Всё о Кыше, Двухпортфелях и весёлых каникулах - Юз Алешковский

вызвал Игнаткина решать пример, я снова положил книгу на колени. И только я стал читать про паровую треску, в которой, по словам моего отца, было много фосфора, как Игорь Павлович сказал:

— Рыжиков, положи книгу на стол. Быстро! Я жду, Рыжиков!

Я зажмурился, представив себе всё, что сейчас будет, встал из-за парты и положил «Книгу о вкусной и здоровой пище» на учительский стол.

Игорь Павлович прочитал название книги, мрачно на меня посмотрел и стал её перелистывать. Вдруг он сглотнул слюнки и, широко раскрыв глаза, уставился в книгу.

Я подумал: «Наверно, увидел картинку с жареным поросёнком, набитым гречневой кашей и окружённым бутылками и всякой зелёной всячиной…»

Я спросил Петьку:

— Как думаешь, учителям хочется есть, как нам перед большой переменкой?

— Нет, по-моему, — шепнул Петька, — а то бы они, как я, на уроках ели пирожки с повидлом…

Весь класс тихо ждал, что сейчас будет.

Игорь Павлович твёрдо сжал губы, покраснел, захлопнул книгу и потряс ею над головой:

— Вот какие книги читает Рыжиков на уроках! — (Я встал.) — Вот что его интересует больше всего на свете! Вкусная и здоровая пища! Позор! Она для него важнее пищи духовной! Кто знает, что такое духовная пища?

Все молчали — наверно, потому, что за ответ всё равно не поставили бы отметку, а я тихо сказал:

— Интересные книги…

— Так почему же, — вышел из себя Игорь Павлович, — ты не читаешь на уроках «Занимательную математику» Перельмана? Это бы я ещё мог простить. Почему же ты читаешь, — он с интересом заглянул в книгу, — про, так сказать, жареных поросят и отстаёшь по арифметике?.. Молчишь? Так пусть все знают: ты — гурман и лентяй!

Кое-кто засмеялся.

— Что такое «гурман»? — спросил любознательный Лимский.

— Надо поднимать руку! Весь класс разболтался!.. Гурман — это школьник, для которого пища — первое, а уроки — второе. — Игорь Павлович смутился. — Продолжим урок. После уроков, Рыжиков, зайдёшь в учительскую.

На пути в учительскую я больше всего боялся, что Игорь Павлович вызовет в школу моего отца, отдаст ему «Книгу о вкусной и здоровой пище» и весь мой план сорвётся. Когда я приоткрыл дверь учительской, Игорь Павлович доказывал учителям:

— Дело, коллеги, не в жареном поросёнке. Ничто человеческое мне не чуждо. Я только утверждаю, что человек живёт не для того, чтобы есть!

— Можно? — сказал я.

— Полюбуйтесь! Вот он! — объявил Игорь Павлович.

— Безобразие, — сказала Вера Адамовна. — Тридцать шесть лет я работаю в школе. У меня есть список книг, отобранных за эти годы у учеников, но книги о пище в нём нет. Я бы ещё поняла девочку, но тебя, Рыжиков…

Я обиделся, подумал: «Была не была…» — и коротко объяснил, зачем мне понадобилась эта книга. Под конец я сказал:

— Мой отец считает еду первым делом, а духовную пищу — вторым. Не может он без первого и второго. Маме нужно окончить институт. А мне фосфора не хватает для арифметики… Я больше не буду.

Учителя задумались. Потом Вера Адамовна ворчливо посоветовала:

— Рыбу жарь на постном масле… Я не люблю на сливочном… И не забудь снять пену с бульона… Представляю себе твоё варево!

А Игорь Павлович отдал мне книгу и сказал:

— Тебе, Рыжиков, не фосфор нужен, а крупная доза усидчивости. И учти: если твоя кулинария хоть на йоту отразится на занятиях, я напишу письмо на работу отцу. Иди.

— Ладно! — обрадовался я и пошёл домой.

Я бы, конечно, сразу взялся за приготовление обеда, но мне не давали покоя последние слова Игоря Павловича, и я решил сначала позаниматься. Географию и русский я оставил напоследок и усидчиво взялся за арифметику. Я думал, что на решение двух трудных задач уйдёт часа три, но меня разобрало такое зло из-за отставания по арифметике, что задачки неожиданно очень быстро решились без всякого фосфора и даже показались мне интересными.

После задачек я взял из ящика деньги, которые оставляла мама для покупки полуфабрикатов и другой сухомятки, перекинул через плечо авоську и пошёл в магазин.

Я купил мяса, но поругался с продавцом, потому что он сказал:

«Бери, что дают, и не капризничай…»

Потом выбрал большую треску, а в овощном взял лука, морковки и петрушки…

Во дворе ребята попросили меня постоять вратарём, но я сказал:

— Есть дела поважнее…

Дома я выложил покупки на кухонный стол, а «Книгу о вкусной и здоровой пище» раскрыл на страничке с бульоном и поставил на подоконник. Я стоял перед ней с ножом в руке, как дирижёр в оркестре перед нотами, и очень волновался: всё-таки первый раз взялся за такое дело.

Прочитав рецепт, я решительно отделил мясо от костей, которых мне надавал продавец, положил всё это в кастрюлю и поставил варить. Прокручивать мясо я не стал, потому что не умел. А лук, морковку и петрушку я очистил и сразу кинул в кастрюлю, хотя их нужно было сначала обжарить.

Заведя будильник, чтобы не прозевать бульон, я подумал: «Нелегко, конечно, готовить обед и делать уроки…»

Треску я разрезал на куски, потом начистил картошки, но делать рыбу по книге не захотел, это было сложно.

Я вспомнил, как её готовила мама, положил ещё не оттаявшие куски на сковородку, покрыл их ломтиками картошки и лука, облил всё это постным маслом, накрыл крышкой и поставил в духовку.

Бульон варился, а я писал упражнения по русскому и учил правила. Меня не тянуло ни во двор, ни к приёмнику…

Когда зазвенел будильник, я потушил газ под бульоном и ударил себя по лбу: я же забыл снять пену, хотя Вера Адамовна мне напоминала. И бульон получился каким-то мутным, но жирным. Я вынул из него мясо и обсосал кости. Есть мне хотелось, как никогда: ведь поел я давно, ещё на большой перемене. Только есть я не стал, а решил дождаться своего отца.

Варёное мясо я положил на тарелку и посыпал его листьями петрушки.

Из духовки вкусно пахло рыбой. Я попробовал кусочек картошки и обрадовался: она пропарилась и красиво запеклась сверху вместе с луком, хотя с краёв очень подгорела.

Был уже шестой час. Отец вот-вот должен был прийти с работы. Я прибрал в кухне и засел за географию.

Когда отец открыл дверь, я услышал, как он принюхивается к запаху первого и второго. Потом он загремел на кухне крышками и сказал:

— Ага! Подействовало! Я сказал, что не сдамся!.. А где же мама? — спросил он меня, зайдя в комнату.

— Она пришла на часок и, всё сделав, ушла, — сказал я. — Ей же