Север и Юг - Элизабет Гаскелл

— Конечно. Прошу прощения. Но вы понимаете, я разговаривала с мисс Хейл. Позвольте мне проводить вас в комнату, мисс Маргарет, где вы сможете снять шляпку и умыться. Только сегодня утром я опустила несколько бутонов свежесрезанных роз в кувшин с водой, может, кто-нибудь приедет, подумала я, и нет ничего прекраснее, чем весенняя вода с запахом мускусной розы. Подумать только, викарий умер! Что ж, конечно, мы все умрем. Только тот джентльмен сказал, что мистер Хейл немного оправился после смерти жены.

— Спуститесь ко мне, миссис Пуркис, после того, как проводите мисс Хейл. Я хочу посоветоваться с вами насчет обеда.

Маленькое створчатое окно в комнате Маргарет было почти целиком оплетено розами и лозой, но, отодвинув их в сторону и немного распахнув створки, она увидела верхушки печных труб пасторского дома над деревьями и различила хорошо знакомые силуэты сквозь листву.

— Да, — сказала миссис Пуркис, разглаживая постель и отправляя Дженни за охапкой полотенец, надушенных лавандой, — времена изменились, мисс. У нашего нового викария семеро детей, и он еще пристраивает детскую для будущих детей как раз там, где в прежние времена были беседка и кладовка для инструментов. Он встроил новые камины и вставил зеркальное стекло в гостиной. Он и его жена — деятельные люди и сделали много хорошего, по крайней мере, они говорят, что это — хорошо. А я бы сказала, что они перевернули все вверх дном ради пустяка. Новый викарий — трезвенник, мисс, и мировой судья, а у его жены много рецептов экономной кулинарии и выпекания хлеба без дрожжей. И они оба так много говорят, и оба одновременно, что противоречат друг другу. До тех пор пока они не приехали, все здесь жили мирно и каждый считал, что есть вещи, о которых можно иметь собственное мнение. А теперь он отбирает фляжки у косарей и заглядывает в них. А потом поднимает шум из-за того, что в них не имбирное пиво, но я тут ни при чем. Моя мама и моя бабушка до меня посылали косарям отличный солодовый ликер и принимали сенну в качестве слабительного, когда заболевали. И мне следует поступать так же, как они, хотя миссис Хепворт усиленно предлагает мне засахаренные фрукты вместо лекарства, которые, как она говорит, намного приятнее, только я им не доверяю. Но я должна идти, мисс, хотя мне многое хочется услышать. Я скоро вернусь к вам.

Мистер Белл приготовил клубнику со сливками, черный хлеб и кувшин молока для Маргарет, чтобы она подкрепилась, когда спустится вниз, а стилтонский сыр и бутылку портвейна — для подкрепления собственных сил. После этого деревенского завтрака они отправились на прогулку, не зная толком, куда пойти, так много старых знакомых мест им хотелось посмотреть.

— Пройдем мимо прихода? — спросил мистер Белл.

— Нет, не сразу. Мы пойдем вот этой дорогой и сделаем круг, чтобы выйти к нему, — ответила Маргарет.

Местами старые деревья срубили еще до осени. Грубо сколоченные дома поселенцев и старый, развалившийся коттедж снесли. Маргарет опечалилась и оплакивала их, как старых друзей. Они прошли мимо того места, где она рисовала с мистером Ленноксом в тот памятный день. Белого векового бука, со шрамами, оставленными молнией на стволе, у корней которого они сидели, больше не было. Старик, который жил в коттедже-развалюхе, умер. Коттедж снесли, а на его месте построили новый — аккуратный и прочный. На том месте, где рос бук, был разбит маленький сад.

— Я и не думала, что прошло так много времени, — сказала Маргарет и, помолчав и вздохнув, отвернулась.

— Да! — ответил мистер Белл. — Первые изменения в привычных вещах удивляют молодых, но с возрастом мы теряем способность удивляться. Я принимаю как должное перемены во всем, что вижу. Непрочность всего, что создано человеком, привычна для меня, а для вас это ново и тягостно.

— Давайте навестим маленькую Сьюзан, — предложила Маргарет, ведя своего спутника по травянистой дороге и направляясь под тень лесной просеки.

— С удовольствием, хотя я даже не представляю себе, кто такая маленькая Сьюзан. Но я люблю всех Сьюзан просто ради Сьюзан.

— Моя маленькая Сьюзан расстроилась, когда я уехала, не попрощавшись с ней. С тех пор я чувствую себя виноватой, что причинила ей боль, которой можно было избежать, сделай я хоть малое усилие со своей стороны. Но туда далеко идти. Вы уверены, что не устанете?

— Вполне. То есть если вы не будете идти так быстро. Видите ли, здесь не на что смотреть, что могло бы извинить меня за то, что я остановился перевести дыхание. Вот если бы я был Гамлетом, принцем Датским, вы бы подумали, что я могу романтично прогуливаться с человеком «тучным и одышливым».[59] Пожалейте мою дряхлость ради него.

— Я пойду медленнее исключительно ради вас. Вы мне нравитесь в двадцать раз больше, чем Гамлет.

— Из принципа, что живой осел лучше мертвого льва?

— Возможно, и так. Я не разбираюсь в своих чувствах.

— Я доволен, что пришелся вам по душе даже без подробного изучения того материала, из которого я сделан. Только нам не нужно идти улиточным шагом.

— Хорошо. Идите своим шагом, а я пойду за вами. Или останавливайтесь и погружайтесь в размышления, как Гамлет, с которым вы себя сравнили, если я иду слишком быстро.

— Спасибо. Но так как моя мать не убивала моего отца и не выходила после этого замуж за моего дядю, я не знаю, о чем мне следует поразмыслить, разве что о том, насколько велики наши шансы хорошо пообедать. Что вы думаете об этом?

— Я надеюсь на это. Миссис Пуркис — хорошая кухарка, если верить общественному мнению Хелстона.

— Но как вы считаете, ей может помешать весь этот сенокос?

Маргарет понимала, что мистер Белл любезно пытается вести беззаботный разговор, стараясь отвлечь ее от размышлений о прошлом. Но она скорее бы прошла этими дорогими ее сердцу тропинками в молчании, даже пожелала бы остаться одна, не опасайся она показаться неблагодарной.

Они дошли до коттеджа, где жила вдова — мать Сьюзан. Сьюзан не было дома. Ее отправили в приходскую школу. Маргарет расстроилась, и бедная женщина, заметив это, начала извиняться.

— О, все в порядке, — ответила Маргарет. — Я очень рада это слышать. Я могла бы догадаться. Только она обычно оставалась с вами дома.

— Да, так и было. Я очень скучаю по ней. По вечерам я обычно учила ее тому, что знаю сама. Конечно, этого было мало. Но она постепенно становилась такой полезной, что нынче я без нее как без рук. Зато теперь она знает гораздо больше меня, — вздохнула мать.

— Может, я ошибаюсь, — проворчал мистер Белл. — Не обращайте внимания на мои слова. Я уже долго живу на этом свете. Но я должен сказать, что ребенок становится лучше, проще и образованнее, оставаясь дома, помогая своей матери, изучая вместе с ней по вечерам главу из Нового Завета, чем в любой школе.

Маргарет не хотелось поощрять его на разговор, отвечая ему и таким образом поддерживая его спор с матерью. Поэтому она повернулась к ней и спросила:

— Как поживает старая Бетти Барнс?

— Я не знаю, — ответила женщина довольно резко. — Мы не друзья.

— Почему? — спросила Маргарет, которая в прежние времена выступала в деревне в роли миротворца.

— Она украла моего кота.

— Она знала, что он ваш?

— Я не знаю. Полагаю, что нет.

— И что? Она не отдала его вам, когда вы сказали, что он ваш?

— Нет! Потому что она сожгла его.

— Сожгла?! — в один голос воскликнули Маргарет и мистер Белл.

— Поджарила его! — объяснила женщина.

Но это ничего не объяснило. Расспросив ее, Маргарет добилась от нее ужасной правды: цыганка-предсказательница убедила Бетти Барнс одолжить ей воскресную одежду мужа, пообещав, что честно вернет ее в субботу вечером, прежде чем Гудмэн Барнс обнаружит пропажу. Встревоженная исчезновением цыганки с одеждой и испугавшись гнева мужа, Бетти обратилась к колдовству. По одному дикому деревенскому суеверию вопли кота, сваренного или зажаренного живьем, заставят, так сказать, силы тьмы исполнить желания палача. Бедная вдова, очевидно, тоже верила в действенность колдовства. Возмущало ее только то, что для жертвоприношения из всех других выбрали именно ее кота. Маргарет в ужасе выслушала ее и тщетно попыталась вразумить. Постепенно она заставила женщину принять очевидные факты, логическая связь и выводы из которых были очевидны для самой Маргарет. Но в результате смущенная женщина просто повторила свое первое утверждение, а именно «конечно, это было очень жестоко, и ей бы не хотелось так поступать, но нет ничего другого, что может дать человеку то, чего он желает. Ей говорили об этом всю жизнь, но все равно это было жестоко с ее стороны». Маргарет в отчаянии оставила свои попытки переубедить ее и ушла с тяжелым сердцем.