Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Бомбардир Салай Круса служил в 5-м полку Кантиканской Колониальной артиллерии, они занимали позиции на разрушенном плато верхнего яруса мавзолеев. До восьми часов их фронт защищали несколько батальонов кантиканской пехоты, позволяя батарее обстреливать наступающего противника огнем «Василисков» «Грифонов» и полевых пушек. Но сейчас войска Великого Врага прорвали фронт и вышли в тыл имперской обороны. Их первыми жертвами стали полевые госпитали и пункты связи. По воксу слышали, что танки Броненосцев давили госпитальные палатки вместе с ранеными.

Было мучительно слышать голоса пехотных офицеров, которых он знал, передававших по воксу последние слова прощания, когда их позиции захватывались противником, одна за другой. Первым был голос сержанта Самира из 40-го батальона, передававшего координаты противника. Потом капитан Гилантра, командир роты «Зулу» 55-го батальона успел доложить обстановку, прежде чем связь с ним оборвалась. Все это были люди, с которыми Крусе доводилось служить вместе. А теперь они погибали, один за другим, их жизни забирал Великий Враг.

— Зарядить картечью! Картечь к орудиям! — крикнул артиллерийский офицер. Команду подхватили на всех батареях, и бомбардир Круса повторил этот приказ своим заряжающим.

Заряжающие действовали быстро, несмотря на то, что непрерывно выполняли эту тяжелую работу уже несколько дней. Их хлопчатобумажные рубашки затвердели от пота, подтяжки свисали на бриджи. Пот каплями катился по их чумазым лицам.

— Заряжено картечью! — доложил рядовой Сурат. Боеприпас, снаряженный противопехотными поражающими элементами, был заряжен в казенник 60-фунтового орудия.

Пехота Броненосцев перевалила гребень плато — тысячи их, без всякого подобия строя и маневра.

— Ждать! Ждать приказа! — закричали офицеры.

Броненосцы бросились сквозь развалины на батарею. Скоро до них осталось менее пятидесяти шагов. Круса держал шнур обеими руками.

— Огонь!

Раздался резкий грохот. Сверкнули вспышки выстрелов, массивные орудия заволокло дымом. Стволы дернулись на противооткатных устройствах. Восемь орудий выстрелили залпом, извергнув густую тучу стальных шариков, затмившую открытое пространство, словно рой насекомых. Повстанцы в горах Сумлаита всегда боялись картечи. Не имело значения, насколько они были голодны и приведены в отчаяние, залпа картечи всегда было достаточно, чтобы остановить их атаку, заставив ограничиться огнем из их старых изношенных автоганов. Никогда за все время службы Круса не видел, чтобы противник бросался прямо в вал картечи. Первые ряды Броненосцев рухнули на землю, как марионетки. Но следовавшие за ними бесстрашно рвались вперед, топча трупы и раненых. Один залп — все, что успели артиллеристы, прежде чем Броненосцы ворвались за укрепления из мешков с песком.

Бомбардир Салай Круса был убит одним из первых. Боевой молот, как чудовищный клюв, пробил кость глазницы и вонзился в мозг. Последней мыслью Крусы, когда молот проломил его череп, была мысль, что лучше было бы умереть как его друзья в Сумлаите. Бомбардира Сусильо застрелили из автопистолета ночью, когда он стоял на посту. Даже рядовой Рио, убитый снайпером в патруле, погиб мгновенно от попадания в голову. А бомбардир Круса умер не сразу. Он еще какое-то время цеплялся за жизнь, содрогаясь в конвульсиях и истекая кровью, пока солдаты Великого Врага втаптывали в пыль его тело. Эта война была гораздо хуже, чем все, что он до сих пор видел.

Глава 31

Хорсабад Моу был в его прицеле.

Хорсабад Моу, Король Корсаров, Архиеретик Восточной Окраины. Слуга Апостолов Войны.

Сильверстайн смотрел на военачальника Хаоса в прицел автогана. С каждым осторожным вздохом перекрестие слегка вздрагивало.

В трехстах метрах от балкона минарета, на котором находился Сильверстайн, на улице внизу Хорсабад Моу двигался в середине процессии, поющей, скандирующей, яркой, словно жуткое представление некоего чудовищного цирка. По обе стороны лорда Хаоса шли его Железные Вурдалаки, окружавшие его на этот раз без всякого подобия порядка. Они размахивали разукрашенными бумажными знаменами и картинами из папье-маше, прославлявшими четыре тысячи лет злодеяний. Среди леса вибро-пик Броненосцы били в барабаны, трубили в рога и танцевали как безумные. Когда процессия проходила мимо, Броненосцы в исступленном восхищении пытались пробиться ближе к своему обожаемому повелителю. Железные Вурдалаки с трудом удерживали их своими пиками. Для постороннего зрителя это было больше похоже на карнавал, чем на марш войск. Сильверстайн видел одного Броненосца, совершенно обнаженного, за исключением маски на лице, танцевавшего, держа в одной руке дымящуюся курильницу, а другой рукой наносившего себе раны бритвой.

Давным-давно Сильверстайн был на Мура-хабе и видел «фестиваль потерянной любви». Там тоже устраивались пышные шествия, люди танцевали в безумной пляске, на которую было страшно смотреть. Толпы украшали себя масками из папье-маше чудовищных размеров, пели и кричали. Сжигались бумажные чучела, и непрерывно стучали и гудели музыкальные инструменты. Процессия лорда Хаоса была похожа на это пугающее мистическое действо.

— Страшно, да? Видишь его? — спросил Асинг-ну, вглядываясь с высоты.

— Да. Я вижу его.

Сильверстайн хорошо видел лорда Хаоса сквозь линзы аугметики. Обычными глазами он не осмелился бы рассматривать Хорсабада Моу. Сильверстайн был уверен, что ничего хорошего из этого бы не вышло. С помощью биоптики Сильверстайн мог рассмотреть его во всех подробностях.

Лорд Хаоса все еще был человеком. По крайней мере, он выглядел как человек.

Хорсабад вовсе не был уродливым чудовищем, как ожидал Сильверстайн. Повелитель Броненосцев был худощавого телосложения, настолько, что его можно было назвать изящным. Гибкость его конечностей не могли скрыть шелковые одеяния, кольчуги и цепи, в которые он был облачен. Его лицо, скрытое маской из искусно сплетенных полос железа, было немного похоже на лицо фарфоровой куклы, гладкое и лишенное черт, за исключением слегка вздернутого носа. Ростом примерно полтора метра, Хорсабад был похож на искусно изготовленную железную игрушку, если бы не гребни шипов на его плечах и спине.

Он сидел на ярких носилках, разукрашенных цветной бумагой и тканью, которые держала фаланга Железных Вурдалаков, стоявших на платформе сверхтяжелого бронированного тягача, словно образуя некий богохульный зиккурат. Патрульные вездеходы и мотоциклисты эскорта двигались бок о бок с толпами пеших Броненосцев. Словно океанские левиафаны, рассекая толпу, двигались сверхтяжелые огнеметные танки, их башни извергали вспышки огня.

— Асинг-ну, — сказал Сильверстайн. — У меня будет только один выстрел. И сейчас это все, что имеет значение. Мне нужно, чтобы ты сидел здесь и не говорил ни слова. Не двигайся. Не дыши. Не дергайся. До сих пор ты был хорошим другом, и я надеюсь, что ты не подведешь меня сейчас.

Партизан настороженно кивнул и съежился у стены, вцепившись автоган. Сильверстайн, поправив прицел, устроился поудобнее.

Он начал с поиска уязвимого места Хорсабада Моу. Вся спина лорда Хаоса была покрыта железными шипами, которые внизу были больше похожи на чешую, и постепенно удлиняясь кверху, на плечах достигали длины пятьдесят сантиметров и разветвлялись, как железные цветы. Сильверстайн знал, что, стреляя в естественную броню любого животного, едва ли можно убить его одним выстрелом. Он рассмотрел в прицел голову лорда Хаоса. Она была правильной формы и полностью покрыта искусным переплетением железных полос. Не было ни смотровых щелей, ни отверстия для рта. В нее Сильверстайн и прицелился.

Охотник закрыл глаза, расслабив мышцы шеи и плеч. Сделав два вдоха, он перевел прицел на несколько сантиметров вперед по предполагаемому пути цели. Это был обычный метод для охоты из засады, излюбленный Сильверстайном. Он успокоился, замедлив дыхание и потребление телом кислорода.

Мысли охотника вернулись к дням его юности, когда он помогал старшим охотникам ложи. Он вырос в хвойных лесах Вескепина, где северные сияния освещали сумерки, а воздух был холодным и свежим. Целыми днями он выслеживал разнообразных экзотических животных. Больше всего ему нравилось охотиться на разумных приматов. Эти животные могли оказывать организованное сопротивление и использовали оружие. Иногда даже они охотились на него. Это была самая интересная охота, и Сильверстайн изрядную часть юности провел в лесах, вооружившись автоганом брата и подражая брачному крику мезо-обезьяны.

Сильверстайн открыл глаза. Хорсабад Моу на платформе медленно приближался к перекрестию прицела. Сильверстайн выдохнул, позволив прицелу чуть опуститься. Его вдох привел прицел снова к цели. Сверкающая железная голова Хорсабада Моу оказалась точно в перекрестии. Охотник позволил цели на наносекунду сместиться влево, из-за направления ветра и траектории.