Перелистывая годы - Анатолий Алексин

— Ты высмеяла сегодня наших вчерашних гостей! На всю школу…

— Но ведь они в нашей школе не учатся!

— Там учится и х дочь… Она на один класс старше тебя.

— Значит, слава Богу, и на один этаж выше.

— Но случайно оказалась на твоем этаже! Где ты разыгрывала эту комедию. В коридоре! Она услышала, увидела…

— И узнала своих родителей?

Я негромко, но с удовольствием захихикала.

— Чему ты там радуешься под одеялом? Их дочь убежала с занятий, чтобы поскорей сообщить маме и папе!

— Что же она к ним так плохо относится? Совсем не жалеет!

— Она жалеет своих родителей! В отличие от тебя… Прибежала домой вся в слезах!

— Может, в слезах от смеха? Другие тоже утирались. Хоть и не знали, кого именно я «показываю». Этого я никому не сказала.

— Какое благородство! Но девочка захлебывалась от рыданий… Теперь наша очередь плакать! С папиной карьерой в этом банке покончено.

— В городе много банков! Как я догадываюсь…

— Опять ты «догадываешься»? Директора станут бояться нашего дома. Потому что в нем живешь ты. Кому захочется скрывать от тебя своих жен? И себя самих?

— Но ведь не все жены издеваются над своими мужьями. Вот ты, например… — попробовала я подлизаться к маме.

Ничего, однако, не получилось.

— Ах, ты, значит, задумала указывать взрослым, на ком им жениться? И за кого выходить замуж? Решила их воспитывать?

— Воспитывать их уже поздно.

Мой голос из-под одеяла мама не расслышала.

— Ты, стало быть, вознамерилась тыкать старших носом в их странности… которые есть у всех? «Я странен? А не странен кто ж?» Это сказал великий русский поэт Грибоедов устами своего героя.

Мама процитировала поэта так, словно он был каким-нибудь политиком или вождем, мысли которого должны становиться законом. На самом же деле она вспомнила эти слова, потому что их часто вслух вспоминает бабушка.

— Одни странности не приносят вреда, а другие… — погромче промолвила я из-под одеяла.

— Твоя странность уже принесла не вред, а беду! Мамин голос во тьме появлялся как бы самостоятельно, без ее непосредственного участия. А иногда даже вовсе не напоминал мамин голос.

Но я все же спряталась под одеяло целиком, с головой. И оттуда произнесла:

— Пойми… Я не хочу, чтобы папа зависел от той женщины. Которая очень от всех устала.

— Почему?

Мамин голос как-то осел… или присел от раздумья.

— Потому что я люблю папу.

Мама удивленно замолкла. Наверно, предполагала, что папу любит только она одна.

Вскоре меня вызвала к себе директриса нашей школы. Об этом мне сообщила ее секретарша. А сама директриса, встретив меня в своем кабинете, привстала, указала на кресло и произнесла: «Я тебя пригласила…» Между «вызвала» и «пригласила», мне кажется, есть разница.

Я люблю не только догадываться, но и поразмышлять. Маму это пока не тревожит. Хотя мои догадки как раз и появляются в результате моих размышлений. Но об этом тоже следует догадаться.

То, что директриса меня к себе пригласила, было большим событием. Обычно она приглашала не нас, школьников, а наших родителей, чтобы о нас с ними поговорить. Правда, она почти никогда не жаловалась на нас, а обсуждала с мамами и папами «проблемы нашего воспитания». Чаще с папами, так как считала, что нам прежде всего необходимо мужское воспитание. То есть мужественное! Это она объясняла «жестокостью двадцатого века», «необходимостью битвы за выживание» и даже «наступлением терроризма». Пап она, я догадывалась, предпочитала еще и потому, что никогда не была замужем.

Предпочитая пап, директриса за собой очень следила. И платья ее, и костюмы, и кофточки, и тщательно, словно клумба, садовником выложенная прическа, и даже очки в перламутровой, полупрозрачной оправе — все это казалось только что купленным в магазине.

Однажды, я слышала, директриса объяснила свою безукоризненную прибранность тем, что обязана быть образцом и примером. Конечно, для нас, учеников, а не вообще для всех на земле. Лишь одно в качестве образца не присутствовало: женская красота, так как ее нельзя было купить в магазине.

Зачем она меня вызвала? Мама была бы довольна: я не смогла догадаться.

— Я тебя пригласила, чтобы ты помогла мне сплотить учеников, учителей и родителей!

— Я?!

— Твой талант.

«Сплотить» похоже на «сколотить»… Сколачивать нас, как доски, с родителями и учителями?

Директриса была очень восторженной и почти всех обожала. А еще она все и всех хотела «постичь».

— Тебя прозвали Смешилкой. Это — милое, доброе прозвище. И я очень хочу постичь твой юмор.

Смотрела же она так пристально, будто вообще всю меня постигала, просвечивала, как чемодан на таможне. И сразу перешла к своим обожаниям:

— Ты знаешь, что я больше всего обожаю таланты! Ничто не сближает так, как искусство. А я хочу всех духовно объединить! Тебе известно, как я обожаю ваших родителей, наших учителей и всех детей, которых они, не жалея сил, растят и воспитывают! — Своих детей у нее, к сожалению, не было. — Каждый месяц будем устраивать «сплачивающие концерты!».

Директриса все время что-то изобретала: дома ее никто не ждал — и торопиться ей было некуда.

— Ты выступишь в заключение… Потому что после тебя, мне сказали, выступать уже невозможно. Создай хорошее настроение. Ты знаешь, как я люблю дарить людям праздники! И как вообще я люблю людей…

Она очень любила, чтобы все знали, как она их любит. Хотя, я догадывалась, любовь лучше проявлять, чем о ней объявлять.

«Как можно любить всё больше всего? И всех больше всех?» — попробовала я немного поразмышлять. Но она прервала мои размышления:

— Постарайся максимально всех рассмешить! Я знаю, ты очень потешно показываешь старушек и полицейского, который на перекрестке. Изобрази кого хочешь! Только старушек не надо… Скажут, что наши ученики не уважают старость! — Директриса перешла на доверительный тон: — Вот свою бабушку, ты бы ведь…

— Она моложе всех у нас в доме!

— Если молодость побеждает возраст, это прекрасно. Но она же не всегда побеждает. Поэтому про старушек не надо… И не показывай полицейского. Он нас охраняет!

— Но он сам однажды смеялся, когда я его…

— Потому что ты, наверное, показывала его… ему самому. А не целому залу! — перебила она. — И тем более не показывай мэра. Говорят, что ты и его… — Она огляделась по сторонам. — А он как раз будет нашим гостем. И если услышит… Ты ведь хочешь, чтобы в школе был сделан ремонт? И чтобы школа наша присутствовала в городском бюджете?

Я о бюджете как-то не размышляла, но ответила, что хочу: наверное, с бюджетом, как и с ремонтом, всегда лучше, чем без них.