Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

– Но мы не можем отвечать за всю Галактику, – сказал я, – мы не можем изменить ее к лучшему. У каждого народа свое право выбора.

– А ты уверен, что это так уж правильно, предоставлять каждому народу, да и каждому человеку право выбора? Не умнее ли, если Галактикой будет руководить какой-то один народ... наиболее продвинутый, разумный... скажем, даже, сверхразум, сверхцивилизация. И заметь, ведь и вам не заказан ход в этот сверхразум. Я уже предлагал тебе. Все равно другого выбора у Галактики нет.

– Сверхцивилизация, – я слышал свой голос как бы извне. Он звучал иронически. А в мозгу моем билась паника, и Цхарн это знал, – сверхразум. Вас сюда никто не приглашал. Обойдемся и без сверхразума.

– Да? Может быть, вы даже думаете справиться с нами?

– До сих пор справлялись... – как сквозь пелену я услышал собственные слова.

(какое там – справлялись! Война идет уже семьсот лет... И до сих пор это противостояние, а сагоны тихой сапой захватывают одну планету за другой...)

– Ландзо, я покажу тебе кое-что... А потом мы поговорим.

В тот же миг я ощутил удушье. Не буквальное. Просто весь мир стремительно сузился и посерел. Потерял объем и цветность. Мир был плоским и черно-белым, как на экране лервенского телевизора.

Я вдруг увидел всю свою жизнь, каждый эпизод – все это одновременно, и все это с каким-то горьким, невероятным осмыслением... оказывается, все, что я делал, я делал совершенно неправильно. Ведь все зависит от точки зрения! И если посмотреть с другой точки зрения, я страшно виноват. Перед Пати. Даже перед Арни и Таро – за то, что не выдал их, если бы выдал, нам не пришлось бы бежать, они бы не погибли, а Зай, я теперь это понимал, действительно не отправил бы нас в штрафную общину...

И совсем другими глазами я увидел Квирин. Ведь тоска же смертная! Хоровые песенки под гитару, «Синяя ворона», примитивные вирши, и бессмысленная, совершенно тупая, бессмысленная работа, истерический энтузиазм, Космос, никому не нужный, да и безнадежно так его осваивать, и ничего это не дает, а вот сколько радости и счастья подлинного каждый квиринец теряет – не передать. И как я там жил? И как я работал ско? Нет ничего бессмысленнее, чем работа ско. Ладонями сдерживать океан зла... И мы еще этим гордимся. Да нет ничего пошлее, чем весь этот Квирин, и эти эстарги... Ах, как трогательно, как сентиментально! Мы идем на смерть. Чего ради? Дурость какая.

Можно совсем иначе жить. Только вот как я подумаю об этой другой жизни, тоже тоска берет. Ничего не хочется. Просто ничего. Жить не хочется. Я посмотрел на лучевик, лежащий на коленях. В принципе-то это очень просто, дуло в лоб направить, нажать курок... все погаснет уже окончательно...

– Стоп! Хватит, – произнес Цхарн. Наваждение слетело. Не то, чтобы вернулась прежняя ясность, просто я перестал думать обо всем этом, и мир снова потеплел и стал трехмерным.

– Ты все еще считаешь, что вы можете сопротивляться нам?

– Это была демонстрация? – спросил я. Я знал, что-то во мне сломано безвозвратно... Я никогда уже не стану прежним.

– Считай как хочешь. Знай, что я могу вызвать такое... или подобное состояние у толп людей. Я могу все тебе объяснить, не говоря ни слова. И ты будешь верить мне. Ведь ты же мне веришь, Ландзо?

– Нет.

– А твое сердце говорит «да». Можешь не отвечать мне, ответь самому себе – на самом-то деле ведь веришь.

Да. Я в общем-то уже верил ему. Очень уж убедительно... Люди не могут сопротивляться сагонам. Вся наша война – детская игра, это несерьезно. Квирин – сплошная глупость, идиотизм, энтузиазм и песенки под гитару – пошлость. Я был неправ во всем. Сагоны, наверное, несут Галактике мир и процветание. По крайней мере, это вполне возможно. Если честно, я уже в это верил.

«Он больше не обманет меня».

Но может быть, и это обещание было очередным этапом глупости?

Господи, помилуй, взмолился я, помоги мне понять... Сагон саркастически улыбался.

– Он не поможет. Он никогда не помогает. Он жесток и равнодушен, Ландзо. Ты в моей власти, и Он тут совсем ни при чем.

– Помогаем только мы, – напыщенно добавил Цхарн. Мне вдруг стало смешно... вся сцена ассоциировалась у меня с какой-то комедией, где был этакий великий тиран, говоривший о себе всегда во множественном числе. Я вспомнил эту комедию и улыбнулся.

– Цхарн, а почему ты так долго возишься со мной? Ты же сильнее. Ну останови мое дыхание, и дело с концом. Я не буду тебе мешать.

– Ведь я говорил, дружок, что интересуюсь тобой, хочу завладеть твоим сердцем... люблю тебя, наконец! Хочу тебе добра.

– Кто ты, и кто я, – я оглянулся на собаку, положившую голову между лап, – боюсь, пропасть между мной и тобой еще больше, чем между мной и псом. Я ведь не умею влиять на психику... Ну хорошо, ты хочешь меня обучить. Но разве сейчас место и время для этого? Ты проиграл... Почему же я тебе нужен?

– С тобой мы можем победить, – сказал Цхарн. И я вдруг увидел перспективы...

Я начинаю новую войну. Да, мои бывшие товарищи гибнут. Но они знали, на что шли. Я становлюсь настоящим королем Анзоры. Не Лервены – всей Анзоры. Цхарн поможет. Это сейчас, в нынешнем неустойчивом положении, нетрудно. Я вдруг понял, что не дышу. Уже минуту, наверное. Я поспешно и глубоко вдохнул.

Нам даже не обязательно их убивать. Кто-то из них согласится служить Цхарну. Остальных мы можем просто выслать... на Квирин отправить, пусть живут.

Я стану настоящим королем! Цхарн поможет мне. Я обрету его дальновидность, его прозорливость, его способности. Я не повторю ошибок бездарных прежних правительств. Я сделаю народ счастливым. Свой народ!

Ведь я лервенец, я плоть от плоти этого народа, этих серых камней, этих угрюмых сосен и скал. Я люблю Лервену больше жизни. Да, она не так красива, как Квирин, ну и что, какое это имеет значение... Лервена – мое сердце, мое счастье. Как я мог покинуть ее, предать?

– Будь моим воином, Ландзо, – сказал Цхарн просто. Я почувствовал, как в сердце моем зарождается тихий, звенящий восторг. Коснулся ладонью лучевика. О царственный Цхарн!

– Я вознагражу тебя!

Мне к державности, доблести, святости...

Откуда это всплыло? О чем я думаю сейчас? Мне всего-то и надо – произнести одно слово: ДА. А я почему-то думаю об искусстве. Может быть, оно и пошлое, и любительское, все это квиринское искусство. И энтузиазм пошлый. Только вот есть вещи, которые ну никак не могут быть пошлыми. Смерть. Боль. Рождение. Все это настоящее. Может, они ошибались... они все ошибались – Арни, Таро, Герт, Валтэн, Чен... все это произошло по ошибке. Ну, в конце концов, и я могу ошибиться. Ведь я же просто человек. Обычный, не сверх-, не сагон. Лучше ошибиться, но остаться с ними. Чем знать истину в одиночку.

Мне к державности, доблести, святости не дано добавить ни йоты...

Мне б в ночное. Коней на лугах пасти...

Нет, уже не могу. Пусть отныне вся моя жизнь будет разрушена, сломана, пусть я тысячу раз пожалею об этом, не могу я быть твоим воином, Цхарн. Не способен. Слишком слаб.

Я поднял лучевик.

– Прощай, – прошептал я и выстрелил. Цхарн не двинулся с места. Не двинулся, хотя мог бы, наверное, отреагировать... Не знаю. Может – потом я так думал – борьба со мной слишком уж много отняла его душевных сил. Я разрезал его грудь лучом, полоснул по горлу. Отвернулся от бессильно обмякшего тела. Запахло паленой плотью. Ненавижу эту вонь...

Цхарн, сагон-риггер Третьего Круга, повелитель Анзоры, надолго прекратил свое земное существование.

Я лежу на теплом песке, и слышу накатывающий медленный шум прибоя. Я устал. Пальцы лениво перебирают песчинки, нежным легчайшим шелком струйки песка касаются кожи. Солнце печет мою спину. Пахнет морем, йодом и солью, и никого здесь нет, кроме чаек и Горма, развалившегося в тени, моей рабочей собаки. И ничего не слышно, кроме мерного плеска набегающей волны, да резких вскриков прибрежных чаек.

Стиснув зубы, я отработал весь патруль с Валтэном. Не хотелось его подводить. После этого я долго жил в санатории. Теперь мне уже легче. Иногда кажется, что все вокруг так бессмысленно и серо, и не хочется жить. Иногда я начинаю сомневаться во всем, даже в своем собственном существовании, и уж тем более – в своей правоте. Но теперь мне становится легче, это страшное состояние возвращается реже, и говорят, со временем пройдет совсем.

Сейчас мне кажется величайшим чудом то, что я жив, не сошел с ума, даже не ранен, что я вот так спокойно могу лежать на теплом песке Коринтского пляжа, ни о чем не думая, просто пью эту тишину, и этот покой. И я знаю, Кого мне благодарить за эту радость.

Я знаю, что рано или поздно мне снова придется идти на войну. И так будет всю жизнь. И с этим ничего сделать нельзя – но я знаю, что это правильно, и иначе не может быть для меня.

Еще я знаю точно, что жизнь моя должна приобрести еще и другой смысл. Я часто вижу ее во сне, темноглазую девушку, чем-то похожую на Пати – только внешне – которую я обязательно увижу наяву. Скоро. Я знаю, что скоро. Может, сагон все же научил меня немного предвидеть будущее? Почему-то я уверен, что так будет. И что у нас будут дети. Несколько детей. Как минимум, два сына. И я знаю даже, как я их назову.