Побратимы Гора - Джон Норман

— Сопротивление — это насилие, а насилие неправильно, — сказал Капуста.

— Агрессия должна быть встречена любовью, — добавил Морковь.

— Завоеватели всегда находили, что это полезная философия, для подчиненных народов, — сказал я, убирая руку с эфеса, и поворачиваясь к Редьке, — Нам нужна ваша помощь.

— Вы её здесь не сможете получить, — ободренная моим не желанием убивать её, отказала она. — Уходите.

— Вы — мерзкие лицемеры, — сказал я, посмотрев на мужчин.

— Нет, — спокойно отозвался Тыква, — это не так. Просто мы — Ваниямпи.

— Мы делаем всё, что Редька говорит нам, — повторил Морковь.

— Вы предали свою мужественность! Вы — бесхребетные слабаки.

Мужчины склонили головы.

— Пойдём, Татанкаса, — позвал меня Кувигнака, — митакола.

Я посмотрел на Тыкву. Из всего этого сброда, у меня была надежда только на него.

— Тыква, — окликнул его я.

Он поднял голову, но снова, опустил, не встречая моих глаз.

— Пойдём, митакола, — вновь позвал Кувигнака.

— Встань, Репа, — зло скомандовала Редька. — Ты позоришь Ваниямпи!

— Мне ещё не дали разрешения встать, — напомнила Репа.

— Ты стоишь на коленях перед мужчиной! — окончательно разозлилась Редька. — Вставай немедленно!

Мне стало интересно, что же было такого в почтительном положении стоящей на коленях Репы, что так распаляло Редьку.

— Да, — признала Репа. — Я стою на коленях перед мужчиной!

— Поднимайся! — заорала Редька.

Репа повернулась ко мне, стоя передо мной на коленях.

— Я стою на коленях перед вами, Господин, — проговорила она. — Я склоняю свою голову перед вами как женщина, и как рабыня.

— Встать! — заверещала Редька.

— Я целую и облизываю ваши ноги, Господин, — продолжала Репа.

Среди присутствующих женщин, исключая Редьку, пробежала волна острых ощущений, ужаса и удовольствия. Я расслышал, что некоторые из них сладостно вздохнули.

Репа, стоя на коленях передо мной, изогнулась, упёрлась ладонями рук в землю, и опустила голову вниз. Я почувствовал её губы и язык, нежно, мягко и изящно ласкающие мои ноги.

— Ты изгнана! — задыхалась то возмущения Редька. — Ты вне загона!

Репа не обращала внимания на Редьку. Она подняла голову мне, и, улыбнувшись посмотрела на меня.

— Сними одежду Ваниямпи! — закричала Редька. — Ты не достойна её!

— Ты можешь подняться, — разрешил я Репе.

Девушка встала, и через голову, стянула с себя мрачное, серое платье, которое до этого носила.

Под платьем она была совершенно голой, и теперь стояла перед нами, прямая и очень красивая. Женщины, за исключением Редьки, смотрели на неё с восхищением и волнением, настолько она была прекрасна. Мужчины отводили глаза, напуганные и пристыженные.

— В исполнении права любого воина племени Кайила, над рабами в загонах Кайила, я сейчас забираю эту женщину, как свою личную рабыню, — ясно и громко провозгласил Кувигнака, и пристально посмотрел на неё. — Ты — теперь моя рабыня.

— Да, Господин, — ответила она, и быстро опустилась на колени и склонила перед ним голову. Я был рад видеть, как быстро она сделала это. Она уже поняла, что больше не была Ваниямпи, а находилась под властью мужчины.

— Ты будешь находиться в его пользование, — указал на меня Кувигнака.

— Слушаюсь, Господин, — счастливо сказала она.

Как рабу мне, конечно, не могло ничего принадлежать, даже ошейник, который я носил. С другой стороны у меня могли быть вещи в пользовании, в том числе и рабыня, которая в таком случае будет служить мне как моя собственная рабыня, во всех смыслах.

— Это конечно будет его личным делом, — добавил Кувигнака, — относительно того, захочет ли он принимать твоё служение.

— Примите моё служение, Господин, — попросила она, повернувшись ко мне. — Пожалуйста.

— Что, если я не приму её служение? — спросил я.

— Тогда мы оставим её здесь, а из Ваниямпи её уже изгнали, так что она просто умрёт, — объяснил Кувигнака.

— Пожалуйста, примите моё служение, Господин, — вздрогнув, запросила она.

Я посмотрел вниз, на стоящую на коленях у моих ног рабыню.

— Я давно узнала, ещё у лап кайилы краснокожего воина, что была рабыней. Я поняла это, ещё лучше, когда получила жалящий удар хлыста, от строгого мужчины, — быстро заговорила она, и я вспомнил тот удар, который я нанес ей когда-то, перед тем как начать допрос, касающийся подвергшихся нападению обоза и колонны. — Я изучила это, когда голая, в ярме, надетом на меня краснокожими, шла в загон. А главным образом я изучила это здесь, когда долгими часами думала об этом в полях и в бараках. У меня больше нет сомнений относительно того, кто я есть. Я — рабыня.

Острое возбуждение чувствовалось во всех присутствующих женщинах Ваниямпи, за исключением злобно пыхтевшей Редьки.

— Давно, когда Вы ещё были свободны, а я уже была приговорена к загону Ваниямпи, Вы отказались взять меня себе, и сделать вашей рабыней. Возможно, Вы не взяли меня тогда, рассматривая меня как простое препятствие. А с другой стороны, возможно, это развлекло Вас, поскольку та, кого Вы считали своим противником, в некотором роде соблазнительным врагом, была вынуждена отправиться в загон Ваниямпи. У Вас тогда было право и желание наказать меня. Я никогда не забуду ужасов своего пребывания в загоне. Вы можете сейчас, если это доставит вам удовольствие, забрать меня отсюда, как я молю вас. Теперь, когда Вы сами попали в рабство, и являетесь не больше, чем мной. Возможно, раб может счесть целесообразным, принять просьбу другой рабыни, вместо того, чтобы отклонить её мольбу так беспричинно, так беззаботно, и так безжалостно, как мог бы сделать это свободный мужчина. Кроме того, Вы являясь рабом, возможно, были отлучены от пользования женщинами, или лишены их нежности, или как не будучи свободным, Вам не разрешали использовать их, с той же свободной жёсткостью как это делает свободный мужчина, или не так часто, как Вы могли бы желать. Если это так, то теперь я могла бы иметь несколько больший интерес для вас, чем прежде. Наконец я больше не буду вам препятствием, поскольку я больше не свободная женщина. Больше я не неудобство или беспокойство, за мной больше не надо присматривать. Теперь я — только собственность, которая просит позволить ей любить вас и служить вам.

— Ты кажешься совсем другой женщиной, чем была прежде, — признал я.

— Теперь я понимаю, что я — рабыня, Господин.

— Если я приму твоё служение, Ты должна понимать, что я сделаю это безоговорочно, — предупредил я.

— Сильный мужчина никогда не принимает женщину на любых других условиях, — согласилась она. — У меня нет другого пути.