Операция "Берег" (СИ) - Валин Юрий Павлович

Пехота и минометчики на марше. Лето 1943-го.

Батальон держал оборону на участке в четыре с гаком километра длиной. Единственная линия траншеи, далеко не сплошная, вдоль едва заметной возвышенности. Намечены отдельные стрелковые ячейки, неглубокие ровики — если глубже вкапываться, вода начинает заливать. Подальше к тылу обустроились получше: имелись блиндажи, определенная маскировка. Но немецкая авиация не беспокоила — только так, «рама» порой в небе на уровне солнца наметится, понудит, и всё. Артиллерия наша и немецкая где-то числилась, но предпочитала экономить снаряды.

Взводного не имелось, только «замок»-сержант, он на участке взвода и командовал. На рубеже — по левую руку поле в лиловых пятнышках головок медуницы, по правую — камыши и река-невидимка. Свое боевое охранение — рядышком, до немецких позиций непонятно сколько. «Топкость там, кто полезет-то».

Первого здешнего немца Митрич щелкнул, наверное, на четвертый день. А может и на пятый, требовалось приноровиться к непростым условиям камышей. Вообще не так сложно, среди камышовых зарослей тоже не все ровно, можно найти удачное место. Немец показался далековато — без каски, рыжеватый, волок чего-то угловатое, пилотка залихватски на затылке. Бах! Пилотка слетела, фриц исчез…

Камрады убитого малость помолчали — видимо, от изумления — потом принялись сечь камыши из пулемета, минами кидаться. Хлопало-плюхалось за спиной, словно опять рыбу глушили, благополучно уползал рядовой Иванов. Снизу было мокро и холодно, сверху солнце крепко припекало — странное ощущение.

…— Ты чо там делал⁈ — наседал замкомвзвода.

— На фрицев смотрел.

— А чо за пальба? Чего они взъерепенились?

— Да черт их знает. Обиделись, должно быть.

— Стрелял, что ли? — догадался сержант, схватился за Ивановскую «трехлинейку», нюхать ствол потянул.

— Табакерка, что ли? — удивился Митрич. — Почищу сейчас.

— Стрелял? Почему без приказа⁈

— А мне на немцев просто так смотреть, что ли?

Фрицы все еще швыряли мины, до позиций не добивали — может, тоже толком не знали, где русские сидят. Но бойцы начали ходить пригибаясь, посматривали на Иванова довольно сложно.

Прибыл встревоженный ротный. Глянул на подсыхающего рядового Иванова:

— А ну встать! Кто разрешал⁈ Почему самовольно отлучался в сторону противника? Дезертировать имеешь мысль?

— Прям с этой заветной мыслью и стрельнул, — согласился Иванов. — Товарищ младший лейтенант, если тут стрелять и воевать не требуется, вы меня откомандируйте куда надо. Поскольку я гадов убивал, и убивать буду. Привычка у меня такая.

— Ты еще понамекай мне. Герой какой, привычки у него, — ротный глянул на прислушивающихся бойцов. — А мы тут не воюем, а, Иванов? Мы выполняем поставленные задачи. И стрельба без приказа есть глупость и демаскировка позиции. Всем понятно? Запомнили? Иванову — за неуместную инициативу два наряда вне очереди…

Расширил и улучшил взводное отхожее место рядовой Иванов, потом сидел часовым-наблюдателем в боевом охранении, что было кстати — как раз время подумать, как подлавливать немцев. Хотя этой ночью стало чуть оживленнее: то там, то сям постукивали выстрелы, взорвалась одинокая и непонятная минометная мина. Вряд ли меткий вчерашний дневной выстрел был тому причиной, скорее, просто пришло время просыпаться здешнему камышно-луговому фронту. Но наверное, и Иванов посодействовал. Ну, на войне воевать нужно, а то так целый век и просидишь среди цветов и трав. Кому-то может и в удовольствие. Но имелись насчет методов ведения войны и иные стратегические мнения.

На следующий день уполз Иванов в камыши, изрядно вымок, но стрелять не пришлось — позиция подходящая не подбиралась, да и немцы поумнели. Только продрог напрасно. Во взводе заметили или нет — черт его знает, промолчали соседи. Но под утро пришли в ячейку двое вояк — уму-разуму учить Иванова.

— Ты что, сука, творишь? Медаль захотел? Или жить надоело?

— Угу, надоело. На немцев любоваться и надоело, и обрыдло….

…Уковыляли кое-как. Митрич ощупью смазал йодом ссадину на скуле, проверил приклад винтовки — не треснул ли, когда по мослам умникам двинул? Не, и винтовка была надежной, и йод в пузырьке, припасенном еще с госпиталя, вполне действенным — жегся на славу.

Не спалось: и днем подремал, и взвинченные нервы не давали. Сидел до раннего росистого рассвета, перебирал-выбирал патроны. Смешно, но ощупью взвешивал на ладони — счастливый или нет?

Помогло.

…Шуршал камыш, полз боец, увязал в воде коленями и локтями, «трехлинейку» нес не очень уставно — хотя «под ремень», но частью на спине — чтобы затвор не запачкать, не замочить. Осторожно продвигался, ужом болотным, верхушки стеблей качаться не должны — лягушек же распугают. Выбрался по направлению, еще вчера выбранному и обдуманному. Точно — бугорок-островок, даже куст когда-то рос, но еще до войны, должно быть, помер и засох, не иначе от дурных предчувствий кожа-кора облетела, ветки голыми растопырились.

Ждал Иванов, уложив ствол винтовки на лысую рогульку ветки, чувствуя, как под жарким солнцем подсыхают шаровары на заду, как течет струйка пота на шею из-под пилотки. Забавно: ботинки и обмотки мокрые и стынут, башка и плечи — мокрые и потеют. Пить хотелось, но за флягой не тянулся, имелось предчувствие…

…Немец-лягушка возник внезапно, словно вода и камыш им блеванули: в ста метрах вдруг поднялся, болтались расстегнутые ремешки каски, фриц опирался о черенок полноценной лопаты, смотрел куда-то себе под ноги. Мундир — серо-зеленый, плотный — между лопатками промок от пота. Ничо, щас охладишься…

… палец плавно потянул спуск…

…выстрел… неожиданно громкий в ровном шелесте камыша…

…дрогнула спина в серо-зеленом, отчетливо брызнуло алым на руку, сжимающую лопату, на черенок, добротно покрашенный серым…

…Иванов плавно, но быстро передернул затвор, опустевшая гильза счастливого патрона канула в жижу среди стеблей…

… чего гад стоит? Попал же точно, в потное пятно между лопаток…

… немец, наконец, стал валиться. Рядом мелькнула голова в каске — то ли от удивления вскинулась, то ли поддержать камрада…

… выстрел!

… мгновенно подловил то движение Иванов, словно ждал. Вот верно — счастливые патроны нащупал…

… отчетливый звон — пуля каску прошила. Исчезло там все серо-зеленое, опять один камыш под ветерком играет…

Уползал Иванов, а за спиной захлебывался скороговоркой пулемет, потом второй подключился — густо косили камыш, свистело поверху. Настоящий покос пошел, и миномет туда же.… Только не спешить, сдержаться, бульканья воды там не слышно, но по верхушкам стеблей могут угадать. Не-не, шалишь — не последние немцы, Иванов еще вернется, не зацепите.

А славно вышло — сразу двое жабов, как раз за Гришку и Сашку. И вернется еще стрелок, ждите, гады…

У ячейки тоже ждали.

— Дурак ты, Иванов, — сказал замкомвзвода. — Вот честно, дурак.

— Да слыхал уже. Может и дурак, — не стал отпираться самозваный снайпер.

Повели к комбату. Случился артналет, пришлось пережидать. Скорчились на дне оплывшей траншеи. Бойцы и «замок» на нарушителя дисциплины не смотрели, головы прятали. Отвыкли хлопцы. Оно и понятно. Иванов поднял лицо вверх — слепило, вздрагивало солнце, знакомо пахло взрывчатой химией из близкой воронки. А на душе было спокойно, казалось, прилети сейчас прямое — так и жалеть не о чем, сделал все что мог.

Орал комбат. Оно и понятно — все, что не по плану командования, не утвержденное и директивно не одобренное, должно признаться сугубо вредным, а то и вредительским. Но как-то без души капитан орал, вот если для настоящей фильмы снимать, то зритель заскучает. Обленились они все здесь, чувство войны утеряли. Крепко побьют в первом серьезном бою.