Кристальный пик - Анастасия Гор

Затем тело его обратилось в драгоценную пыль, как тело Дейрдре в древних легендах, и уже трех из четверых богов не стало.

— Заберите их маски, — сказала Волчья Госпожа, втолкнув в мои дрожащие руки сразу две золотые пластины — одну с изображением медвежьей морды, которую она сняла с мертвого Стража прежде, а другую с изображением птичьей. Еще одну маску, кроличью, держала Тесея, прижимая к груди и прячась за спиной Кочевника, не сводящего глаз и острия топора с перьевого кокона, висящего в воздухе посреди холма. — Пусть от масок будет хоть какая-то польза, раз от нас ее не было. Главное, запомни вот что, Бродяжка: клетка Принца может продержаться и столетия, но коль позовешь того, кто заточен в ней, так она…

— Я никогда не позову Селена. Никогда! Даже думать о нем не стану, — процедила я, дернувшись. Кровь Принца впиталась в мою тунику, и та казалась неподъемной, как свинец, из-за чего я едва смогла подняться на ноги, когда Солярис подошел ко мне и обнял, чтобы подвести к остальным.

— Уже раз позвала, сама того не ведая. А где один раз, там и второй, сама знаешь, — сказала Волчья Госпожа впервые мягко, без укора, несмотря на ее ужасающее пророчество. — Забудь о нем полностью. Не вспоминай о его помощи. Избавь себя и людей своих от любой слабости. Красный туман тем крепче, чем больше ты в нем нуждаешься. Держись как можно дальше — и мыслями, и плотью. Ступайте на север через лес, ступайте быстро. — Госпожа махнула рукой в нужную сторону. — Время ваше и так сильно вперед убежать успело. Вход в сид один, но выходов много. Увидите колодец, башню иль алтарь — туда путь и держите, пока сид не обернется родными краями.

— А как же вы? — спросила Мелихор, ласково вычищая пальцами сгустки запекшейся крови из шерсти волчицы, утратившей свою белизну. Та вышла к нам из-за обломков с одним порванным ухом и поджатой задней лапой, и даже Солярис посмотрел на нее с сочувствием и потрепал по холке в благодарность.

— За меня не беспокойтесь, одиночество всегда мне было любо, — ответила Госпожа спокойно, и в чаще леса за ее спиной снова зажглись десятки желтых звериных глаз, безмолвных наблюдателей и детищ. — Еще придет то время, когда голоса вокруг смолкать не будут днями напролет. Обязательно придет…

Тесея вдруг повернулась к затихшей Волчьей Госпоже, опустившей голову, и сказала впервые в своей жизни громко и отчетливо, лишь немного запинаясь:

— Одной быть… грустно. Мне… остаться с вами?

— Ты что городишь⁈ — вспыхнул Кочевник, напрочь забыв о боли в сломанных костях и аж подпрыгнув. — В сиде остаться, где Туман заперт? Одной? Ты вроде характером в мать пошла, а умом будто в меня!

— Скажи мне, братик, сколько в… в нашей родной деревне ж-живет человек? — вопросила она с уверенным видом, и Кочевник заморгал растерянно.

— Пятьсот, кажется, если за время нашего отсутствия Ивтида еще кого не родила, хе.

— Они все умрут, вместе с-с Ив-втидой, — сказала Тесея горькую правду, и Кочевник скорчился пуще прежнего. — Увядание погубит посевы. Им буд-дет нечего есть уже к зиме. Если… Если я могу помочь…

— Она может. Пусть останется, коль хочет, — вмешалась Госпожа. — Ты медведь, а ей суждено волком стать. Сид бескраен, мы укроемся надежно. Я уста ей развяжу, обучу ремеслу своему, заодно и ту хворь задержим, которая посевы ваши жрет. Будем лечить людской мир снаружи, пока Кроличья Невеста не вернется и не излечит его изнутри. Одной справиться и впрямь будет сложновато…

Волчья Госпожа старалась не смотреть на блестящую пыль, осевшую на траве за нашими спинами, но голос ее хрипел, и из-под маски показались мокрые дорожки. Тем не менее препиралась она с Кочевником упорно, отстаивая право Тесеи остаться, пока Солярис в конце концов не рявкнул на них обоих, напоминая, что надо торопиться. Тогда Тесея надела кроличью маску, как свою собственную, и взяла Госпожу за руку, заставляя Кочевника смириться с ее решением.

— Ты и впрямь не Дейрдре больше, но ты все равно королева. Ты всегда делала, что в голову взбредет, и никого не слушала, — сказала мне Волчья Госпожа перед уходом и, замолкнув на мгновение, добавила: — Продолжай.

Следуя ее завету, мы неслись вперед так быстро, что даже ни разу не обернулись на злополучный кокон из крыльев и чащу кристальных деревьев. Спустя час, два или три мы наконец-то увидели песчаную насыпь, похожую на те, какие строили в честь Стража воины вокруг битвенных полей, и миновали ее на последнем издыхании. Тотчас же сид обернулся родным миром, как обещала Волчья Госпожа, и мы кубарем покатились по золотисто-коричневой равнине Золотой Пустоши.

10. Золотой песок, железный меч

Золотая Пустошь была сурова к чужакам. Здесь не выживали ни трава, ни растения, зато спокойно жили кочевые племена, поколениями выращивающие горбатых лошадей за каньонами и сумевшие приручить пустынных львов. В народе поговаривали, будто именно львы помогают им отыскивать подземные источники и оазисы, и что с десяток таких львов неизменно содержится в самом Амрите, главном городе туата Ши, в качестве домашних питомцев. Их гаркающее рычание, похожее на смех, слышалось по ночам, и в песке под ногами хрустели кости мелких животных, ставших им добычей. А, может статься, то были кости людей — таких же неудачливых путников, как мы.

Если бы мы знали, что та пирамидка из камней в сиде выбросит нас так далеко от дома и Дану, то предпочли бы пробежать еще пару лиг по божественной обители, нежели оказаться здесь. Золотые барханы перекатывались от ветра, как волны, и оставалось загадкой, как в них не тонули и без того слабые, тощие деревья-гребенщики с мелкой восковой листвой, растущие прямо из безжизненных недр. В поисках заветной влаги корни их распространялись так далеко, что о них можно было случайно споткнуться и через несколько часов ходьбы, когда сами деревья остались далеко позади. Чистый прозрачный воздух чем-то напоминал морской, будто нес в себе память об океанах, которые когда-то давно заполняли крутые овраги. Тем не менее запах пустыни — запах совершенно особенный: сухой, как выжженный солнцем пергамент, и резкий, свербящий в носу, точно острые специи.

Мелкий песок кололся под одеждой, перемолотый жерновами бурь и неистовым пеклом в коричневую муку. От