Суши для начинающих - Мэриан Кайз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Была, но он и ее стащил.
Джек заметил, как на другом конце зала Лиза приветственно подняла бокал. В каждом ее жесте, в каждом движении тела сквозило приглашение. Он полез в карман за сигаретами. Голова была абсолютно пуста и думать отказывалась. Лиза красивая. Она умная, блестящая, ее чутьем и энергией можно только восхищаться. Более того, она ему нравится. Точно, нравится – он ведь ее тогда поцеловал? Хотя сам до сих пор не может понять, как это вышло…
У Лизы сегодня на него явные виды, но Джек вдруг совершенно определенно понял, что идти ей навстречу не собирается. Почему, интересно? Потому что она замужем? Потому что они вместе работают? Или потому, что он еще не забыл Мэй? Нет, дело совсем не в том. Дело в Эшлин. Ранее известной как мисс Чинить-Паять.
Да что же, черт возьми, с ним происходит? Может, от смены часовых поясов еще не отошел? Нет, вряд ли, ведь прилетел уже двенадцать дней назад…
Значит, вывод один.
Это нервный срыв.
53
Эшлин проснулась с таким ощущением, будто ночью по ней проехал асфальтовый каток. В ухе стреляло, кости ломило, тело болело. Ладно, пусть! Зато вчерашний вечер удался на славу: было не только шикарно и блестяще, но еще и весело.
Она не сразу сообразила, есть ли в постели кто-нибудь, кроме нее. Затем вспомнила, что на вечере из-за чего-то поцапалась с Маркусом и домой возвращалась одна. Ничего, не страшно. Журнал вышел, и теперь можно снова жить нормальной человеческой жизнью, хотя бы недолго.
Кряхтя и охая, она дотащилась до дивана, закурила и включила телевизор. Шла какая-то бодрая утренняя программа. Мозги отказывались действовать, на работу она уже безнадежно опоздала, ну и бог с ней, с работой. По негласному соглашению сегодня все могли заявляться на службу когда душе угодно. В конце концов она заставила себя подняться с дивана, умыться и одеться и на улицу выползла уже в двенадцатом часу утра. По небу ползли низкие сентябрьские облака, было сумрачно, дневной свет казался зеленовато-серым. Неподалеку от подъезда на мокром тротуаре, скорчившись, сидел Бу. Волосы липли к его лбу, по щекам стекали струйки воды. Но, подойдя ближе, Эшлин с захолонувшим сердцем увидела, что лицо Бу мокро не от дождя. Он плакал.
– Бу, что с тобой? Что случилось?
Парень поднял голову. Его губы тряслись от беззвучных рыданий, подбородок прыгал.
– Посмотри на меня.
Прикрыв одной рукой глаза, он другой ткнул в себя, мокрого, грязного, и передернулся от отвращения.
– Самому противно.
Эшлин застыла. Бу, который никогда не унывает…
– Я голоден, замерз, промок, весь грязный, мне плохо, одиноко и страшно! – с искаженным лицом сквозь слезы выкрикнул он. – Я устал бегать от полицейских, устал терпеть издевательства пьяных кретинов, устал, что со мной обращаются как с куском дерьма. Меня даже в кафе через дорогу не впускают, чашку чая купить. На вынос.
Эшлин была потрясена. Ей-то казалось, что Бу свыкся со своей жизнью, она даже не предполагала, как сильно он страдает.
– И все меня оскорбляют. Прохожие обзывают лентяем и тунеядцем. «Ищи работу», – говорят. Можно подумать, я работать не хочу. Терпеть не могу попрошайничать, это так унизительно…
– Но что случилось? – спросила Эшлин. – Что тебя так разбередило?
– Ладно, проехали, – сипло буркнул Бу. – День у меня неудачный.
Пока она раздумывала, что делать, дождь барабанил по куполу ее зонтика и редкими холодными каплями падал на куртку. Вдруг отчего-то накатило раздражение. Она за Бу не отвечает. Она исправно платит налоги, чтобы правительство заботилось о таких, как он… Может, пустить его погреться в подъезд? Нет, нельзя: летом, в сильную грозу, она уже как-то раз это сделала, и соседи подняли крик. Так что же, к себе в квартиру его пригласить? Наверное, надо, вот только, как бы он ни был ей симпатичен, все-таки страшновато. Но жалко ведь человека…
И Эшлин сдалась.
– Вот что, поднимайся ко мне. Примешь душ, поешь, чего найдешь. Можешь одежду свою в стиральную машину кинуть.
Она надеялась, что он откажется, и можно будет с чистой совестью идти своей дорогой, но Бу посмотрел на нее с исступленной благодарностью, выдавил «спасибо» и опять разрыдался.
– Я тебя больше напрягать не буду, – пообещал он, поднимаясь по лестнице следом за Эшлин.
Только увидев его в своей чистенькой квартирке, она поняла, как же он запаршивел. Драные джинсы болтались на худющих бедрах, едва не падая; бледное, испитое лицо было землисто-серым, а руки – прямо-таки черными от въевшейся грязи.
– От меня воняет, – ежась от неловкости, заметил он. – Извини, пожалуйста.
У Эшлин защемило сердце. И вдруг внутри вспыхнула ярость.
– Полотенца. – Крепко сжав зубы, она сунула ему в руки пушистый сверток. – Шампунь, новая зубная щетка. В ванной стиральная машина, порошок там же. В кухне чайник, чай, кофе. Если что найдешь в холодильнике, пользуйся. – Сунула ему пятифунтовую бумажку. – Все, пока, мне пора на работу. До вечера.
– Я никогда этого не забуду.
Пока она закрывала дверь, он так и стоял в прихожей в своих мешковатых, как у Чарли Чаплина, штанах с пузырями на коленях, прижимая к груди неимоверно белую, облачно-мягкую стопку полотенец.
– Вас уже ждут, – сообщил Джек Дивайн, когда Эшлин вошла в редакцию, и кивнул на сидевшего у ее стола вдребезги пьяного мужчину.
Едва увидев Дилана, она сразу поняла: случилось что-то ужасное. Произошла катастрофа. Дилан выглядел кошмарно, Эшлин даже не сразу его узнала – это Дилана-то, с которым знакома одиннадцать лет! Он как-то весь поблек; лицо, волосы и глаза казались безжизненно-серыми. Подняв на Эшлин покрасневшие глаза, Дилан во всеуслышание заявил:
– Клода мне изменяет.
Эшлин поверила сразу. «Господи, – подумала Эшлин, – что же люди делают с теми, кого любят?!»
Однако ради подруги надо было сохранять лицо. Нельзя же взять и так вот, в лоб, сказать Дилану: «Вообще-то я догадывалась, что она погуливает». Нет, пришлось делать вид, будто есть вероятность ошибки. Поэтому Эшлин осторожно спросила:
– С чего ты взял?
– Я их застал.
– Когда? Где?
– Сегодня утром, в десять часов, приехал с работы домой. Я беспокоился, – угрюмо пояснил он.
Скорее, что-то подозревал. Но Эшлин его понимала.
– И застал их в постели. – Голос у Дилана вдруг сорвался до писка, и во второй раз за это утро на глазах Эшлин взрослый мужчина заплакал, как ребенок. – Между прочим, я его знаю, – добавил он. – И ты тоже.
Эшли стало совсем нехорошо. Она понимала, чье имя сейчас назовет Дилан.
– Этот говенный юморист, этот твой приятель. Она так и знала, так и знала! Говорила же она Теду!