Росток - Георгий Арсентьевич Кныш

я так не считаю! Жена не имеет права получать наследство. Так утверждает талмуд. Но я так не считаю! Я тебе отписал столько, что до конца дней твоих хватит с лихвой. Согласно «Второзаконию» я имел и имею право расторгнуть с тобой брак. Там говорится, что основанием расторжения брака может стать причина, когда женщина «не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней нечто отталкивающее» . Я закрыл глаза на твои похождения с чужими мужьями и вторично ввел в дом как законную хозяйку...

— О, твоя снисходительность и мягкость! Они тверже, чем камень, поданный голодному вместо сухаря.

— Ого! Ты настоящая последовательница торы! Бедность к лицу Израилю, как красная сбруя белому коню. Так сказано в древних законах нашего народа, и нам нужно их придерживаться.

— Ты... Ты... — Майя вскочила. Но тут же сникла, увяла. Злость, обида, терзавшие ее душу, уже перегорели в ней, от них осталась лишь кучка пепла. Она не грела, не возбуждала Майю. — Что твой дом? Что твои деньги? Ты меня ограбил... Упрекаешь, что имела любовников... А ты дал мне зачатие? Я уверена, что моей вины в этом нет... Как женщина, я хотела ощутить... Хотела ощупывать пальцами свой большой живот, слышать удары ножки или ручки и исходить криком от родовых мук. Ты мне дал все это? Каждая женщина свое влечение к мужчине сознательно или подсознательно связывает с материнством.

— Ну и ну! Набралась здешних идей! — возмутился Иосиф Самуилович. — Не прибегай к пропагандистским фразам... Умелые люди делают дела без шума. Главное — не прозевать своего случая. Каждому раз в жизни дается такой случай. Прозевал — извивайся целый век червем. Ухватился за него — все блага жизни твои. Я своего не проворонил! Слушай...

Ночную тишину города разрывали резкие выстрелы. Черные провалы окон, будто выдавленные глаза, слепо воспринимали и вспышки осветительных ракет, и короткие лезвия карманных фонариков. Касаясь колючей проволоки, лучи фонариков придвинулись к воротам гетто. Охранники открыли их. Прозвучала команда...

Ее услышали и старый еврей Исаак Перхорович, и припавший к его плечу черноглазый, стриженный под машинку молоденький Ёся.

«Сегодня гетто перестанет существовать», — прошептал старый Исаак.

Он решил довериться Ёсе, спасти его от гибели. Сгнившие стружки в углу подвала скрывали канализационный люк, под толстой круглой чугунной крышкой пролегала «дорога жизни». По ней выбралась на свободу не одна семья. Старый Исаак знал, что кое-кто спасается в подземелье под костелом Елизаветы, на Замастырнове, под улицей Легионов. Немцы, не зная размещения подземных стоков, не суются туда.

В худом, изможденном теле Исаака уже не было сил, чтобы и самому спуститься в этот потайной ход и спастись от неминуемой гибели. Но помочь Ёсе приподнять чугунную крышку он еще сможет. Он покажет смышленому хлопцу выдолбленный в стене кирпичного колодца тайник, тщательно замаскированный с первых дней пребывания его, Исаака, в гетто. От сожженных, расстрелянных и замученных людей остались золотые червонцы царской чеканки, дукаты, кольца, сережки... Эти сокровища, завернутые в кусок автомобильной камеры, обреченные завещали тем, кому удастся спастись.

«Золото дает власть. И над злом, и над добром. Ты пойдешь добрым путем», — напутствовал Ёсю старый Исаак.

Ёся спустился в люк, долго блуждал по лабиринтам подземной канализации, пока не выбрался на поверхность. Его приютили в Брюховичах крестьяне; подкормили, скрывали от немцев до освобождения города.

В школе-интернате, куда он попал после войны, Ёся отличался трудолюбием и старательностью. Его часто ставили в пример товарищам. Правда, иногда упрекали за высокомерие. Напрасно! Наставники не знали, что на самом донышке его души хранится завет облитого мазутом и сожженного Исаака Перхоровича: «Золото дает власть...» Вторую половину завещания он отбросил как не стоящую внимания.

По ночам ему снились кошмарные сны. Гремели выстрелы шмайсеров. Падали расстрелянные единоверцы. Их кровь ручейками стекала в подвал, где прятались они со старым Исааком. Кровь впитывалась в сотлевшие стружки, просачивалась под чугунную крышку люка.

«Золото дает власть!» — вскрикивал Ёся.

«Над злом и добром, — добавлял Исаак. — Ты пойдешь добрым путем».

Голыми руками они расковыривали в подвале пол, сооружали вокруг люка земляную запруду, чтобы кровь не затопила спрятанные сокровища. По полу, по запруде скользили тонкие лезвия-лучи карманных фонариков. В спину впивались десятки раскаленных свинцовых шмелей. Он падал на красные от крови стружки, кричал:

«Золото дает власть!»

И — просыпался.

Закончив школу, поступил в медицинский институт — решил стать зубным врачом.

Когда началась расчистка разрушенных зданий на территории бывшего гетто, он забеспокоился. Стал шастать среди руин в поисках знакомого подвала. На площади кипело торжище. Никто не обращал на него внимания.

Старания Ёси оказались успешными. Он отыскал тот самый подвал, открыл крышку люка и влез в канализационный колодец. Пальцы нащупали скользкий мокрый сверток. Сдерживая отвращение, вытащил наверх покрытую черным мхом и сизой плесенью резиновую камеру, с двух концов крепко завязанную просмоленной бечевкой и проволокой.

Сняв полуистлевшую бечевку и проржавевшую проволоку, высыпал на пол драгоценности. Упал на них, прикрыл грудью и животом, задыхаясь от счастья, прошептал:

«Золото дает власть...»

Немного успокоившись, разделся до трусов. Нанизал на руки монисто с кулонами, медальоны, цепочки, обмотал их прихваченным с собой бинтом. Кольца и золотые кружочки червонцев прикрепил бинтом к ногам. Часы рассовал по карманам. Опустевший кусок камеры выкинул в канализационный колодец, закрыл его тяжелой чугунной крышкой, присыпал сверху сотлевшим мусором и землей.

Ему не хотелось думать о том, что обретенное им богатство — это труд, пот и кровь замученных, их последняя надежда на избавление — откупиться, выжить... Они давно ушли в небытие. Зачастую без имени, без фамилии. Какое ему дело до них? У него — своя судьба.

Оделся. Долго ждал, пока успокоится неистовое биение сердца. Прикидывал, какое выражение придать лицу, чтобы на улице не привлечь внимания прохожих.

Когда стемнело и базар разошелся, выбрался на площадь. «Куда же теперь? Где спрятать сокровища?»

Вдруг вспомнил, что в конце улицы Мечникова, недалеко от мединститута, вечным сном спят бывшие жители города. Родственники построили для них настоящие хоромы. Вот там можно и спрятать. Озираясь по сторонам, со страхом разминаясь с каждым встречным прохожим, направился к улице Мечникова.

С трудом отодвинув каменную глыбу от входа в склеп, или в «гробовец» — так называют местные жители фамильные могилы, —