За пределами просветления - Бхагаван Раджниш (Ошо)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восьмая: чувствительность.
Девятая: благодарность.
Десятая: чувство мистического.
Эти десять не-заповедей выражают мое основное отношение к реальности, к свободе человека от всех видов духовного рабства.
Третий вопрос:
Ошо,
В 1983 году в Раджнишпураме в меня вошло нечто от запредельного. С тех пор я уже не тот человек, каким был раньше. Мои прежние цели и желания исчезли. Все, что раньше имело для меня какой-то смысл, утратило свое значение.
Но когда я говорю с людьми о медитации, о тишине и о том, что мешает этому, во мне начинает подниматься огромная новая энергия, и появляется ясность. Каждая клетка моего тела становится живой. Я сам становлюсь слушателем того, что говорится через меня, и испытываю благодарность и любовь к людям, с которыми я могу поделиться этим.
Стал ли я флейтой, инструментом для запредельного? Или это мое эго играет со мной злую шутку? Пожалуйста, прокомментируй.
Это действительно изменило твою жизнь. Ты стал флейтой для божественного – если бы это было проекцией эго, то эго не позволило бы тебе задать этот вопрос.
И эго никогда не становится проводником, посредником, флейтой. Это не полый бамбук. Эго очень плотное, оно не позволяет высшим силам использовать себя. Оно может существовать только в очень приземленном мире.
Отдаться высшим силам – значит проникнуть в божественное, выйти за пределы мирского. Эго не может выйти за пределы мирского. Сама структура эго такова, что оно обязано себя хвалить, хвастаться даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости.
Например, на вас нисходит поэтическое вдохновение, но эго присваивает его и заявляет на весь мир: «Это написано мной».
Ни одно великое поэтическое творение не было создано эго, оно не может создать ничего великого. Великое появляется только тогда, когда эго уступает дорогу, когда оно не мешает, когда оно отсутствует, когда оно в отпуске.
Про Рабиндраната Тагора рассказывают, что, когда он писал стихи, он закрывал дверь и просил домашних не стучать в его комнату, пока он сам не откроет дверь.
И это была большая семья. Британское правительство даровало дедушке Рабиндраната титул раджи, хотя он не был царем, но он был настолько богат и у него было так много земли, что он мог бы купить нескольких махараджей. Семья была очень большой, во дворце жило около ста человек.
И это была весьма необычная семья. В своих мемуарах Рабиндранат пишет: «Мы видели, как незнакомые люди приезжали к нам в гости и оставались навсегда. А мой дед был таким человеком, что говорил: „Что делать, наверно, это какой-нибудь наш дальний родственник. Возможно, мы забыли об этом, он забыл, но судьба свела нас вместе. Пусть себе живет здесь“».
Так что семья продолжала расти. Любой мог прийти к ним и сказать: «Я ваш родственник, дальний, очень дальний». И его принимали не просто как гостя, но… Раз уж он вошел в дом, было некультурно спрашивать его: «А когда вы собираетесь уезжать?» Об этом и не спрашивали.
В Бомбее так не принято. В Бомбее люди первым делом спрашивают: «А когда вы собираетесь уезжать?» Вы даже еще не уселись в кресло, ваш багаж еще в такси, а у вас уже спрашивают, когда вы собираетесь уезжать, – ведь нужно заранее заказать билеты.
Это были другие времена и другие люди.
Никто ни у кого не спрашивал, когда он собирается уйти. Да и зачем уходить? Жить в царском дворце, жить по-царски… Исполняются все ваши прихоти.
Итак, по дворцу ходил слуга с колокольчиком и оповещал всех о том, что никто не должен беспокоить Рабиндраната. И его братья, мать, отец, дед – все они очень беспокоились, когда он сидел в своей комнате. Иногда он не выходил из своей комнаты три или четыре дня, даже не принимая все это время пищи.
Его спрашивали: «В чем дело? Ты можешь выйти и поесть, а потом вернуться обратно. Никто не будет тебе мешать, никто не будет задавать тебе вопросы».
Он отвечал: «Выйти из комнаты для меня не проблема. Но дело в том, что если на меня снизошло вдохновение, а и я в этот момент выхожу из комнаты, чтобы принять душ или выпить чашку чая, то весь процесс останавливается. И не в моей власти снова его начать. Я не знаю, когда он начнется снова; это нечто, что нисходит на меня, проходит через меня. Я только проход. Я не люблю, когда мне мешают, потому что я не хочу, чтобы нарушался этот процесс».
Каждый великий поэт, художник, певец, танцор осознает, что он велик только в те моменты, когда его нет. Это не противоречие.
Величайшим танцором этого века был Нижинский. Он сошел с ума из-за того, что родился на Западе; на Востоке он бы стал Гаутамой Буддой. На Западе не было никаких предпосылок для того, чтобы объяснить ему, что с ним происходит. У него бывали необычные переживания – когда он танцевал… Иногда он полностью забывал о себе, его так захватывал танец, что был только танец и не было никакого танцора, – его прыжки были такими высокими, что это противоречило закону всемирного тяготения. Ни один ученый не мог найти этому объяснения. Человек не может так высоко прыгать, это просто невозможно.
И это еще не все…
Когда он опускался… Любое тело, падая, испытывает сильное притяжение земли. Но когда опускался Нижинский, он опускался так плавно… как сухой лист, падающий с дерева, или перо. Это было очень трудно объяснить.
И когда люди спрашивали его: «Как вы это делаете?» – он говорил: «Когда я пытаюсь делать это, у меня никогда не получается. В конце концов я сдаюсь, и в один прекрасный день это вдруг случается – но это случается только тогда, когда меня нет, когда я ничего не делаю. Это нечто из запредельного».
Так что не беспокойся.
Если ты чувствуешь себя тихим, спокойным, любящим… это не пути эго. Эго не может чувствовать себя тихим, эго не может чувствовать себя спокойным, эго не может чувствовать себя любящим. Твоя медитация достигла зрелости.
Ты созрел.
Радуйся и будь благодарным.
Существование очень сострадательно. Если мы готовы открыть наши сердца, ничего не утаивая, то нам становятся доступными огромные сокровища.
Вначале могут возникнуть сомнения: «Может быть, это эго». Не поддавайтесь этим сомнениям. Помните: эго может порождать страдание, эго может порождать тоску, эго может порождать ненависть, эго может порождать ревность. Эго никогда не может стать проводником божественного, оно никогда не может стать проходом для запредельного.
Четвертый вопрос:
Ошо,
Почему я всегда иду на компромисс?
Человек идет на компромисс, потому что он не уверен в своей истине, он не уверен в своем собственном опыте.
Как только вы испытали какое-то переживание, идти на компромисс уже невозможно. Совершенно невозможно. Вы идете на компромисс только потому, что ваши идеи – это нечто, идущее от ума, заимствованное. Вы не знаете, правильные они или неправильные, и даже если они окажутся наполовину правильными, то это неплохая сделка.
В Египте есть одна древняя история. К царю пришли две женщины с маленьким ребенком. Каждая из них настаивала на том, что ребенок принадлежит ей. Каждая утверждала: «Это мой ребенок».
Царь должен был их рассудить, но это было очень трудно сделать – какое принять решение? У обеих женщин мужья умерли на войне, служа царю.
В конце концов он позвал своего мастера, старого мудреца. Мастер сказал:
– Это очень просто. Принесите ребенка.
Ребенка принесли, и мастер попросил царя разрубить младенца пополам и отдать каждой женщине по половине.
– В чем проблема? – сказал мастер. – Они обе утверждают, что это их ребенок. А раз нет никаких доказательств, нет никаких свидетелей, справедливость требует, чтобы ребенка разделили пополам.
Царь был потрясен. Он сказал:
– Что ты такое говоришь?
Но прежде чем царь успел сказать что-то еще, мастер выхватил меч у царя из ножен. И тогда одна женщина выбежала вперед и закричала:
– Нет! Отдайте ребенка той женщине, это не мой ребенок.
И мастер отдал ребенка женщине, которая выбежала вперед и сказала, что это не ее ребенок. Царь сказал:
– Что происходит? Я не понимаю. Эта женщина говорит, что ребенок не ее.
Мастер ответил:
– Только мать не способна вынести, чтобы ее ребенка разрубили пополам. Другая женщина отнеслась к этому совершенно спокойно, у нее не возникло никаких проблем: разрубят так разрубят – ничего страшного, ведь это не ее ребенок. Она готова пойти на компромисс, даже если ей дадут половину мертвого ребенка. А эта женщина не согласна идти на компромисс – или целый ребенок, или никакого ребенка.
Когда вы начинаете обладать истиной, вы становитесь почти как мать – у вас родилось переживание. И вы хотите иметь его полностью или вообще не иметь. Но вы не согласитесь разделить его пополам, потому что любое живое переживание становится мертвым, когда его делят на две части.