Пария - Грэхэм Мастертон

Я вышел из ресторана и вторично прошел по доскам веранды. На дворе было так темно, будто уже наступила ночь, а ведь еле миновал полдень. Изъеденный водой медный ящик все еще лежал на платформе, прикрытый кусками брезента. С противоположной стороны платформы находился запертый шкаф с надписью ПОЖАРНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ. Обойдя ящик, я подошел к шкафу, осмотрел заржавевшие засовы, а потом несколько раз сильно ударил ногой, пока левая часть двери не оторвалась и я не мог ее полностью отломать. Внутри был свернутый шланг и то, что я искал: пожарный топорик на длинной рукояти.

Я вернулся к ящику и стянул брезент. Ящик казался еще больше, чем до этого: зеленый, массивный и зловеще молчаливый. Я коснулся пальцами чешуйчатой поверхности и почувствовал удивительный приступ страха, будто я, не желая того, коснулся в темноте гигантской стоножки. Потом, под влиянием порыва, я замахнулся топориком и нанес сильный удар по боку ящика.

Раздался глубокий звенящий звук, а ящик как будто задрожал. Я нашел место удара. Острие топорика проникло глубоко и пробило металл почти навылет. Медные стенки были первоначально не менее дюйма толщиной, но из-за уничтожающего действия соленой воды стали почти в два раза тоньше.

Я снова размахнулся топориком.

- Освобождаю тебя, - прохрипел я, когда лезвие пробило крышку ящика. - Освобождаю тебя во имя Отца.

Я еще раз размахнулся и ударил.

- Освобождаю тебя, - проговорил я. Я слышал свой собственный голос, звучавший незнакомо, будто говорил кто-то другой. - Освобождаю тебя во имя Сына.

Небо надо мной зловеще потемнело. Ветер свистел и выл, волны в заливе высоко вздымались и покрывались пеной. Другой берег уже почти не был виден, а на побережье Грейнитхед деревья склонялись и гнулись на ветру, как пытаемые души.

Я еще раз поднял топорик и еще раз с силой опустил его на крышу ящика.

- Освобождаю тебя, - прокричал я. - Освобождаю тебя во имя Святого Духа!

Я услышал поразительный стон, который мог бы быть воем ветра или чем-то другим: стоном отчаявшегося мира. Перед моими глазами темно-зеленый медный гроб лопнул и раскрылся, а потом лопнул еще в одном месте. Чешуйки корродировавшего металла посыпались на бетонную платформу. Изнутри ударила кислая вонь, смрад гниющей падали, огромной подохшей крысы, найденной под полом в старом доме, трупа младенца, засунутого в камин.

Передо мной в открытом ящике покоился Не Имеющий Плоти, и к моему ужасу я увидел, что он был вовсе не обычным огромным скелетом, а гигантским скелетом, сделанным из десятков человеческих остовов. Каждая рука состояла из двух скелетов, соединенных черепами. Каждый палец был рукой человека. Каждое ребро было сделано из скрученного и изогнутого скелета ребенка, а таз состоял из многих будто склеенных бедренных костей. Когда же чудовище повернуло ко мне глазницы - глубокие, пустые и бесконечно злые, - я заметил, что его голова состояла из десятков человеческих черепов, сросшихся друг с другом в самый большой череп, какой я когда-либо видел.

- Теперь, - прошептал голос, гремящий, как соборный орган. - Теперь я могу захватить все те души, которых я желаю. А ты, друг мой, ты будешь моим высшим жрецом. Вот твоя награда. Ты останешься со мной навсегда, ты всегда будешь стоять справа от меня, объявлять всем мои пожелания и разыскивать для меня души, которые утолят мой голод.

- Где Джейн? - завопил я, несмотря на то, что был до смерти перепуган его видом. - Ты обещал мне мою Джейн! Такую же, какой она была до гибели! Целую и невредимую! Живую, желанную и желающую! Ты обещал!

- Ты нетерпелив, - загремел Микцанцикатли. - Придет и этому время. Все в свое время!

- Ты обещал мне Джейн, и я хочу получить ее сейчас! Такую, какой она была до гибели!

Ветер завыл так громко, что почти заглушил ответ демона. Но затем где-то поблизости, у старого ресторана, раздался крик. Это был высокий пронзительный вопль смертельно перепуганной женщины. Я обошел вокруг ящика, цепляясь за поручни платформы, чтобы не упасть под напором ветра. Я посмотрел в темноту.

Это была она, Джейн. Это на самом деле была Джейн. Она стояла у дверей ресторана, закрыв лицо руками, и кричала, пока я уже не мог этого слушать. Я еще раз пробежал по помосту веранды, разорвав носок об острую щепку, добежал до Джейн, схватил ее за плечи и крепко потряс.

Она была живой и реальной, одетой так же, как была одета в день катастрофы. Но хоть я и тряс ее изо всех сил, кричал ей, но я не мог ни оторвать ее рук от лица, ни остановить ее крики. Наконец, я оставил Джейн и вернулся к открытому ящику-гробу, где все еще лежал Микцанцикатли, улыбаясь застывшей улыбкой черепа трупа, в которой нет ни радости, ни тепла, которая всего-навсего является гримасой смерти.

- Что ты сделал? - закричал я на него. - Почему она так кричит? Если это ты ее обидел...

- Я ничего ей не сделал, - прошептал демон. - Она думает, что сейчас погибнет, как думала в последнюю секунду перед катастрофой. Но она в безопасности, цела, здорова, и ее задница так же привлекательна...

- Но она перепугана! - взвизгнул я. - Ради Бога, что-нибудь сделай, чтобы она не кричала! Как мне с ней жить, когда она в таком состоянии?

- Ты хотел, чтобы она была точно такой, какой была до катастрофы, напомнил мне Микцанцикатли. - Такой она и была, такой я тебе ее отдаю!

- Что ты говоришь? Она что, всегда будет так кричать? Она всегда будет перепугана? Она всегда будет думать, что сейчас погибнет?

- Всегда и везде, - улыбнулся Микцанцикатли. - До того дня, пока не вернется в Страну Мертвых.

Я посмотрел в сторону старого ресторана. Джейн все еще стояла там, отчаянно крича и закрывая лицо руками. Она кричала так уже почти пять минут, и я понял, что Микцанцикатли обманул меня. Он вовсе не имел власти воскрешать мертвых, он мог только вернуть мгновение, предшествовавшее той минуте, когда они предстали перед лицом смерти, так как именно тогда их души возносились в Страну Мертвых, а это была граница владений Микцанцикатли.

Я чувствовал, как слезы застилают мне глаза. Но у меня осталось достаточно сил и решимости, чтобы поднять топорик пожарника, брошенный возле темно-зеленого медного ящика, прежде чем я вторично кинулся к ресторану. Я положил топорик рядом с Джейн, снова обнял ее и начал молить, чтобы она перестала кричать, молить, чтобы она отняла руки от лица. Но я все еще слышал холодный смех Микцанцикатли и знал, что никакой надежды нет.

- Джейн, - сказал я, стараясь не слышать ее крика. Я крепко прижимал ее к себе, пытаясь спасти от несчастья, которое уже случилось и от которого я уже никак не мог ее спасти.

Джейн все еще кричала. Наконец я отпустил ее, отворачиваясь, поднял топорик и с размаха ударил. Лезвие застряло глубоко между ее поднятыми руками.