Украшения строптивых - Арсений Миронов

Данька отвернулся. В каждом челноке по пять разбойников, на ушкуе еще двадцать. Итого — полета загорелых и оголодавших негодяев, вооруженных тесаками да топориками. Они захватят коч за несколько минут. Нет никаких шансов.

«Хлестаный идет! Бежим, братцы! — донеслось снизу: это гребцы, оцепеневшие было от страха, пришли в себя. — Утечем! В кущах укроемся!» Судорожно загребая руками, взмучивая коленями тугую воду, кинулись по широкой отмели прочь, к лесистому острову — прятаться. Данька посмотрел вослед — россыпь белых рубашек, размахивая рукавами, поднимая по мелководью тучи брызг, стремительно удалялась.

И все-таки победа будет за мной, нахмурился Данила.

— Рута! Бустя! Ступайте на нижний чердак под навес — и не высовывайтесь, — скомандовал он, нервно тиская вороненый перстень на пальце. Бегло глянул на мрачную железную птицу, недвижно сидевшую вверху, на рее. Обернулся к насупленным медведям: — Дядька Спиридон! Вы с Потапом садитесь в углу на корме и накройтесь холстиной. Без моего приказа носы наружу не показывать и никого не жрать. Ясно?!

Бойцовые медведи обнажили клыки в звездной улыбке и послушливо закивали мохнатыми мордами.

— Нельзя нам драться, хозяин! — снова заныл наемный охранник. — Разбитчиков много, а мы — жалкая горстка…

— Заткнись, — сухо сказал Данила.

Наемник побледнел, невнятно пробормотал что-то в рыжеватую бороду. Данька походя ударил его железным плечом, прошагал мимо по свежерубленой лубочной палубе — вцепился кольчужными пальцами в борт и невесело посмотрел на воду. Разбойничьи челны приближались, вертко юля против течения. Вскоре Данила разглядел бандитские рожи на переднем струге: сухой, черномазый цыганище с ободранной бородкой, белозубо улыбаясь, весело помахивал Даньке топориком, зажатым в мускулистой конечности.

— Эй, на коче! — заорал белозубый, задорно гримасничая, — Помочь нужна?

Полуголые разбойники загикали, загоготали. Свист, блеск кривых лезвий… Кто-то пустил в лодейный борт шальную стелу. На соседнем челне бритый ярыга бросил корявое весло и вскочил на ноги:

— Ох-хо! А вот и мы, сарынь голодраная! Никак, соскучились без нас, о-хохо!

— Соскучились чрезвычайно. Особенно по тебе, сволочь бритая, — пробормотал Данила. И прищурился: если врезать железным вороном по ближайшей лодке… может быть, это произведет должное впечатление на остальных разбойников?

Бандиты меж тем подгребали ближе, не переставая угрожающе пошучивать:

— Поклон вам от Хлестаного, добряки-человеки!

— Здорово, купец! А вот мой кистень молодецкий!

— Стыря велел вас стречать, добрым словом привечать, о-хохо!

— Эй, купчина коганый! Тамгу платить будешь али нам лучше коч твой подпалить? — задиристо крикнул бритый, воинственно заправляя за ухо длиннющий измусоленный ус. Челнок приблизился почти вплотную, и Данька поморщился: у бритого ярыжки вырваны ноздри! А на лбу — не то родимое пятно, не то черно-синее клеймо воровское… Жутковатая публика.

— Мужики! — заорал Данила по возможности веселым голосом. — Я деньги отдам! Забирайте все, только корабль не троньте! Не надо поджигать!

Коч нужен, чтобы доплыть до Калина. А денег не жалко.

Разбойничьи струги приблизились, охватили обездвиженный корабль неровным полукольцом — а чуть вдали, на безопасном расстоянии от песчаной отмели, замер, обсушивая весла, воровской ушкуй. Данька разглядел на его борту полуголых лучников с пучками тонких стрел в зубах. За спиной у лучников суетились ярыжки с зажженными факелами.

Вот это действительно опасно, огорчился Данька. Против горящих стрел у меня нет противодействия…

— Эй, на коче! Бросай оружие в челн! — уже без улыбки скомандовал белозубый цыганище, тряхнув смоляными кудрями. Сильным взмахом весла он подогнал лодочку к самому борту Данькиного корабля. — Кидайте сюды свои железы! Да поживее!

Не раздумывая, Данила вытащил из потайных ножен на спине воровской меч. Перехватил пальцами за лезвие и, помедлив секунду, не без сожаления бросил вниз, в разбойничий челн. Падая, любимый меч оскорбленно полыхнул на солнце лезвием и ударил золоченой рукоятью в днище струга. Вслед за мечом посыпались, часто грохоча, топоры и деревянные щиты бородатых наемников. Последним приземлился чудовищный Данькин кистень с шипастой гирей на цепочке.

— Ух ты… ладно! — уважительно заметил белозубый, покосившись на боевой цеп. — Теперя доспешки сымайте. Кольчужные рубахи нам тоже потребны.

Данька молча развязал широкий кушак, ослабил медные зацепы на вороте — стащил темную кольчугу через голову. Загнул подол в тяжелый сверток и осторожно уронил за борт.

— Мне, мне! — крикнул пузатый бандит с огромным шрамом на лысеющем темени: поспешно кинул весло и попытался подхватить добычу. Данька улыбнулся: лодка качнулась и едва не черпнула воды! Налетчики раздраженно зашумели — начали выскакивать из стругов, барахтаясь на мелководье и стремясь поскорее добраться до струга с трофеями.

— Нишкни! — яростно прошипел цыган, замахиваясь топориком. — Нехай батька Хлестаный самолично разрешит, кому чья доля сужена!

— Верно! Пущай Хлестаный добычу делит! — подхватили ярыжки на дальних челнах.

— Хлестаный подгребает! — вдруг закричал кто-то. Данька быстро глянул вдаль: точно. От дальнего ушкуя отделилась расписная лодочка — быстро полетела на тонких веслицах, стремительно приближаясь. На носу ярко пылало малиновое пятно: высокий человечек в рутвяно-красной рубашке стоял, величаво подбоченясь и помахивая обнаженным клинком экзотического и явно трофейного сорочинского кинжала. Длинный светлый оселедец трепался на ветру, как стяжок-яловец на шлеме витязя.

Данила пригляделся и вздохнул: да, это был беглый кормчий Чика. Знать бы заранее… В Жиробреге он слышал, что за голову Хлестаного властовский посадник Катома обещает сотню серебряных гривен!

— Па-берегись! — гаркнул вислоусый каторжник с оборванными ноздрями и, размахнувшись, закинул на борт ржавую крюкастую кошку на веревке. Данька отшатнулся: еще одна кошка просвистела совсем рядом, упала на дощатую палубу и быстро поползла, корябая крючьями липовые доски. Наконец добралась до борта — намертво вцепилась и задрожала от напряжения: веревка натянулась… Веселые парни один за другим полезли на Данькин коч.

— Ох-хохо! А вот и я! — радостно объявил бритый ярыга, ловко подтягиваясь на руках и кидая небольшое мускулистое тело через борт.

— Я сам-первой залез на кичку! Мне кольчуга полагается! — завизжал пузатый, тяжеловато карабкаясь по дощатому насаду на перекошенный нос корабля.

Данька вежливо улыбался. Через минуту уже с десяток бандитов забрались наверх. «Эгей, кидай добычу! Мечи товары за борт!» — орали снизу остальные. Добыча! Неразбериха! По палубе застучали мокрые пятки, повсюду заблестели потные черепа и облезлые темные спины: воры прыгали и толкались, заглядывая под навесы, перетряхивая корзины с едой… Ну вот, началось безобразие: покатились по палубе рассыпанные караваи, растеклось молоко из треснувшего горшка…

Вскоре и главный злодей появился. Скрестив руки на груди, Данька стоял возле мачты — безоружный, в одной рубахе — и молча наблюдал, как по веревочной лесенке, заботливо спущенной подчиненными ярыгами, на борт коча неторопливо поднялся долговязый речной пират в знойной рубахе. Солнце мигнуло на кривом сорочинском клинке; рубаха надулась малиновым пузырем — Стыря прыгнул с борта на палубу, и дощатый помост простонал под босыми подошвами знаменитого бандита…

— Батька Хлестаный! Не вели казнить, дай слово молвить! — К надменному Стыре подлетел юркий рыжеусый ярыжка, с лета бухнулся на колени: — Товара нетути! Ладья пустопорожняя!

— Порожняя? — Стыря недоверчиво хмыкнул. — А не врешь, ржавый?

— Ржавый не врет, — спокойно сказал Данька. — У меня нет товара.

— Странное дело, — нехорошо ухмыльнулся Стыря. Спрятал кривой кинжал за пояс и подступил ближе, потирая жесткие ладони, покрасневшие от карабканья по пеньковой лестнице. — Неужто коганый купчина порожнюю ладью по Влаге гонит? Небывалая невидаль…

— Я не коганый, — устало вздохнул Данила. — Я славянин.

— Ах он славянин. И как же звать тебя, земляк? — Стыря подошел вплотную, заглядывая в лицо теплыми наглыми глазами.

— Данька из Морама. Не губите, братцы. Не троньте корабль.

— Ха-ха! — Стыря задорно расхохотался, брызги полетели Даниле в лицо. — Данька из Морома! Стало быть, ты — дубрович? Ха! Искренний морамский дубрович — а врет, ровно коганый торгаш на пристани!

Каширин протянул руку с монетами:

— Вот. Здесь гривна мелочью. Больше у меня нет. Заберите пищу, оружие — и уходите. Здесь вам не найти другой добычи.

— Опять врешь, коганый гостюшка. — Стыря внезапно перестал хохотать. — Есть у тебя добыча, есть товар. И весьма драгоценный.