Бомбы сброшены! - Гай Гибсон

Потом поднялся еще кто-то и начал рассказывать нам, как следует взлетать с бомбами. Ни один из нас этого ранее не делал, и мы просто не представляли, как поведет себя «Хэмпден» с 2000 фунтов бомб на борту. Советы легче давать, чем выполнять. Он порекомендовал в полете больше пользоваться триммерами. При разбеге следовало взять ручку на себя и дать самый полный газ. Все это звучало довольно разумно, так как мы ни о чем подобном не имели представления. Сегодня, оглядываясь назад, я с ужасом понимаю, что мы вообще ничего не знали. Лишь как-то теоретически мы представляли, что «Хэмпдены» летают и с бомбовой нагрузкой.

Больше в штабе делать было нечего, и мы отправились в комнаты отдыха, обдумывая готовый план. Когда мы выходили из автобуса, то получили последний совет командира. Ни в коем случае не следовало отрываться от строя, если только он сам не прикажет. Мы должны были лететь вместе и действовать как единое целое, а не порознь.

Время 14.30. Когда мы уже забирались в грузовики, чтобы разъехаться к самолетам, из штаба пришло сообщение: «Взлет задерживается до 16.00». Это было уже лишнее. Мои парни и так перенервничали, и сейчас они предпочли бы находиться в воздухе, а не проводить в напряженном ожидании еще час. Мы лежали на солнце, курили, но почти не разговаривали. Все пытались угадать, что же такое стряслось, что вылет отложен на целый час. В воздушной войне это почти целая вечность.

В 15.30 поступило новое сообщение: вылет откладывается до 17.00. На этот раз посыльного провожали матерной руганью. Все перенервничали, у меня уже начали трястись руки. Нам все время хотелось пробежаться до туалета, кое-кто из нас бывал там по 4 раза в час.

Наконец пришел приказ садиться в грузовики и ехать к самолетам. Летчики, которые оставались на земле, столпились вокруг нас. Они просто не знали, что следует говорить в подобных случаях. В конце концов они попрощались с нами, и кто-то произнес:

«Счастливого пути. Увидимся вечером».

Когда я сел в свое пилотское кресло, Таффи, один из механиков, нагнулся ко мне и сказал на ухо:

«Удачи, сэр. Задайте этим ублюдкам по-настоящему».

Мне кажется, я ничего не сказал в ответ, а лишь улыбнулся. Примерно так улыбаются, когда не слишком ясно слышат, что там говорится. Но Таффи был одним из старослужащих и понял, что именно произошло. Застегивая мои привязные ремни, он добавил:

«Теперь можете не беспокоиться. С вами все будет нормально. Вы вернетесь».

И ведь он оказался прав.

Примерно через 5 минут мы запустили моторы и начали выруливать на взлет, дожидаясь, пока в воздух поднимутся парни из 49-й эскадрильи, которых вел Джордж Лервилл. Именно Джорджу принадлежат сомнительные лавры. Его самолет из состава 5-й группы первым взлетел, чтобы нанести удар по Германии.

Мы следили, как они поднимаются в воздух, один за другим. Некоторые самолеты заметно виляли, но в остальном проблем на взлете не испытывали. После этого взлетел Вилли, потом Росси. Буквально через несколько минут они исчезли в облаке поднятой пропеллерами пыли.

Но теперь я полностью успокоился и был готов ко всему. Я мягко потянул рукоять тормозов, одновременно толкнув вперед оба сектора газа. Затем я отпустил тормоза, и старый «Хэмпден» медленно приподнял хвост. Через 30 секунд он уже был в воздухе, и мы направились к территории Германии.

Самолет был слишком тяжелым. Прошло довольно много времени, прежде чем мы набрали нормальную скорость. Он плохо слушался рулей и все время норовил свалиться на крыло. Через некоторое время я сумел пристроиться к Вилли Снайту, и мы взяли курс на кафедральный собор Линкольна. Я с трудом услышал, как Джек Уорнер говорит:

«О’кей, курс 80 градусов по магнитному компасу, скорость 160».

Но мои мысли были слишком далеко, я лишь следил за уносящимися под крыло лугами. Мне с трудом верилось, что я покинул Англию и лечу в Германию, чтобы сбросить бомбы. Это было просто невероятно. Много раз мы проводили учебные налеты, но всегда твердо знали, что вернемся. Мы были уверены, что в столовой нас уже ждет кружка пива. Теперь все обстояло иначе. Поля были просто прекрасны — иногда можно любоваться даже графством Линкольн. Мне не хотелось покидать его, все время тянуло повернуть назад. Я даже захотел, чтобы у «С Чарли» что-нибудь сломалось и мы могли повернуть на законных основаниях. Но нам не повезло. Мотор молотил, как швейная машинка, черт бы его побрал. Потом, далеко впереди, показался берег. Вскоре мы пролетели над летним лагерем возле Скегнесса. Всего 2 месяца назад я вместе с остальными летчиками звена находился здесь, и мы все от души веселились. Но вскоре лагерь растаял в дымке, до Германии было еще 2 часа полета.

Время тянулось медленно. Мы летели на малой высоте, всего 1000 футов. Волны под нами выглядели гораздо более мрачно, чем раньше. Но, скорее всего, это были шутки воображения.

Маленький Вилли смотрел прямо вперед. Я думаю, он все внимание сосредоточил на том, чтобы держать правильный курс. Я сам вертел головой, как на шарнире. От одного из летчиков, прошедших прошлую войну, я слышал, что это единственный способ выжить. Возможно, излишняя сосредоточенность Вилли и стала причиной того, что он не заметил германскую летающую лодку, которая пролетела в 500 футах ниже нас. Это был Do-18. Немецкий самолет тотчас повернул влево, и я отчетливо увидел белые испуганные лица германских пилотов, смотрящих на меня сквозь стекло кабины. Возможно, они подумали, что мы их атакуем. Такая мысль у меня мелькнула, но во всех наставлениях записано, что главная задача бомбардировщика — атаковать цель и вернуться назад, а не гоняться за вражескими самолетами. Поэтому мы продолжали лететь прежним курсом.

Примерно в 40 милях от Вильгельмсхафена нижняя граница облачности неожиданно опустилась до 300 футов, начался дождь. Мы сомкнули строй. Я открыл окно, чтобы хоть как-то видеть Вилли, и тут же промок. Море под нами было довольно бурным. Находясь примерно в 10 милях от цели, мы увидели впереди разрывы зенитных снарядов. Это означало, что наши первые самолеты уже делают свое дело. Тучи теперь шли на высоте всего 100 футов. С моей точки зрения, это было просто прекрасно для атаки кораблей, поскольку при плохой видимости мы могли нанести внезапный удар и тут же скрыться в облаке от зенитного огня. Но, к моему изумлению, Снайт неожиданно начал поворачивать влево. Совершенно не понимая, что он делает, я повторил маневр. Я видел, как несчастный Росси растерянно оглядывается, следя за своим крылом. Ему мерещилось, что самолет в любую минуту может зацепить консолью волну. Затем лидер выправился, и я вдруг понял, что он повернул назад. Разумеется, он был совершенно прав, в этом не было сомнений. Все, что мы знали — мы идем примерно по курсу. Но разрывы с равной долей вероятности могли принадлежать и голландским орудиям, и немецким с Гельголанда. Снайт не собирался рисковать тремя самолетами, чтобы провести неудачную атаку. Разочарование было ужасным, но дисциплина взяла верх. Нам было приказано не ломать строй, а приказы нужно выполнять.