Богатые мужчины, одинокие женщины - Петти Мессмен

Ричард был так возбужден, что Тори подумала о том, что бессмысленно продолжать разговор. Несмотря на желание помочь ему, она просто не знала, что сделать или сказать, – настолько происходящее было выше ее понимания.

«Он явно помешался под давлением обстоятельств и пребывает в смятении. Да и кто бы выдержал», – думала она.

В комнате был беспорядок: початые бутылки скотча и коньяка, следы употребления травки и кокаина, жирные коробки из-под пиццы, упаковки из китайского ресторана. Для одного дня это был настоящий кутеж.

Она не знала, было ли правдой то, что он рассказал о своем отце, да и важно ли это. На самом деле имело значение то, что сейчас – другое время, и Ричард – другой человек с другими возможностями – возможностями, которыми он намеревался пренебречь. Она не желала видеть, как он совершает глупость, за которую ему придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь только из-за того, что он уязвлен и рассержен. Тори понимала, что, наверное, очень трудно расти в тени такого человека, как Эллиот Беннеттон. Проработав у него пару недель, она могла сказать, что Эллиот Беннеттон человек великодушный, веселый, с проницательным умом, глубоко любящий сына, имел, тем не менее, некоторые слабости. Он стремился поставить Ричарда рядом с собой на верхнюю ступень, но, теряя самоконтроль, начинал с ним состязаться. Могущественный старший вступал в поединок с молодым, как бы доказывая самому себе, что еще не утратил деловой хватки, что все еще «на коне».

Надеясь сломать лед, Тори подошла вплотную к Ричарду. Он спокойно взял ее руку, нежно лаская палец, на котором был изумруд, явно переживая утрату.

– Мне очень жаль, – прошептала она, жалея, что не послушалась Пейдж.

Даже после того, что она узнала о Ричарде, Тори была совершенно не готова к такой его реакции. Она мягко провела рукой по его небритому подбородку, слегка касаясь светлой щетины.

– Это было всего лишь кольцо, Ричард, – робко произнесла она.

– Нет. Это было больше, чем кольцо, – возразил он с горьким сожалением тихим голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Это было кольцо нашей помолвки. Помнишь?

Отпустив ее руку, он направился через комнату и наклонился, чтобы поднять ее сумочку, а затем швырнул ее ей в руки.

– Как я уже однажды сказал: нет кольца – нет помолвки. Ты можешь делать со своими тремястами тысячами все, что хочешь, маленький Джорджийский Персик, – произнес он язвительно, – мне наплевать на них и наплевать на тебя. На самом деле теперь это всего лишь деньги.

– Не обманывай себя. Это всегда были только деньги, и случилось так, что тебе они нужны наличными прямо сейчас больше, чем мне нужно кольцо. Ты расторгаешь нашу помолвку, потому что просто не любишь меня. Это я вполне допускаю. А все остальное – дерьмо! – резко взорвалась Тори в ответ, пытаясь достать из сумочки чек и кинуть его Ричарду. – Оставь себе свое дерьмо и свои деньги, мне не нужно ни того, ни другого.

Но Ричард уже был на пути к двери, держа за горлышко одну из полупустых бутылок скотча. Ухмыляясь, он улыбнулся, не желая брать деньги, которые упали к его ногам.

Пытаясь придумать хоть что-нибудь, способное пробиться через его медный лоб, но не в состоянии это сделать, она молча пошла к выходу, обходя чек, выскочила на улицу и быстрым шагом направилась к машине.

– Уж слишком ты горда, красотка из Джорджии, – бросил он ей вслед с фальшивой усмешкой на красивом уставшем лице, отпивая при этом виски из бутылки. – Ты, по крайней мере, должна взять деньги, ты заработала их!

Слезы жгли глаза. Она ускорила шаги, стараясь не обращать внимания на то, что он кричал ей вслед.

– О да, я знаю. Тебе нужна любовь. Не деньги. Оплатa в поцелуях и реверансах. Любовь и добродетель. Ты хочешь безумной любви.

– Ты тоже, ублюдок! – Она уже отошла на достаточное расстояние и не смогла удержаться, чтобы не повернуться и не крикнуть.

– Нет, я гораздо практичнее. И тебе это не повредило бы! – орал он с сарказмом. – Мне нужны прежде всего деньги. Посмотри, к чему привела тебя любовь? Ты должна была усвоить урок своего славного дружка из Атланты. Любовь порождает боль, а деньги порождают новые деньги, власть, а уж затем столько любви, сколько ты в силах выдержать.

– Прекрасно, расскажешь обо всем этом в тюремной камере, – жестоко бросила она через плечо. – Тебе лучше поспешить, а то пропустишь своих мексиканцев.

– А-а-а! Прекрасно! Ты очаровательна, когда злишься, Тори. – Она услышала его топот всего в нескольких футах за спиной и попыталась увернуться, но он успел схватить ее за талию. – Пойдем, я покупаю твою любовь. Возьми триста штук и позволь трахнуть тебя при лунном свете. – Рыча, он силком затащил ее за забор и повалил на влажную траву.

– Будь ты проклят! Оставь меня! – визжала она, отбиваясь от него из последних сил. – Ни за какие деньги в мире!

– О'кей. Будь по-твоему – бесплатно.

– Ни за что на свете! – закричала она еще более пронзительно, поворачиваясь к нему, когда он, схватив за волосы, запрокинул ее голову назад.

Он поднес ей ко рту горлышко бутылки, вливая в горло виски, заставляя ее давиться, заливая себя и ее, выплескивая на землю. Не глотать было невозможно, и струя скотча, обжигая горло, вливалась в ее желудок. От Ричарда тяжело несло перегаром, когда он прижался губами к ее рту, грубо толкаясь языком.

Если бы она знала, как надо правильно ударить, чтоб только слегка оглушить, но не убить, то выхватила бы у него бутылку и стукнула бы по голове.

– О, даже не думай об этом, – насмехался он, проследив ее взгляд и прочитав ее мысли.

Смеясь с вожделением и прижимая ее к траве, он задрал ей юбку и начал щедро поливать виски на ее трусики, а затем принялся обсасывать их.

– Вот это коктейль! – бесстыдно мурлыкал он, своим горячим и влажным дыханием заставляя ее извиваться.

Задавшись целью возбудить ее, он стянул с нее сначала колготки, а затем и трусики, продолжая поливать уже обнаженное тело, так, что скотч обжигал и, в то же время, приносил неожиданные чувственные ощущения.

Настороженная и смущенная, она прекратила сопротивление и лежала совершенно без движений с напряженными мышцами. Она хотела заставить его подумать, чтo совершенно ничего не чувствует и холодна как лед, что прекратила борьбу и с трудом терпит его атаки. Она была слишком зла и расстроена, чтобы поддаться эротическим ощущениям.

Он просто сошел с ума. Мало ли кто мог пройти мимо? К тому же он чудовищно оскорбил ее, глубоко ранив ее душу.

Она не знала, что и подумать. Она никогда не чувствовала себя настолько запутавшейся в своей жизни. Следует ли считать их помолвку расторгнутой? И чего она вообще хочет? Может быть, Ричард просто срывал на ней обиду перед тем как отказаться от своей затеи? Может быть, его гордость сломлена, и он ведет себя как ребенок в припадке гнева? Может быть, она пробилась к его разуму, и он решил отказаться от кражи лошадей?