Герои умирают дважды - Даниил Аксенов

Виктору удалось заставить Риксту выполнить распоряжение. Антипов опять вышел, но теперь решил, как и в первый раз, прогуляться внутри замка. Солнце почти село, белые цветы уже не казались красными, а выглядели серыми, будто ночь старалась их очернить, но не справилась и остановилась на полпути.

Наш герой не стал задерживаться, а быстро вернулся. Он теперь был уверен в успехе. И точно — едва отворил дверь, как увидел дрожащую глиняную масляную лампу в руке Риксты. Пузатая емкость тряслась так сильно, что Виктору казалось, будто он слышит масло, бьющееся в стенки сосуда.

— Ну что? Увидел что-то? — Антипов был доволен собой. Удивление слуги выглядело самым искренним и ненаигранным.

— Да, господин! Да! Там обгорелые… — Рикста едва не задыхался от волнения.

— Подожди, — сказал Антипов, закрывая люк и набрасывая сверху половик. — Признаться, я не знал, что получится так интересно и люк придется открывать. Думал, что будет по-другому. Но если вышло интересно, то ничего пока не говори. Я попробую угадать. Кстати, я так ведь и не объяснил тебе, что случилось со мной во время ритуала. Хочешь узнать?

— К-конечно… конечно, господин! — Слуга пытался унять дрожь в руке.

— Ну хорошо. Буду тебе рассказывать и заодно подумаю о том, что ты там мог увидеть. Это все Кеаль! Он разбудил во мне болезнь игры в «угадайку». Не знаю только, ко времени ли… Но послушай. Помнишь, я пересказывал тебе слова ун-Катора о человеке, который из-за растущей второй луны перестал видеть других людей? Они перестали для него существовать, он даже проходил сквозь них!

— Помню, — ответил Рикста, ставя лампу на пол, чтобы не уронить.

— Так вот со стареющей луной все совсем иначе. Человек, который не стал магом из-за нее, приобретает совсем иные способности. Наоборот! Для него люди ого-го как существуют! Так существуют, как никогда! Настолько хорошо и крепко существуют, что никто — ни человек, ни бог, ни демон — не способен даже усомниться в их существовании.

— Господин, простите меня, но я ничего не понял, — ответил слуга, у которого даже перестали дрожать пальцы от сосредоточения. — Может быть, я глуп или…

— Ладно, ладно, — прервал его взмахом руки Антипов. — Это моя вина, я плохо объяснил. Попробую привести пример. Скажи, ты видел когда-нибудь кукольный театр? Или хотя бы кукольное представление? Когда кукловод управляет игрушками?

— Кукольник, что ли? Конечно, видел! Там, где я жил, почти каждый месяц на базар приезжал балаган. Кукол было завались! Правда, все истории были о любви… Представляете, господин? Такие красивые куклы, а все истории о любви! Ну не жалость ли? Ни одной хорошей истории!

— Отлично, что ты знаешь, — Виктор выглядел довольным. — А теперь представь, что всем этим кукольным балаганом управляешь ты. Представил?

— Я? Как я? — изумился Рикста. — Я — владелец, что ли?

— Допустим, владелец. Представил?

— Да, легко, если я — владелец! А много у меня артистов и повозок? Нельзя ли мне хотя бы пять больших телег? А лучше — десять!

— Все равно сколько телег. Просто представь. Ты показываешь представление, все идет как надо, но вдруг в ряды зрителей втискивается особенный человек.

— Почему особенный?

— Не перебивай, Рикста! Особенный потому, что ты сам сделал его особенным. Не перебивай, я сказал! Он протискивается, смотрит — и вдруг все твои куклы становятся живыми и настоящими. Настолько живыми, что никто не способен больше распознать куклу. Она становится неотличимой от человека. Даже куклы думают о себе не как о куклах. И твои фальшивые декорации тоже становятся натуральными. Они, конечно, не оживают, но игрушечные стены и комнаты превращаются в настоящие. И все потому, что на них смотрит особенный зритель. Потом зритель поворачивается и уходит, а куклы и декорации вновь становятся игрушечными. Понял теперь?

Рикста тоже сел на кровать. Он хмурился и чесал лоб.

— Этот зритель — вы, господин? — наконец спросил слуга.

— Да, я, — подтвердил Виктор. — Во время ритуала со мной случилась такая неприятность. Я стал человеком, в присутствии которого оживают куклы.

— А что же это за куклы? — спросил Рикста. — Как они выглядят? Вы же не имеете в виду обычных кукол?

— Конечно, не обычных. Я пока не знаю, откуда они берутся. Кукольник их достает и показывает мне. Думаю, что эти куклы могут обозначать реальных людей, а могут вообще быть ни на кого не похожими. Лябу, например, одна из кукол. Но она-то раньше была настоящей. Существовала такая девушка. Актриса! Давала представления в том разрушенном замке. Мне ее куклу подбросил кукольник. Вместе с этим. — Виктор показал на кольцо, охраняющее от стрел. — Это кольцо — тоже нечто вроде куклы, Рикста. Если я его оставлю здесь, а потом вернусь, то никакого кольца уже не будет. Оно существует, только пока я рядом. Как создаются такие куклы, тоже очень хочу узнать. Кеаль, например, нашел одного интересного паромщика, который ждет грозы. Тоже кукла, но появляющаяся сама собой исключительно перед лунным затмением.

— Ну и ну. — Слуга был взволнован и озадачен. — Вот это история, господин! Но кто же кукольник? Кукольник-то кто? Кто за всем этим стоит?

— Пока точно не знаю, — ответил Виктор. — Как и о том, зачем ему это надо. Хотя твердо уверен в одном: кукольник — и есть мой враг, о котором сказала книга ун-Мусепа.

Войска Гийора ан-Труе, двоюродного дяди графини, наконец подошли к замку. Это было относительно небольшое (всего в две или две с половиной тысячи человек), но пестрое сборище, состоявшее, однако, из хорошо обученных воинов. Король дал ан-Труе три сотни солдат, остальных «дядя» набрал сам. Кого-то он нанял за звонкую монету, кому-то заплатил обещаниями, было много и просто искателей приключений, вдохновленных тем, что кампания одобрена самим королем.

Армия графини после измены части баронов была не очень велика: чуть меньше четырехсот человек. Даже барон ан-Орреант, поднатужившись, мог сейчас выставить столько же или даже больше, если бы не был слишком разборчив в выборе дружинников.

Виктор стоял на стене замка и любовался разноцветной мешаниной одежд, доспехов и знамен. Вражеская армия напоминала ему узорчатую длинную змею, удава или анаконду, которая уже совсем приготовилась сжать замок в своих объятиях, но вдруг решила отложить это дело на потом и, расслабившись, разлеглась, не размыкая кольца.

Отряды противника были легкоузнаваемы. Красный плюмаж на шлемах указывал на королевскую дружину, сине-зеленый — на собственное воинство «дяди» и наемников, которые за деньги взяли его цвета, были также желтые, оранжевые, даже фиолетовые расцветки. Цвета — пока единственный признак, позволяющий опознать врага. Знамена не разворачивались. Конечно, тут и там мелькали небольшие флажки, но главные боевые знамена оставались свернутыми. Они традиционно ждали своего часа — атаки. Когда войска пойдут вперед, на стены, только тогда распустятся главные флаги — символы отрядов, подчеркивая доблесть своих владельцев, — таков был обычай.