся в карты взрослых парней, которые время от времени посылали нас в магазин за водкой за небольшую мзду. В то время было модно держать голубей. И мы конечно же тоже держали голубятню и всю неделю откладывали деньги, чтобы в субботу съездить на Птичий рынок, прикупить новых голубей, чтобы впустить в свою стаю и свистеть, гонять их, лазать по крышам чужих домов, ловить чужих, хотя и своих-то как следует содержать не могли. Но это была главная отдушина от скуки и безделья.
Свои верши обычно мы проверяли либо ранним утром, либо поздним вечером, в темноте, чтобы никто не знал, где они. В парк мы шли короткой дорогой, отыскав в заборе доски, которые легко сдвигались в сторону. Однажды, дождавшись темноты, мы, разговаривая о том-сём, подошли к „нашей" дырке, и я уже притронулся к доске, чтобы сдвинуть её в сторону, как был сбит с ног выскочившим из дыры каким-то рыжим парнем. Я не успел подняться, как за ним выскочили ещё несколько парней, которых я сразу узнал — мы с Валеркой часто бегали им за водкой.
Сбивший меня рыжий успел подняться только на колени, встать на ноги ему не дали преследователи. После нескольких ударов ножом он ткнулся лицом в пожухлую траву, задергался в конвульсиях, царапая ногтями землю, как бы желая зарыться в неё, но вскоре затих. Несколько раз пнув безжизненное тело для проверки, парни заметили меня — видно, Валерка спрятался за деревом или вообще сбежал.
— А с этим что делать, братва? — Вытирая о голенище хромовых сапог „лисичку", один из них нагнулся ко мне. — Рожа-то знакомая! — Он поддел кончиком лезвия мой подбородок и прошипел, дыша на меня перегаром: — Видел что?
Я испуганно замотал головой: нет, мол, ничего не видел и не слышал!
— Оставь шнурка, Фиксатый, знаю я его, это братишка одного знакомого, правильного хлопца, не сдаст! — проговорил тот, что часто оплачивал нашу доставку в двойном размере. — Не сдашь ведь? — спросил он меня.
— Нет, конечно нет! — схрипом выдавил я.
Все рассмеялись, а мой неожиданный защитник подал мне руку, помогая встать на ноги.
— Чеши отсюда, пацан! — Он легко подтолкнул меня в спину.
Но подталкивать не было нужды: услышав, что меня отпускают, я пулей устремился прочь от этого страшного места, где оказался случайным свидетелем настоящегоубийства человека…»
— Если бы ты, Режиссёр, знал, что я ощущал в то время! При тебе убивали кого-нибудь?
— Ты можешь мне не поверить, Лёва, но в своей жизни мне самому приходилось убивать, — с тяжёлым вздохом признался я.
— Ты был в «Афгане»? — сразу спросил он.
— Да, но там я никого не убил — был просто независимым журналистом.
— Значит, по жизни пришил кого-то…
В тоне Лёвы-Жида можно было услышать и вопрос, и его собственное утверждение, а потому я вполне мог ничего не говорить, и уверен, что Лёва-Жид не осудил бы моё решение, тем не менее захотелось ответить:
— Знаешь, Лёва, те, кого я отправил на тот свет, оба были настоящими подонками…
— Если не хочешь, можешь не продолжать, — мягко перебил Лёва-Жид.
— Я понял, но хочу рассказать. Повторяю, оба были подонками, а точнее, насильниками: один в зоне по беспределу живодерски изнасиловал совсем молодого пацана, после чего тот покончил с собой, второй со своими приятелями пытался изнасиловать несовершеннолетнюю девчонку…
— Слушай, Режиссёр, ты не замечаешь в своей ситуации этакого перевертыша?! — удивлённо воскликнул он.
— О чём ты?
— Ты восстал против насильников и даже наказал их, а тебя самого Органы посадили именно за вскрытие «лохматого сейфа»…
А мне как-то и в голову это не приходило. Настоящий парадокс! Воистину наша Россия — страна «Лимония»!
— В этом и заключается особый цинизм наших «доблестных» Органов! Отвергаешь их условия — получи по полной! И ничего ты, дружок, не поделаешь! Жалуйся хоть в Организацию Объединенных Наций! — усмехнулся я.
— Это точно…
— И что же дальше? — спросил я.
— Может, обратиться в организацию по правам человека, наверняка есть такая!
— Да я не о том! — Я улыбнулся. — Что было дальше, после того как убийцы отпустили тебя?..
— Ну, слушай дальше моё грустное повествование… — снова вздохнул Лёва-Жид…
«Валерке я конечно же всё рассказал, но заставил его есть землю и поклясться, что он никогда и никому ничего не расскажет… На следующий день та компания появилась снова, и тот, кто заступился за меня, подозвал к себе.
— Мне известно, вы ТАМ были вдвоём: что скажешь? — спросил он меня.
Я очень напугался и рассказал ему о страшной клятве Валерки и о том, что он даже ел землю. Я не стал рассказывать, что Валерка испугался так, что описал штаны, но всё равно все рассмеялись, потом мой защитник дал нам на двоих четвертак и, повернувшись к своим приятелям и чуть прищурившись, тихо проговорил:
— Ты, Сиплый, и ты, Фиксатый, слушайте меня внимательно и другим передайте: кто тронет этих пацанов, лично сам хребет сломаю, понятно?
— Как не понять, Профессор?! — воскликнули те.
В их глазах ощущался явный испуг, по-видимому, они отлично знали своего вожака, который никогда не бросал слов на ветер, но он уже повернулся к нам.
— Что, голубей гоняете? — весело спросил Профессор.
— Гоняем…
— И много их у вас?
— Да так, — пожал я плечами, не зная, что он подразумевает под словом „много".
— Ничего, завтра больше будет, — подмигнул Профессор.
На следующий день Фиксатый действительно принёс нам целый мешок голубей, о которых мы могли только мечтать. Так началось моё знакомство с Профессором, который очень сильно повлиял на всю мою жизнь. Его специальность считалась в уголовном мире весьма уважаемой: Профессор был одним из самых авторитетных в стране карманных воров…»
От Автора
На воровском жаргоне карманный вор — «марвихер», «щипач», а самые виртуозные звались «аристократами».
«Багажники» или «ширмы», «скулы», «родники», то есть карманы, бывают разными. Одно дело — обчистить «жопник». Или «дармовой», «чужой» — задний карман. Это вполне под силу и среднему карманнику, а вот проветрить «нутряк», то
