Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин

Разрешение оставить Киев последовало 17 сентября, когда войска Юго-Западного фронта были плотно окружены и обречены.

При попытке прорыва погиб генерал Кирпонос и почти весь командный состав фронта.

Возможно, что некоторую роль в трагедии сотен тысяч солдат Юго-Западного фронта сыграла личность командующего – генерала Кирпоноса и его профессиональная подготовка.

Замполит 8-го мехкорпуса Н. К. Попель, зарекомендовавший себя как способный танковый командир, писал:

«Безупречно смелый и решительный человек, он еще не созрел для такого поста».

Если бы один Кирпонос…

Рокоссовский, чей мехкорпус действовал тогда в сфере ответственности Юго-Западного фронта, наблюдавший Кирпоноса в критические дни, вспоминал:

«Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность. ‹…› Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет ее знать. В эти минуты я окончательно пришел к выводу, что не по плечу этому человеку столь объемные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным».

Напомним, что сталинский выдвиженец Кирпонос, с его полным отсутствием военного образования, занял место многоопытного Якира, в частности активно усваивавшего опыт немецких генералов в период советско-германского сотрудничества.

Но надо сказать в оправдание Кирпоноса, что он был подавлен, а воля его парализована свирепым нажимом Сталина, который требовал от него «перестать искать пути отступления». В сложившейся по вине Сталина ситуации и более подготовленный и способный военачальник мог в лучшем случае нанести больший урон противнику, но предотвратить катастрофу не мог бы никто.

В исследовании И. В. Мощанского, основанном главным образом на материалах Центрального архива Министерства обороны РФ, день за днем, час за часом прослеживается трагедия войск Юго-Западного фронта. Подробнейшим образом представленные переговоры между командованием фронта и Ставкой, то есть Сталиным, нельзя читать без горечи и ярости, а приводимые И. В. Мощанским документы последних дней существования фронта – без кома в горле.

«…Ход событий 26-й армии можно представить себе из следующих телеграмм.

21 сентября, 17 ч. 12 мин.: “Армия находится в окружении. С армией окружены все тылы ЮЗФ, неуправляемые, в панике бегущие, забивая все пути внесением в войска хаоса.

Все попытки пробиться на восток успеха не имели. Делаем последнее усилие пробиться на фронте Оржица… Если до утра 29.09 с. г. не будет оказана реальная помощь вспомогательными войсками, возможна катастрофа.

Штарм 26 – Оржица.

Костенко, Колесников, Варенников” ‹…›.

В безуспешных попытках форсировать реку дивизии израсходовали почти все боеприпасы. Генерал Костенко, не имея связи со штабом фронта, сумел связаться со Ставкой и послал маршалу Шапошникову радиограмму: “Продолжаю вести бои в окружении на реке Оржица. Все попытки форсировать реку отбиты. Боеприпасов нет. Помогите авиацией”.

22 сентября, 3 ч. 47 мин.: “Связь (с штабом фронта. – Я. Г.) потеряна двое суток. 159 сд (стрелковая дивизия. – Я. Г.) ведет бои в окружении в Кандыбовка, 196 сд и 164 сд отрезаны и ведут бои в районе Денисовка. Остальные части окружены Оржица. Попытки прорваться оказались безуспешными. В Оржица накопилось большое количество раненых, посадка санитарных самолетов невозможна в связи с малым кольцом окружения.

22.9. делаю последнюю попытку выхода из окружения на восток. Прошу ориентировать в обстановке и можно ли ожидать реальной помощи. ‹…›”.

Но это была еще не последняя попытка генерала Костенко. 23 сентября в 09.21 он доносил в Генштаб:

“Положение исключительно тяжелое. С наступлением темноты попытаюсь с остатками прорваться в направлении Оржица, Исковцы, Пески. Громадные обозы фронта и раненых вынуждены оставить в Оржица, вывести которых не удалось”»[131].

Генерал Костенко в конце концов с небольшой группой своих солдат пробился из окружения.

Выйдя живым из киевской катастрофы, происшедшей по вине Сталина, он погиб в харьковской катастрофе, о которой пойдет речь.

Немецкий исследователь Г.-А. Якобсен лаконично констатировал:

«21.8–27.8. Битва под Киевом (свыше 600 000 пленных)»[132].

600 000 только пленных…

История киевской катастрофы проходит через все работы, посвященные Великой Отечественной войне, как один из ключевых ее моментов, чреватый самыми тяжкими последствиями.

«В гигантском “киевском мешке” в немецкий плен попало, по сводкам командования вермахта, более шестисот тысяч человек. ‹…›. Не останавливаясь на достигнутом, танковая группа Клейста снова развернулась, на этот раз на 180 градусов, и практически без оперативной паузы, 24 сентября начала наступление на юг, к Азовскому морю. Продвинувшись за 15 дней на 450 км, немцы окружили и взяли в плен в районе Мелитополя еще 100 тысяч человек, затем, развернувшись на 90 градусов, прошли еще 300 км на восток и к 21 ноября заняли Таганрог и Ростов-на-Дону»[133].

Стратегический результат киевской катастрофы, вызванной исключительно дилетантским упрямством и самоуверенностью Сталина, кратко, но внятно очертил Василевский:

«Серьезная неудача, постигшая нас на этом участке боевых действий, резко ухудшила обстановку на южном крыле советско-германского фронта. Создалась реальная угроза Харьковскому промышленному району и Донбассу. Немецко-фашистское командование получило возможность вновь усилить группу армий “Центр” и возобновить наступление на Москву»[134].

Беда в том, что наше общество, значительная часть которого считает Сталина творцом победы, поразительно мало осведомлено о том, что касается реальных фактов Великой войны.

Когда во время телевизионной дискуссии, посвященной роли Сталина в нашей истории, я упомянул о киевской катастрофе и ее последствиях, мой оппонент С. Е. Кургинян, являющийся универсальным специалистом по всем вопросам, с возмущением воскликнул: «При чем здесь Москва?»

Я не рассчитываю, что господин Кургинян прочитает мое сочинение, но, быть может, оно попадется на глаза кому-то из тех, кто смотрел и слушал нашу дискуссию и поймет – при чем здесь Москва.

Связь наступления на Москву с киевской катастрофой отмечается даже в общих и популярных исторических работах:

«Теперь немецкая группировка “Юг” после овладения Киевом начала наступление на харьковском, донбасском и крымском направлениях. Восточнее Киева немцы начали наступление на Брянск, имея своей целью захват Москвы»[135].

В доступных мне источниках нет сведений о «санитарных потерях» Юго-Западного фронта. Но, зная количество пленных, можно себе представить и масштаб потерь в ожесточенных боях сентября 1941 года.

Можно с достаточным основанием предположить, что своевременный отвод мощной группы армий Юго-Западного фронта на заранее подготовленные позиции, как это предлагали военные профессионалы Генерального штаба, существенно изменил бы дальнейший ход событий.

Противник вынужден был бы вести кровопролитные бои и нести тяжелые потери. Немецкая группировка была бы существенно ослаблена, а советская сторона получила бы остро необходимый выигрыш во времени.

Короче говоря, спасибо товарищу Сталину…

Если уважаемый читатель думает, что этот урок, стоивший Красной армии многих сотен тысяч пленных, убитых и раненых, пошел впрок Верховному Главнокомандующему, то он ошибается.

Сталин постоянно и резко вмешивался в планирование боевых операций.

Так, в ноябре, в канун битвы под Москвой, он потребовал от Жукова нанесения упреждающих ударов по готовым к наступлению немецким войскам. Никакие профессиональные объяснения Жукова, что при растянутости линии обороны и недостаточности резервов попытка контрударов крайне опасна, Сталина не убедили.

«Вопрос о контрударах считайте решенным»[136].

Попытка контрударов привела только к серьезным потерям, никак не воздействовав на стратегическую ситуацию.

После успешного новогоднего наступления под Москвой Сталин, вопреки мнению Генерального штаба, разработал собственный план тотального наступления на противника.

Жуков вспоминает:

«– Наша задача состоит в том, – рассуждал он, прохаживаясь по своему обыкновению вдоль кабинета, – чтобы не давать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы до весны…

На словах “до весны” он сделал акцент, немного задержался и затем разъяснил:

– Когда у нас будут новые резервы, а у немцев не будет больше резервов…»[137].

И опять-таки Верховный Главнокомандующий не обратил внимания на возражения профессионалов.