Лабиринт - Яэко Ногами

Бросив взгляд на это безмятежное свежее лицо, казавшееся еще совсем молодым, Мунэмити подумал, что завтра он, пожалуй, станцует «Гадание».

Вспоминая сцену ада, которая больше всего привлекала его в этой пьесе, он заснул.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая. Дома

Теперь вам, Сёдзо, наверно, придется поехать в Бэппу?

— В Бэппу? Зачем? — недоуменно спросил Сёдзо свою невестку Сакуко, усаживаясь за стол в ярко освещенной гостиной.

Он только что вернулся из библиотеки, переоделся и вышел к ужину.

Сакуко подняла на него глаза!

— Неужели вы проглядели такое важное сообщение? Туда приехала виконтесса Ато.

— Сегодня я еще не видел газет. Они у вас здесь?

Повернувшись к нему спиной, плотная, но гибкая тридцатилетняя Сакуко склонилась к этажерке с чайной посудой, на нижней полке которой лежала стопка газет, и вытащила из нее «Нампосимбун».

Высокопоставленные особы и всякого рода знаменитости не были редкими гостями на таком курорте, как Бэппу. Однако газета сочла своим долгом оповестить читателей о приезде супруги виконта Ато — бывшего владельца соседнего с Бэппу феода. В заметке сообщалось также, что знатная гостья остановилась у своей бабушки Нивы, отдыхающей на вилле Фудзан.

— Вилла эта не из самых фешенебельных, зато место чудесное и прекрасный вид на море. Для отдыха в Бэппу это, пожалуй, наиболее приятный уголок,— заметила Сакуко.

— Во всяком случае вилла Фудзан не то что какая-нибудь захудалая гостиница.

Сёдзо знал виллу, о которой шла речь. В свое время она служила резиденцией видному китайскому генералу Ли; этот генерал был связан с Японией и по политическим мотивам вынужден был временно уехать из Китая. Гостеприимные японские власти предоставили ему приют в Бэппу, куда он прибыл под предлогом лечения на минеральных водах. С тех пор за виллой сохранилось ее нынешнее название.

— Я очень хорошо помню эту виллу,—вздохнула Сакуко.—Ее в свое время у кого-то купила префектура и расширила. Мой отец был тогда тамошним начальником полиции. Он часто бывал на вилле и иногда брал меня с собой. Давно уже это было. Тогда я только что начала ходить в школу.

— И долго на этой вилле прожил генерал Ли? — спросил Сёдзо, снимая с черного лакированного подноса пиалу с рисом, принесенную горничной.

— Не очень,— ответила Сакуко.— Помню, что примерно через год после его прибытия к нему приехала жена— совсем еще молоденькая и премиленькая китаянка. Типичная китайская красавица. Мамины приятельницы говорили, что у генерала четыре жены и это четвертая. Я тогда не понимала — как это четвертая? Кроме того, она казалась мне хромой: она еле ковыляла на своих крошечных ножках и шаталась, как тростинка на ветру.

У Сакуко была полная, статная фигура, но шея такая тоненькая, что казалась пересаженной с чужого туловища. Ее худощавое овальное лицо можно было бы назвать красивым, если бы оно не было каким-то вялым и болезненным.

Однако стоило Сакуко заговорить о прошлом, обо всем, что было связано с ее отцом Тодзава, и лицо ее мгновенно оживлялось. Она любила вспоминать о своих покойных родителях, но, пожалуй, еще больше о том, как жилось ей в доме такого видного правительственного чиновника, каким был ее отец. Годы, проведенные под родительским кровом, оставили в ее душе глубокий след, и она до сих пор часто тосковала по дому, как тоскуют люди по родине. Она вышла замуж за старшего брата Сёдзо в то время, когда ее отец, Тодзава, занимавший крупный пост в министерстве внутренних дел, был назначен здешним губернатором. Сосватал их Дзюта Таруми.

Шаткость положения губернаторов вошла уже в поговорку. Нет более ненадежного поста в бюрократическом мире, чем пост губернатора. Утром ты еще полновластный хозяин губернии, а вечером получаешь приказ об отставке. А еще чаще бывают внезапные перемещения. Говорят, что умудренные опытом губернаторши никогда не распаковывают всех своих вещей и всегда сидят на чемоданах. Такова была участь всех губернаторов, независимо от того, принадлежали они к партии Сэйюкай или к партии Минсэйто, и чем более деятельной и яркой личностью был губернатор, тем неизбежнее были для него злоключения скитальца. Поэтому родители Сакуко считали, что для нее было бы большим счастьем выйти замуж за наследника старинной, солидной фирмы. Сама же Сакуко и не помышляла об этом. Заботы и огорчения губернаторской четы, жившей под постоянной угрозой переброски в новое место, были ей непонятны. Вернее, она понимала все это, но не тревожилась. То, что для отца с матерью было источником беспокойства, для нее являлось источником радости. Ей было совершенно безразлично, в какую префектуру могут послать отца. Лишь бы жить в большом губернаторском доме, пользоваться всеобщим почетом и быть центром внимания местного общества. Более достойной и приятной жизни она себе не представляла. Две ее старшие сестры были замужем за крупными чиновниками — это казалось ей идеальным браком. Муж — влиятельный чиновник, о чем еще можно мечтать! Во всяком случае у нее никогда и в мыслях не было стать женой промышленника или торговца. Тем более невероятной должна была показаться ей перспектива попасть в ремью, которая из рода в род занималась винокурением и виноторговлей.

Ни ссоры, ни слезы, ни мольбы не помогли, родители были непреклонны, и Сакуко пришлось выйти замуж за Киитй Канно — наследника фирмы «Ямадзи». (После смерти отца Киити принял имя Дзиэмон — наследственное для хозяев дома «Ямадзи».)

С тех пор прошло более десяти лет. С мужем они жили в общем-то мирно. Сакуко родила ему трех детей, но где-то в глубине ее души до сих пор тлело недовольство и скрытая враждебность, которую она вместе с приданым принесла в этот дом. Осталась у нее и какая-то доля неприязни к родителям, заставившим ее выйти замуж. Но все это она таила в себе, не открываясь никому.

— Кто же завтра поедет к брату?—после некоторой паузы спросил Сёдзо.

— Хотел поехать Хирота,— ответила Сакуко.

Хирота был служащий фирмы — не то старший приказчик, не то управляющий магазином.

Киити Канно сидел в тюрьме в городе Камада, до которого был час езды. На свидания к нему ездили каждый день. Тем не менее всякий раз было столько хлопот, будто готовились к празднику; так уж было принято в этом доме, где даже печальные события превращались в своего рода торжество.

— Если вы поедете в Бэппу, то по пути заехали