Перелистывая годы - Анатолий Алексин

Кто-то из классиков уверял, что женщинам несвойственно чувство юмора. Думаю, что «слабый пол» и в этом смысле не слаб. Та газета состояла в основном из потешных рисунков с предельно краткими подписями.

Вот, помню, изобразила первоклассница маму, изнемогающую возле входной двери под тяжестью хозяйственных сумок и не знающую, где ей отыскать третью руку, чтобы нажать на кнопку звонка. На том же рисунке Алена изобразила и меня, ревниво вопрошающего свою фантазию: «С кем она?!» Или вот еще… В молодые годы Таню часто настигали сердечные приступы. Аленка нарисовала машину «скорой помощи», увозящую маму, и брата, бегущего за той машиной со штанами в руках и кричащего вдогонку: «Мама! Куда ты? Ты же не погладила мои брюки!» Юмор чаще всего был устремлен на защиту маминых интересов. И за это тоже я уважаю дочь.

Внучке моей Анисии чувство юмора, по-видимому, досталось генетически. Но тут она, буду справедливым, превзошла свою маму. До такой степени превзошла, что я… Но об этом немного позже.

Когда мы с Татьяной приходим на встречи с моими читателями, многие спрашивают жену:

— Вы мама Алены Зандер?

До того они схожи! Если бы на тех встречах появилась внучка Анисия, ее бы тоже донимали вопросом:

— Вы, случайно, не дочка Алены Зандер?

Три женских лица — три столь родственных друг другу женских и человеческих очарования! Не потому что они, банально говоря, «члены моей семьи», а потому что это, действительно, так.

В общем, американка, русская дворянка по происхождению, Алена Зандер, повествуя о «звездах», сама почти пять лет была «российской телезвездой из США». Так ее не раз именовали средства массовой информации в разных странах и на далеких друг от друга континентах. Как не ликовать тщеславному отцовскому сердцу! Тем паче, что, как утверждал Генрих Гейне, «писатель без тщеславия обречен». Впрочем, гордость за самых родных и близких, быть может, вовсе и не тщеславие, а одно из естественных проявлений любви.

Была ли наша с Татьяной, почти уже тридцатилетняя, совместная жизнь идиллией? Идиллия — это, думается мне, аналог самообмана. Да и способно ли вообще быть безоблачно-идилличным общение с масштабной личностью? Это я о Татьяне… «Талант — отклонение от нормы», — писал философ. Вероятно, масштабная личность — отклонение еще большее, потому что являть собой подобную личность — значит являть талант, помноженный на характер и свое — совершенно индивидуальное! — восприятие мира.

Утопически бестелесной идиллией наша с Татьяной совместная жизнь быть не могла. Но Счастьем она для меня стала. И быть продолжает… И будет всегда. Не потому ль я так часто, мысленно обращаясь к жене, повторяю строки самой любимой своей романсовой песни:

Ты у меня одна заветная,Другой не будет никогда…

Хотя лицом внучка Анисия — повторение мамы и бабушки, на самом же деле она не их повторение, а их продолжение. Унаследовала неукротимую энергию, дворянское ощущение своего достоинства, разнообразные способности. А добавила «уморительное» чувство юмора. Об этом я рассказал в повести «Смешилка» — будто бы легкомысленной по названию, но, если не заблуждаюсь, весьма серьезной по существу. Юмор вообще бывает кратчайшим расстоянием между нешуточными проблемами и сознанием человека. Особенно юного!

Повесть можно воспринимать как мое единоличное литературное «владение», но это будет не вполне справедливо: черты внучки стали прототипами многих — не всех, разумеется, — черт главной героини. Повествование и ведется словно бы «с голоса» Анисии, хотя это словно бы страницы ее дневника. В нем — ее (подслушанные и подсмотренные мною!) размышления, психологические и даже философские наблюдения за взаимоотношениями людей: юных и взрослых. Словом, первая глава повести «Смешилка» по праву, представляется мне, включена в книгу: сюжет вымышлен — другая история, другие родители! — но характер, даровитость и своеобразие внучки присутствуют на каждой странице. Они и есть самая суть «Смешилки»…

«СМЕШИЛКА»

Из дневника девчонки

Все люди очень смешные. Они похожи друг на друга. И совсем непохожи. Каждый по-своему ходит, и по-своему спит, и по-своему смеется… И по-своему плачет. Не знаю почему, но мне интересно не чем они похожи, а чем отличаются. Я это хочу запомнить. А чтобы получше запомнить, повторяю всякие непохожие движения, фразы, гримасы, которые почему-то называют «выражением лиц».

— Ты очень точно всех «показываешь». Изображаешь! У тебя есть такая способность. Совершенно особая! — сказала мне мама. — Но, к сожалению, ты подмечаешь только смешные стороны…

— А что же мне подмечать скучные?

— Получается, что ты людей передразниваешь. Даже взрослых!

— Я не передразниваю… Я их запоминаю.

— Взрослые этого не поймут!

— Пусть поймут только дети.

— Ну, если взрослые не поймут, то уж дети подавно! Мама убеждена, что взрослые все понимают лучше. Я в этом совсем не уверена.

Когда она слишком уж упрямо со мною не соглашается, я восклицаю: «Устами младенца глаголет истина!» Ни одна пословица и ни одна поговорка не утверждает, что истина «глаголет устами взрослых…»

Однажды мама обратилась к моей «особой способности с особой семейной просьбой». Так именно она выразилась.

Ко мне, как и ко всем на свете, с просьбами обращались не раз. Люди, я заметила, предпочитают что-нибудь попросить, чем что-нибудь предложить или выполнить. Но та просьба была не похожа на остальные. А все непохожее не входит, а прямо-таки вламывается ко мне в память. И уходить оттуда не собирается.

— Завтра будет решаться судьба нашего папы! — издалека начала мама. Она любит подбираться к своим заданиям и просьбам издалека.

— Где будет решаться?

— Прямо здесь, у нас дома… К нам в гости пожалует директор банка, в котором папа работает. Вместе с женой. Кстати, она предпочитает называть его не директором, а «главой» банка. Учти!

Обычно гости к нам «приходили», а эти обещали «пожаловать».

— Если мы им… — продолжала мама. — Если мы им — особенно жене! — придемся по вкусу…

— По вкусу? Они собираются нас пробовать?

— Ты уже насмехаешься! А дело о-очень серьезное! Когда мама какую-нибудь букву (чаще всего гласную) тянет, словно не желая с ней расставаться, все мы обязаны напрячься, насторожиться. Я напряглась.

— Так вот… Если мы им понравимся, папа получит высокую должность. Стало быть, и зарплату… — Про зарплату она прошептала. — А чем лучше папе, тем лучше и нам! — Об этом я догадывалась. — Слушай внима-ательно! Я их накормлю…