Саламандра - Полевка

травяным мылом, которым его сегодня помыли, в данном случае — полынным. Запах был мягким и приятным, намного приятнее, чем удушливый запах розы, как в имении, но больше Лекс не опознал ничего. От других людей он слышал запах пота, от воинов пахло кожаными доспехами и металлом, а под конец, деревом, как от Рарха. От Тиро пахло кашей из здешней фасоли, которую варили по утрам. От девушек пахло цветами, Лекс всегда считал, что это из-за мыла, которым они моются. А вот Сканда он никогда не обнюхивал и даже думать на эту тему не хотелось. Если закрыть глаза и подумать о Сканде, то в носу всегда появлялся запах ящера Шу, резкий, аммиачный и вызывающий единственное желание: держаться подальше.

Если мягкость и покорность младших обусловливались гормонами, то тогда стало понятно, почему такое открытое заигрывание Гаури так льстило Пушану. Таким образом он получал подтверждение своей мужественности. И тогда понятно, почему он так злился, когда Качшени отказывал ему в сексе… Ох, как здесь все непросто и запутанно… Если младшие так гормонально зависимы от секса, то Кирель, получается, решил, что Лекс один из-за того, что боится подпускать к себе мужчину с крупным членом, после изнасилования, а значит, обязательно бросится на него… вот ведь хитрец… вначале показал себя, а потом стал тискаться.

Рыжик спустился с подоконника, забрался в кроватку, закутавшись в покрывало, и тяжело вздохнул. Похоже, придется завести себе или любовника в лице влюбленного Сканда, или покровителя в лице Киреля. При этом интриган наверняка постарается до всех донести, что они спят вместе и лезть к нему другим самцам не следует. Но может, это все же будет честнее, чем пользоваться доверчивостью влюбленного человека? Так и не придя к какому либо решению, рыжик незаметно для себя заснул.

Утро принесло новую проблему. Туника, в которой он был вчера, оказалась безнадежно помятой, ну просто ужасно. Наверное, все же стоило ее снять, прежде чем забраться в кровать? Рыжик повздыхал, но монахов, которые принесли бы новую одежду, под рукой не было, а другая одежда была в сундуке Сиша и прибудет только вечером. Взгляд зацепился за палантин, который валялся на стуле. Лекс, долго не думая, стянул тунику и намотал палантин на бедра, закрепив поясом. А что такого? Он раньше только так и ходил…. И воины так и ходят на тренировках.

Выбравшись по привычке из окна и сделав утреннюю разминку, он побежал на кухню. Поскольку сегодня он припозднился, то все оставшиеся воины уже завтракали на своих местах. Сканд восседал во главе и, похоже, что-то рассказывал. Лекс постарался проскользнуть в кухню незаметно, но его заметили. Сканд повернул голову к двери и замер на полуслове. А потом рыжик с удивлением увидел, как рычащий амбал сминает в руке ложку, как будто она не из олова, а из пластилина.

— Убью заразу! — Сканд выпрыгнул из-за стола и бросился к рыжику, но ему наперехват бросился Тиро.

Милка схватила рыжика за пояс и затащила в коридор, а потом тычком затолкала в комнату к Тиро и закрыла изнутри дверь на защелку. В дверь что-то грохнуло, по звуку большое и, судя по ору, крайне злое.

— Ты чего в таком виде по дому ходишь? — Милка испуганно таращилась на рыжика, — в доме полно мужиков, зачем ты их провоцируешь?

— Я, что? — Лексу вдруг стало неудобно, как будто он оказался голым в лифте. Он обнял себя за плечи и обиженно прошептал, — да что такого? Я раньше только так и ходил. Меня именно так в городе водили…

— Я не знаю, где ты там ходил, но нельзя тебе голым по дому бегать. И Сканда пожалей, он же совсем мозгами поедет… — Милка поняла, что ляпнула что-то не то, и резко отвернулась. Через минуту она смущенно посмотрела на печального рыжика и, сев рядом, погладила его по голой коленке, — неважно, что было раньше, сейчас ты живешь здесь, тебя никто в обиду не даст, но и ты думай о других, не ходи по дому в таких откровенных нарядах, это нехорошо, а для тебя, так и опасно. А вдруг сорвется кто?

— Но ведь воины так ходят… — не унимался рыжик.

— Так то воины, а ты же младший… — Милка погладила Лекса по голове, как неразумного ребенка, которому надо пояснять такие понятные вещи, — ну, представь, я в набедренной повязке буду перед воинами бегать, знаешь, чем это для меня закончится? Вот то-то…

Лекс открыл было рот сказать, что никакой он не младший, но вспомнив, что было вчера ночью, закрыл его и тяжело вздохнул. На улице послышались шум и грохот, как будто кто-то пытался снять с петель тяжелые входные ворота. Раздавались крики ящеров, как будто им на хвосты наступали, и гул голосов. Но среди этого шума в дверь настойчиво постучали. Милка быстро открыла защелку на двери и, заглянув за дверь, спокойно ее открыла. За дверью стоял Тиро, у него на скуле наливался синяк, но к удивлению Лекса, он не злился, а довольно улыбался.

— Прости меня, Тиро, — Лекс потупился, он не помнил, когда чувствовал себя настолько виноватым, — я постараюсь больше так не делать. Я как-то не подумал о последствиях, прости.

— Ладно, — Франкенштейн ковылял сильнее обычного, он осторожно сел на свою кровать и спросил, — и что произошло, что ты появился в кухне почти голым?

— Прости, — рыжик подергал край намотанного палантина, — но я раньше всегда так ходил, я не подумал…

— Лекс, — Тиро вздохнул, но увидев, что рыжик совсем сник, решил его не ругать, — неважно, что было раньше, раньше ты был рабом и не выбирал, в чем ходить и что делать. За тебя отвечал хозяин, но теперь ты свободный человек. Очень красивый человек, тебя даже не портят порванный пупок и шрамы на спине, в глазах воинов это тебе даже добавляет очарования. Потому что ты не домашний ребенок, который ничего в этой жизни не видел, а человек, который пережил боль и страдания и не сломался после этого, а продолжает смотреть открыто и улыбаться. Такая стойкость духа не может не восхищать.

— Прости, — Лекс переминался, не зная, что делать, — сильно тебе досталось?

— Нормально, — Тиро отмахнулся, — оно, наверное, и лучше. Сканд поорал, пар выпустил и умчался в казарму, строить всех перед походом. Когда увидишь его вечером, попроси у него прощения и скажи, что ты так больше не будешь делать. — Увидев, как рыжик кивнул, сразу спросил, — так ты так и не сказал, почему вышел в таком виде?

— У меня туника