Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт - Фаня Шифман

"Нам неинтересно, что тебе у замшелых фанатиков, под пагубным влиянием досов примерещилось! И daddy, мы думаем, тоже! Поэтому если ты помолчишь, умно сделаешь! И здоровью полезнее! По-нят-НО?" – выкрикнул Галь последнее слово страшным голосом, и глаза его сузились, превратившись в две острые ледышки. Он приблизил своё свирепое, покрасневшее от ярости лицо к личику сестры, на котором отразился испуг, смешанный с отвращением. Моти не мог не вмешаться, хотя ему так и осталась непонятна истинная причина внезапной вспышки ярости сына, который только что выглядел таким довольным и торжествующим: "Да что это ты? Снова за старое? А ну-ка, мальчики, садитесь сзади. А ты, Ширли, правильно – вперёд…

Едем скорее домой!" – "И как т-т-ты од-д-д-еваешься! С-с-совсем с-с-с ума сошла!" – "Не ваше дело!" – отрезала Ширли, поспешив сесть рядом с отцом. Но когда он выезжал на проспект, ведущий в Далет, он услышал, как Галь нагнулся вперёд и тихо, угрожающе прошипел прямо в ухо сестре: "И ва-а-ще мо-мо-мол-чи, о чём по-по-по-нятия не имеешь! А ля-ля-ляп-нешь к-к-кому – пеняй на себя…" Ширли ничего не ответила, только задрожала, как от озноба, и подумала: "А ведь как хорошо начинался вечер! Каким великолепным обещал быть этот концерт!.. Как отлично мы повеселились! Какие они чудесные! И что за люди в "Цлилей Рина"! Если бы не украденные мелодии…" Она только произнесла мрачным голосом загадочную фразу, которую Моти в тот момент не понял, а потом часто вспоминал: "Ну, неужели же им удастся проглотить мир этой прекрасной музыки, неужели же ему когда-нибудь придётся исчезнуть?" Первая атака Офелии Семья Блох сидела за обедом. Рути внесла из кухни запотевший кувшин с компотом и блюдо с фруктами.

Галь вытащил откуда-то и разложил на обеденном столе свежий номер "Бокер-Эр". Он глубокомысленно морщил лоб, шевелил губами, демонстрируя усилия по поиску нужной статьи, долго и важно шуршал желтоватыми упругими страницами, распахнув газету почти на пол-стола, чуть не залезая страницами в тарелку сестры. Гай, сидевший с другой стороны от него, подпрыгивал на месте и подталкивал брата: "Ну, скорее же!

Я не могу приняться за десерт без последней статьи нашей Офелии!" – "Да, братик, ты прав: нет ничего лучше, чем приправить десерт этой поучительной статьёй!" – важно отвечал Галь. Рути прикрикнула на мальчишек: "Что за поведение во время обеда? Что за газеты на обеденном столе? Уберите немедленно! И что это за наша Офелия? Кто она вам – тётя, бабушка?!" Слова матери мальчишки встретили громовым хохотом: "Ну, маманька, ты даёшь! Молодая красивая женщина – и бабушка! – захлёбываясь от хохота и вытирая глаза, восклицал Галь. – Да она моложе тебя!..

Выглядит…" Рути растерялась, не зная, как реагировать, беспомощно посмотрела на мужа и пролепетала: "Моти, почему ты молчишь?" С Моти в последнее время творилось что-то неладное: он стал молчаливым, улыбка почти исчезла с его лица, чёрные красивые глаза потухли. Порой при взгляде на сыновей в глазах появлялось выражение загнанного оленя. Рути пыталась выяснить, в чём дело, но он каждый раз бормотал что-то насчёт того, что устаёт: мол, много работы навалилось. Даже Ширли не решилась поведать ему о произошедшем на ханукальном концерте. Моти заметил, что Галь угрожал сестре – это его насторожило и даже напугало, но и он не решился поговорить с дочкой, только догадывался: что-то сильно подействовало на впечатлительную девочку, отрицательные эмоции перевесили положительные. Но что так напугало её? Неужели это каким-то образом связано с тем, что в тот же вечер в Парке крутились близнецы, а может, и Пительман с ними. Однако, он категорически не желал иметь дело с Пительманом: себе дороже! Поэтому на возглас жены он ответил молчаливым, беспомощным пожатием плеч.

Наконец, Галь воскликнул: "Вот оно! Слушайте: это очень важно знать каждому элитарию! – и он принялся читать, делая акцент в подходящих, с его точки зрения, местах, при этом многозначительно и насмешливо поглядывая то на сестру, то на родителей.

"Как известно, завсегдатаи Лужайки "Цлилей Рина" – религиозная публика из эранийского пригорода Меирии, а также наезжающие в наш город в дни концертов группы "Хайханим" гости из горного посёлка Неве-Меирия и из Шалема. Всем направлениям в музыке они предпочитают "хасидскую музыку", а именно – одно из странных её направлений, которому они присвоили название "хасидский рок". А ведь видные психологи и музыковеды (из них самый известный Клим Мазикин) утверждают, что "хасидский рок" – своего рода звуковой наркотик возбуждающего действия.

Стоит только обратить внимание на поведение зрителей на этих концертах! Так называемые "музыкальные композиции" сопровождаются странными "танцами", во время которых они разделяют мужчин и женщин смехотворной перегородкой, живой изгородью.

Но изгородь не мешает им кидать друг на друга нескромные (чтобы не сказать – похотливые) взгляды, что ещё больше возбуждает животные инстинкты. Те, кто пасётся в "Цлилей Рина", не имеют никакого понятия о равенстве полов, поэтому женщинам для танцев отвели столь тесный закуток, что там они могут только нелепо топтаться, то и дело толкая друг дружку. Это вызывает доходящие до крикливых потасовок скандалы (и как они свою "музыку" слышат за этими криками?). А может, причина совсем в другом? Вот где стоило бы поискать нашим поборникам морали!

Думаю, выяснилось бы много интересного… – Галь скроил гримасу, скромно потупившись и закусив губу, после чего продолжил: Кто хоть раз увидел эти странные "танцы" на концертах хасидской так называемой "музыки", того не могут обмануть их ханжеские призывы соблюдать скромность в одежде. Да и скромность ли это?! Или, может, попытки таким извращённым способом привлечь внимание?.." Тут уж Рути не выдержала: "О чём это она?!.. Да что она понимает в традициях!.." – "Мать, помолчи, дай дочитать. И не советую тебе оскорблять любимицу эранийских элитариев! А уж понимает она побольше твоей родни… э-э-э… Беседер, всё-таки родня!.. – скроил гримасу сын, похожий на её очень религиозного отца. – Офелия больше тебя понимает в жизни и в искусстве! Ты, что, считаешь, что разбираешься в современных направлениях музыки лучше Офелии Тишкер? Или, может, лучше самого Клима Мазикина?! Ты эту свою музыку изучала, когда до современных течений в культуре общество ещё не доросло. На чём ты выросла, лучше не вспоминать!.. Скажи, ты проходила требуемую переквалификацию в духе струи?" – "А у Тишкер есть музыкальное или другое образование по искусству?" – поинтересовалась Рути. – "Да! – запальчиво выкрикнул Гай. – Она очень-очень эрудированная во многих вопросах!

Нам Тимми о ней рассказывал! И вообще!.. Со стороны виднее!" – "Она ссылается на самого Клима Мазикина! Понимаешь? – прошипел Галь и, досадливо махнув рукой, продолжил чтение: "Недавно нам стало известно, что так называемые "артисты" Гилад и Ронен предложили своим слушателям и поклонникам новый страшный звуковой наркотик – шофар. Они приспособили наркотические свойства его шаманской акустики не только для лишённых нормального человеческого смысла "ткуа" и "труа". Они попробовали на шофаре воспроизвести и так называемые "мэ-мэ-лодии". Существует мнение, что у духовенства бараний рог, называемый шофар, с древнейших времён используется для самых тёмных и фанатичных почти языческих служений и для запугивания своей невежественной паствы…" "Ну, конечно, зато завывание силуфо-куля, или похожее на падение ящика с бутылками с 15-го этажа грохотание ботлофона…" – вполголоса заметила Ширли. – "Ты помолчишь, или нет, идиотка недоделанная? – свирепо вращая глазами, поднося кулак к её лицу, взревел Галь. – Ещё хоть слово, пока я читаю!.. Предупреждаю! – и продолжил: "И вот теперь шофар, инструмент тёмной звуковой агрессии и запугивания, проникновения в подсознание слушателей и воздействия на него, поселенцы из Неве-Меирии и хулиганы "от музыки" (как они её понимают!) решили использовать на своих шаманских действах, словно бы в насмешку над здравым смыслом и культурой названных "концертами хасидской музыки". Они пытаются представить шофар инструментом для сопровождения, но кого это может обмануть!