Забытая история любви - Сюзанна Кирсли

То, что нашел в море «Протей», до сих пор будоражило мистера Малколма настолько, что ему пришлось замолчать на несколько мгновений и собраться с духом, прежде чем он смог продолжить рассказ.

Прошлым вечером, сказал он, французы собрались у входа в устье Ферта и встали на якорь, чем лишили себя возможности войти в реку с приливом. К рассвету начался отлив, и им не оставалось ничего другого, кроме как выжидать.

— А потом появились англичане, — надломленным голосом произнес мистер Малколм. — Почти тридцать кораблей, и половина — пятидесятипушечные. — Он покачал головой.

«Протей» не был приспособлен для боя. Его превратили в транспортный корабль, и почти все пушки были убраны, дабы освободить как можно больше места для провизии и солдат. Вмешиваться в баталию было равносильно смерти, поэтому им оставалось лишь наблюдать со стороны.

Мистер Малколм с восхищением, но и с жалостью, восторгался тактикой французского капитана, который, хотя и оказался в ловушке, развернул корабли против англичан, будто бы намереваясь перейти в наступление. С его положения на «Протее» мистеру Малколму было видно, как французский флагман выбрасывал за борт все, что можно, чтобы облегчить вес судна, и, пока англичане становились в боевую позицию, стремительно развернулся и взял курс на север.

Несколько французских кораблей остались. На один англичане насели так, что он после продолжавшегося целый день боя ночью вынужден был сдаться. Но, по крайней мере, кораблю короля Якова удалось спастись.

Как и «Протею», который, высадив мистера Малколма на ближайшую рыбацкую лодку, не прячась, на всех парусах пошел в открытое море в надежде отвлечь на себя нескольких англичан, дабы помочь королю спастись.

София заметила:

— Значит, король еще жив. — Это, по крайней мере, показалось ей обнадеживающим, потому что, как говорил полковник Грэйми, ни одно сражение нельзя назвать победой, если погиб король, и, следовательно, если король жив, это не поражение.

— Жив, — сказал мистер Малколм. — И дай-то Бог, чтобы он сошел на берег, потому что, пока он этого не сделает, моя жизнь не стоит и гроша. Английские солдаты уже разыскивают тех из нас, кто был на «Протее». На дороге в Лейт они держат капитана и команду захваченного корабля. Страшнее всего, что захватил их капитан, который раньше сам был последователем короля. Известие об этом разобьет сердце миледи Эрролл, потому что она очень ценила его.

София нахмурилась.

— О ком вы говорите, сэр?

— Да об английском капитане… Потому что я более не могу называть его шотландцем. Этот негодяй сегодня предал друзей, обратив свои пушки против окруженного французского корабля и вынудив его сдаться. Я говорю, — с отвращением произнес он, — о капитане Томасе Гордоне.

Она отшатнулась, как будто от внезапного удара в лицо.

— Я не верю.

— Я б и сам не поверил, кабы не видел своими собственными глазами. — Взгляд его наполнился горечью. — В этот день я видел много такого, чего предпочел бы не видеть никогда. Но, как я уже сказал, король жив.

София обхватила себя руками за плечи и подумала, что, верь она в Бога, сейчас начала бы молиться, чтобы Мори был еще жив. Но даже если Мори был жив, она знала, что он, невзирая на ее молитвы, направился в воды куда более опасные.

— Почему так получилось? — поинтересовалась я.

Грэм, развалившийся на софе с пачкой каких-то бумаг в руках, поднял на меня глаза.

— О чем ты?

— О вторжении. Почему оно провалилось, как думаешь?

— А! — Он опустил голову, задумавшись.

До сих пор мне никогда не удавалось писать, если в комнате находился кто-то еще. Это меня отвлекало. Даже мои родители научились в такие часы не приближаться ко мне. Но этим утром Грэм спустился, когда я увлеченно писала, и уселся у меня за спиной так, что я его даже не заметила. Лишь написав три страницы, я обнаружила, что пью горячий кофе, которого не варила, обернулась и увидела его на софе, склонившегося над бумагами. Рядом стояла забытая чашка кофе.

А потом, отметив про себя его присутствие, я просто снова начала писать, снова вернулась в поток мысли, к счастью, не прервавшийся. Я и не думала, что такое возможно. Но вот я закончила сцену, а Грэм все так же сидит в одной со мной комнате, удобно устроившись на софе, и размышляет о том, почему провалилась первая попытка молодого короля Якова поднять мятеж весной 1708 года.

— Если говорить просто, — начал он, — вторжение не удалось, потому что Стюартам всегда не везло. Начиная от Марии, королевы Шотландии, и дальше у них несчастливая судьба. Не то чтобы с ними было что-то не так, просто не сложилось.

— Большинство историков говорят, что они сами виноваты в этом.

В его глазах блеснули веселые огоньки.

— Никогда не верь историкам. Особенно историкам-протестантам, пишущим о королях-католиках. О событиях мы все равно чаще всего узнаем от победившей стороны, которая, естественно, старается очернить своего противника. Нет, Стюарты не были такими уж плохими. Возьмем, к примеру, Якова, старшего Якова, отца молодого короля Якова. В большинстве книг говорится, что он был плохим королем, жестоким и так далее. Все это основывается на одном-единственном свидетельстве, записанном кем-то на основании рассказов и слухов спустя годы после описываемых событий. Если почитаешь то, что было написано теми, кто был с ним рядом, кто наблюдал за его действиями, все они отзываются о нем только положительно. Но историки взяли за основу слухи, и когда они были зафиксированы в печатном виде на бумаге, их стали воспринимать, как святую правду. В будущем уже следующее поколение историков приняло за основу эту версию. Вот так мы и плодим ложь и ошибки. — Грэм пожал плечами. — Поэтому я и советую своим студентам всегда работать с первоисточниками. Не верь книгам.

— Поучается, что Стюартам, — сказала я, возвращая его к теме разговора, — просто не повезло.

— Это одно. И еще они очень неудачно выбрали время.

Я нахмурилась.

— Почему неудачно? Как раз в восьмом году было самое подходящее время. Английская армия тогда вела войну во Фландрии, да и вся Шотландия была до того недовольна унией, что каждый готов был идти в бой, только позови, и…

— Да, да, в этом смысле ты права. За все время якобитских восстаний именно в 1708 году оно только и могло закончиться успехом. Но им в любом случае пришлось бы встретиться с английским флотом. Нельзя, знаешь ли, отправить из Дюнкерка двадцать с лишним кораблей и рассчитывать, что англичане не узнают об этом. Но ты права, им все же удалось сделать это более-менее неожиданно, и на суше они вообще не встретили бы сопротивления. Если на то пошло, они едва не стали причиной краха английского банка — такая началась паника, когда пошел слух о возвращении короля Якова. Еще бы один день, и королеве Анне, возможно, пришлось бы заключить мир и назвать своего брата преемником, чтобы сохранить собственное положение. Но я говорил не об этом. Я имел в виду не зависящие от них причины. Во-первых, — сказал он, — молодой король перед самым отъездом из Дюнкерка заболел корью. Это немного охладило их пыл. Во-вторых, они попали в шторм, сбились с курса и подошли к берегу в нескольких милях от намеченной точки, после чего им пришлось разворачиваться и возвращаться. В итоге они потеряли день. Когда наконец оказались у Ферта, они не вошли в устье, а бросили якоря, чтобы переждать ночь, тем самым позволив англичанам себя догнать. История, — философски заметил Грэм, — это набор сплошных «что, если бы…». Что, если бы французский капитан не сбился с курса? Он достиг Ферта на день раньше, намного раньше английских кораблей. Что, если бы тот корабль, который первым добрался до Ферта… Забыл название…