Час Черной звезды - Евгений Малинин

Над пляжем стояла тишина, вокруг не было не только человеческого жилья, но даже дороги, даже простенькой, слабо наезженной колеи. Казалось, окружающий мир еще не знал Разума, не ведал об его всесокрушающей мощи, его всепоглощающей алчности, его всеуничтожающей жестокости! Это было то самое место, которое так требовалось Вотше, чтобы наконец спокойно обдумать дальнейший путь.

В общем-то, он уже принял решение уходить в горы, спрятаться от своих преследователей, от всего Мира в малолюдстве, среди неприступных скал, в бездонных пропастях! Но… До гор… до гор, достаточно безлюдных, надо было еще добраться!

Он мог бы воспользоваться тем путем, о котором рассказал ему накануне Айтар, — морем. Однако морское путешествие почему-то не слишком привлекало Вотшу. Может быть, потому что он вырос в степи и море было для него чем-то чересчур экзотическим, а может быть, он слишком хорошо помнил рассказ Скала о том, как тот ходил в горы вместе с его прадедом, чернохвостым Ватом. Может быть, он просто хотел… пройти тем же путем, почувствовать у себя под ногами ту же землю?!

Вотша окончательно решил, что ему надо пробираться в горы посуху… по степи, и сразу все его сомнения улеглись, на душе сделалось легко. Он поднялся с песка и принялся натягивать одежду. Затем он проверил карманы куртки — все его монеты были на месте… а больше у него ничего и не было.

По пологому берегу он выбрался на чуть подвявший, прибитый осенью луг, посмотрел на солнце, чтобы сориентироваться, и двинулся на восток, в сторону видневшейся на горизонте лесной опушки.

Луг, по которому он шел, сначала был ровен, трава, уже полегшая, но еще живая, пружинила под ногами. Через несколько сотен метров из-под этой мягкой травы стали появляться кочки, поросшие жесткой порослью черники, крошечные листочки которой уже начали краснеть, предрекая приближающуюся осень. Вотша вспомнил, какова поздняя осень и особенно зима в его родной степи, и ему сделалось не по себе!

Между тем лесной массив, к которому он шагал, придвинулся, высоченные деревья закрыли треть неба, а из-за них из сумрачной сырости леса на прогретый простор луга повеяло холодом. Еще несколько шагов, и Вотша увидел, что вдоль самой опушки леса бежит едва заметная колея. Было ясно, что повозки здесь проезжают очень редко, но все-таки проезжают, и теперь оставалось угадать, в какую сторону свернуть… или продолжать идти прямо, сквозь лесную чащу. Вотша думал недолго, подчиняясь собственному чутью, он встал между двух канавок колеи и свернул… вправо, к юго-востоку.

Прошагав с полкилометра, он понял, что, по всей видимости, не ошибся — лесная опушка постепенно отступала влево, и колея, следуя за ней, все более отклонялась к востоку, именно в том направлении, которому следовал Вотша. Да и сама колея постепенно становилась все заметнее, три или четыре раза он приметил уходящие от нее в лес петлистые тропки. Наконец, километра через два после того, как он свернул на колею, впереди показалась деревушка, чуть отступившая от леса и отгородившаяся от него хлипким плетнем. Колея вильнула вправо, побежала вдоль плетня, огораживающего первый в ряду крошечный, чуть скособоченный домик. И тут Вотша увидел, что в небольшом огороде, разбитом рядом с домиком, копошится маленькая старушка.

— Добрый день, матушка, — приветствовал ее Вотша. — Пусть Мать всего сущего благословит твою работу!

Старушка разогнулась, поднесла ладонь ко лбу, прикрывая глаза от солнца, посмотрела на Вотшу и после секундной паузы неожиданно звонким голосом ответила:

— Спасибо, изверг, пусть Мать всего сущего и тебе поможет в дороге!

«Изверг?! — удивился Вотша неожиданному обращению. — Не похоже, чтобы бабуля была из многоликих!»

Но вслух с прежним почтением произнес:

— Матушка, напиться путнику не дашь?

— Почему ж не дать? — ответила та, вытирая руки о чистый передник.

Затем старушка снова нагнулась над грядкой, провела ладонью над короткой, густой, темно-зеленой порослью, выпрямилась и, делая шаг в сторону домика, добавила:

— Иди за мной… путник!

Вотша двинулся вдоль плетня и почти сразу нашел небольшую калитку, от которой к домику вела странная, извилистая дорожка, обрамленная короткой, но очень густой темно-зеленой травой. Можно было бы, наверное, пройти напрямую, но он вдруг перехватил взгляд остановившейся у крыльца старушки, с непонятным вниманием наблюдавшей за ним. И Вотша пошел по дорожке, присыпанной желтым сухим песком.

Вотша не видел, чтобы старушка заходила в дом, но, когда он подошел к крыльцу, хозяйка протянула ему деревянный ковшик, наполненный чистой водой. Изверг осторожно принял ковшик, наклонился над ним, готовясь сделать глоток, и вдруг почувствовал тонкий, чуть сладковатый запах, идущий от воды. Он снова поднял голову, взглянул в чистые, небесной голубизны глаза старушки и тихо спросил:

— Это что ж ты, матушка, мне в воду намешала?

Старушка усмехнулась, пожевала бледными морщинистыми губами и так же негромко ответила:

— Ишь ты, нюхливый какой! Травки тебе одной намешала. Давно ко мне парень молодой не заглядывал, вот я и решила… попользоваться!

Вотша бросил быстрый взгляд на воду, потом снова перевел глаза на хозяйку дома. В ее глазах, неотрывно смотревших ему в лицо, зажегся некий оценивающий интерес, но понять, в чем он заключается, Вотша пока не мог. Снова взглянув на воду, он переспросил:

— И что ж это за травка такая?

Старушка снова усмехнулась, взяла ковшик из его рук, выплеснула воду и неожиданно предложила:

— А не хочешь ли ты, путник, перекусить?

— Хм… — настороженно хмыкнул Вотша и в тон старушке поинтересовался: — А не подмешаешь ли ты мне, матушка, в еду какой-нито другой травки?

Тут старушка уже откровенно улыбнулась и пропела своим удивительно чистым и звонким голоском:

— Не бойся, милый, теперь у меня на тебя другие виды… Да и ты, со своим нюхом, похоже, сразу почуешь подмес!

После этих слов старушка повернулась и, не дожидаясь согласия юноши, стала подниматься на невысокое крылечко, словно бы и не сомневаясь, что изверг последует за ней. И Вотша действительно не обманул ее ожидания.

Домик сразу показался Вотше маленьким, сеней в нем не было, и когда он следом за старушкой вошел в переднюю комнату, она оказалась просто крошечной. В правом от входа углу располагался примитивный очаг, в котором горел небольшой, осторожный огонь. Над огнем, на кованой цепи, подвешенной в дымоходе, висел металлический котелок, прикрытый крышкой, в котелке что-то лениво побулькивало. Напротив очага стоял столик, за которым с трудом могли разместиться двое, и около него две невысокие скамейки. Старушка, махнув рукой в сторону столика, проговорила: