Золотой берег - Нельсон Демилль

— Возможно, вы правы, мистер Саттер. Но эти соображения никоим образом не влияют на общий принцип отказа в освобождении под залог лицам, обвиняемым в совершении убийства.

— Ваша честь, мой подзащитный может быть причастен к деяниям так называемой организованной преступности, а может быть, и непричастен. Но если он тот, кем пытается представить его пресса, то вы должны отдавать себе отчет, что фигура такого масштаба не появлялась в федеральном суде на протяжении нескольких десятилетий.

— Что из этого? — Она внимательно посмотрела на меня. — Мистер Саттер, я вижу, что вы не специалист по уголовным делам и не знакомы с особенностями федеральной судебной системы. Верно?

Я кивнул.

— Так вот, мистер Саттер, здесь совершенно иной мир, отличный от того, из которого вы явились.

Можете повторить это еще раз, леди. Но, Боже мой, неужели я на самом деле произвожу впечатление закоренелого адвоката с Уолл-стрит или, что еще хуже, семейного адвоката с Лонг-Айленда?

— Я нахожусь здесь с тем, чтобы все совершалось по закону, Ваша честь, — прошептал я судье Розен. — Я могу не знать каких-то особенностей судопроизводства, но я знаю, что мой клиент находится под защитой Конституции и имеет право на полноценную процедуру обсуждения вопроса об освобождении под залог.

— Он получит такую возможность. Через неделю.

— Нет, Ваша честь, я требую, чтобы обсуждение этого вопроса состоялось сейчас.

Ее брови возмущенно взлетели вверх, она готова была отшвырнуть меня в сторону и отправить Белларозу за решетку, но на мое счастье вмешалась мисс Ларкин. Ей, по всей видимости, совсем не по душе пришлось мое перешептывание с судьей, из которого она не могла уловить ни слова.

— Ваша честь, могу я высказаться? — спросила она.

— Да, говорите, — кивнула ей судья.

Мисс Ларкин подошла ближе к столу судьи, но заговорила обычным голосом, не повышая тона:

— Ваша честь, если человек обвиняется в убийстве, то для правосудия не имеет значения, как он вел себя в момент ареста. Не время и не место также выслушивать другие доводы защиты в пользу освобождения под залог. Федеральные власти уверены в том, что обвиняемый совершил это убийство, что он представляет опасность для общества и имеет возможности и веские причины для того, чтобы скрыться из страны, если будет освобожден под залог.

Судья Розен, минуту назад готовая вышвырнуть меня вон, теперь почувствовала себя обязанной дать мне последнее слово.

— Мистер Саттер. — Она взглянула на меня.

Я покосился на мисс Ларкин, которая так напоминала мне мою Каролин. У меня даже возникло желание по-отечески пожурить ее.

— Мисс Ларкин, ваше утверждение о том, что мой подзащитный представляет опасность для общества, просто смехотворно, — сказал я и вновь обратился к судье Розен: — Ваша честь, у этого в зрелых годах человека есть дом, жена, трое детей. У этого человека нет уголовного прошлого. — Я невольно оглянулся на мистера Манкузо, который в этот момент состроил такую гримасу, словно я только что больно наступил ему на ногу. Я продолжил: — Ваша честь, у меня вот в этом портфеле имеются названия и адреса тех компаний, которыми управляет мой клиент. — Ну, может, не всех, но большинства. — Здесь лежит также паспорт моего клиента, который я готов оставить суду в качестве залога. Здесь также…

Именно в этот момент боковая дверь зала суда распахнулась, и в зал ворвался Альфонс Феррагамо. Выглядел он, надо сказать, не очень радостным. Это был высокий, худощавый мужчина с орлиным носом и глазами, похожими на устриц. Волосы редкие, рыжеватые, с проседью, а губы тонкие и бледные, им явно не хватало крови или губной помады.

Появление федерального прокурора вызвало в зале волнение: почти все узнали его, поскольку столь важную персону не обходили вниманием ни телевидение, ни фоторепортеры. Феррагамо прозвали итальянским Томом Дьюи, и, подобно Тому Дьюи, он давно положил глаз на пост губернатора штата и даже был бы не прочь занять и самый главный дом в Вашингтоне. Основной проблемой Феррагамо на данный момент было, по-видимому, то, что его физиономия никому не нравилась. Но никто не хотел ему об этом говорить.

Судья Розен, естественно, была знакома с ним и, когда он вошел, приветствовала его кивком головы.

— Продолжайте, — сказала она мне.

— Здесь у меня также находится значительная сумма, предназначенная для передачи в качестве залога. Она достаточна, чтобы…

— Ваша честь, — прервал мои слова Альфонс Феррагамо, нарушая тем самым правила поведения в суде, — я не могу поверить, что суд мог даже согласиться на обсуждение вопроса об освобождении под залог в случае, когда человек обвиняется в совершении умышленного и дерзкого убийства, убийства гангстерского, убийства, связанного с борьбой преступных кланов в сфере наркобизнеса.

Этот мерзкий тип продолжал расписывать убийство Хуана Карранцы с таким обилием прилагательных и эпитетов, что я даже удивился. Он к тому же делал особое ударение на некоторых словах — мне это показалось очень неприличным для речей, произносимых в зале суда.

Судья Розен тоже была не в восторге от Альфонса Феррагамо, ворвавшегося подобно гангстеру в зал суда и не следившего за своей речью.

— Мистер Феррагамо, — сказала она, — речь идет о лишении человека свободы, и представитель защиты желает изложить нам некоторые факты, которые могут повлиять на решение вопроса об освобождении под залог. Мистер Саттер как раз излагал эти факты перед тем, как вы вошли сюда.

Но Альфонс не понял намека и снова пустил в ход свое красноречие. Он явно волновался, и по той или иной причине — из-за личной мести или стремления к справедливости — страстно желал только одного: посадить Фрэнка Белларозу за решетку. Тем временем мисс Ларкин, которой лучше удавалось вести дело, по большей части держа свой рот закрытым, решила вовсе устраниться и тихонько села на скамью обвинения рядом с мистером Манкузо.

— Ваша честь, — продолжал Феррагамо, — обвиняемый является закоренелым гангстером, человеком, которого Министерство юстиции считает главарем крупнейшей преступной группировки, человеком, который, судя по материалам нашего расследования и по показаниям свидетелей, совершил убийство, мотивы которого связаны с борьбой в сфере наркобизнеса. — Сделав классическую оговорку по Фрейду, он добавил: — Это не личная месть, это факт. — После этого присутствующим оставалось только гадать, что же такое «личная месть».

Ясно было, что этот человек давненько не выступал в суде. Мне тоже не часто доводится появляться в этом заведении, но даже я по сравнению с этим клоуном выглядел приличнее. Я слушал, как мистер Феррагамо делал все, что в его силах, чтобы испортить дело, почти выигранное обвинением. Несколько раз меня подмывало вмешаться, но я напоминал себе слова, сказанные одним из последователей Макиавелли Наполеоном Бонапартом: «Никогда не мешайте вашему противнику, когда он делает ошибки».

Я взглянул на судью Розен и увидел, что она была явно не в восторге от этого выступления. Но даже судье следует дважды подумать, прежде чем попросить федерального прокурора заткнуться, и чем больше Феррагамо разглагольствовал, тем больше у меня появлялось шансов изложить все мои аргументы.

Самым интересным было то, что Феррагамо начал говорить о вещах, не имеющих никакого отношения к вопросу об освобождении под залог. Он излагал якобы имевшиеся у Белларозы проблемы, касающиеся торговли наркотиками, говорил о его сложных отношениях с колумбийскими и прочими мафиозными группировками. Вероятно, он вообразил, что попал на пресс-конференцию.

— Торговля героином, прежде традиционно сосредоточенная в руках «Коза ностры», то есть итальянской мафии, теперь является лишь малой частью наркооборота. Преступный клан Белларозы пытается взять под свой контроль торговлю кокаином и крэком. Для этого ему нужно устранить всех возможных соперников. Вот почему и произошло убийство Хуана Карранцы.

Дружище Альфонс, почему бы тебе тогда не нарисовать мишень на лбу у Белларозы и не отвезти его в колумбийский квартал? Я посмотрел на Фрэнка и увидел, что он загадочно улыбается.

— Мистер Феррагамо, — вмешалась наконец судья Розен. — Я думаю, все мы понимаем, что вы уверены в причастности обвиняемого к совершению этого убийства. На то и нужен суд. Но предварительное заключение — это не наказание, а мера предосторожности, и мистер Беллароза считается невиновным, пока его вина не доказана судом. Я бы хотела услышать ваши доводы в пользу того, по какой причине он должен быть заключен под стражу.

Тут мистер Феррагамо задумался. Фрэнк Беллароза продолжал преспокойно стоять. Будучи предметом всеобщего внимания, сам он не произносил ни слова. Но один его вид внушал уважение к нему со стороны присутствующих. Он не огрызался на оскорбительные реплики Феррагамо, но при этом не изображал из себя и жертву. Он стоял так, словно слушал через наушники «Травиату», ожидая, когда к остановке подойдет автобус.