Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди

Будь я на месте моих противников, то сказал бы: «Гарибальди, убирайся!» Но эти люди не способны выступать открыто, а пытались избавиться от меня, пуская в ход всякие подножки и низкие уловки. Мой авторитет в отрядах и среди населения (так мне по крайней мере казалось) открывал мне возможности действовать наперекор моим противникам. Я не задумываясь опять бросился бы в водоворот революции, и не исключено, что я добился бы успеха. Но ведь к этой революции я должен был бы подать сигнал и ослабить дисциплину в отрядах и среди населения. Впереди и позади меня находились войска французов-интервентов: в Риме, в Пьяченце и т. д. В конце концов священное дело моей родины, которое я мог бы подвергнуть опасности, удерживало меня. Я ждал вестей от короля в духе условленного: дать согласие если не на свободу действий, то хотя бы не возражать против них, возложив на меня всю ответственность за содеянное и даже обуздать меня, если что случится. Я был готов ко всему и на все. Но увы, полное молчание!

Наконец я послал майора Корте к Виктору Эммануилу и был затем сам вызван в Турин. Прибыв в столицу, я отправился к королю и тут же заметил разницу, происшедшую в нем по отношению ко мне, с момента нашего последнего разговора. Он принял меня со своей обычной любезностью, но дал понять, что внешние обстоятельства принуждают его сохранить «статус кво» и что он считает более благоразумным, чтобы я некоторое время был в тени.

Король хотел, чтобы я принял какой-либо чин в регулярной армии. Я поблагодарил его и отказался, но принял прекрасное охотничье ружье, которое он соблаговолил мне подарить и послал через капитана Трекки, моего штабного офицера, когда я был уже в вагоне поезда, отправлявшегося в Геную. Оттуда я проехал в Ниццу, где пробыл три дня с моими детьми, и снова вернулся в Геную, чтобы поспеть на пароход, отходивший 28 ноября 1859 г. на Маддалену.

Я приготовился в отъезду, мой багаж был уже на борту, и, когда я находился в доме своего друга Колтеллетти, ко мне явилась делегация именитых генуэзцев во главе с мэром города синьором Моро, заверившая меня, что при данных обстоятельствах мой отъезд был бы несчастьем. Я решил остаться и принял радушное приглашение моего друга Леонардо Кастальди, проведя на его вилле в Сестри несколько дней. В то время обсуждался вопрос о подвижной национальной гвардии, и полковник Тюрр передал мне о желании короля меня видеть, чтобы побеседовать по этому поводу.

Я отправился в Турин, видел короля, ласкового ко мне, как прежде, видел министра Раттацци, и, откровенно говоря, я ему не доверял. Договорился с обоими, что мне будет поручена организация подвижной национальной гвардии в Ломбардии. Я вполне удовлетворился таким поручением по двум причинам: первая — я получил возможность подготовить хороший контингент для армии в неминуемой будущей войне, которую Италия бесспорно предпримет; вторая — мне представлялась возможность в эту национальную гвардию взять многих моих бедных братьев по оружию, в большинстве скитающихся без куска хлеба.

Покуда в Турине я дожидался официального назначения, меня посетили именитые патриоты Брофферио, Синео, Аспрони и другие депутаты-либералы. Они заявили мне, что хотят воспользоваться моим пребыванием в столице, чтобы снова объединить различные течения прогрессивной партии, с некоторых пор расколовшейся, враждующие меж собой, что наносит вред делу объединения Италии. Обычный порок нашей несчастной страны! С самого начала я сомневался, что смогу содействовать такому намерению, ибо не признавал никаких обществ, которые не представляли собой всю нацию, и я отказался. Лучше бы я не изменял своему первому решению. Но меня все уговаривали и доказывали, что если это дело удастся, оно может принести много хорошего. В конце концов я согласился. Было решено организовать общество под названием «Вооруженная нация», которое должно было объединить все остальные[289]. Сначала все шло отлично. Члены различных обществ объявили себя сторонниками слияния и были очень довольны. Собрание общества «Свободное объединение» должно было одобрить этот акт примирения, но как раз именно те, кто как будто выражал удовлетворение предполагаемым сближением, высказывали противоречащие взгляды, и под тем или иным предлогом заявляли, что примирение невозможно.

Я все больше убеждался в правоте моей старой мысли: для того, чтобы добиться согласия между итальянцами, необходима хорошая палка. Все было напрасно, более того, иностранные послы, сильные слабостью нашего правительства и, как говорили, подстрекаемые Кавуром и всесильным тогда Бонапартом, потребовали объяснений, и, как неизбежное следствие этого, весь кабинет, кроме Раттацци, подал в отставку.

Предлогом послужило общество «Вооруженная нация», мобилизация национальной гвардии и, если дозволено мне быть столь самонадеянным, моя скромная персона, замешанная в эти дела. «Вооруженная нация» ошеломила эту жалкую дипломатию, которая хотела видеть Италию слабой: дипломатией шовинистов, бонапартистов, последователем которой был маленький монарх Французской республики[290].

Все это послужит уроком моим соотечественникам. Пусть они помнят и знают: надо покончить с положением кроликов, которое мы занимали по сей день, и сделаться сильными как львы, чтобы устрашить наших соседей, всесильных деспотов, для чего нам необходима «Вооруженная нация», т. е. два миллиона бойцов; ну, а священники пусть честно занимаются осушением Понтийских болот.

Король вызвал меня к себе и сказал, что от всех этих планов приходится отказаться.

P. S. По забывчивости я, кажется, не упомянул полковника Пирда, которого просто называли «англичанин Гарибальди». Этот достойный сын Британии появился в 1859 г. среди наших волонтеров с замечательным карабином, вооруженный с ног до головы. Все восхищались его меткой стрельбой и необыкновенным хладнокровием, проявленным в самые опасные минуты. Скромный, без всяких претензий, полковник Пирд отказывался от денежных вознаграждений и появлялся всякий раз, когда наши волонтеры вступали в бой. Он весьма отличался в 1859 г., а в 1860 г. в значительной степени способствовал прибытию к нам, хотя и с опозданием, чудесного контингента англичан, отличнейшим образом показавшим себя в сражениях на равнине Капуи.

Если бы Бонапарт и Савойская монархия не запретили поход на Рим после битвы у Вольтурно, контингент англичан, увеличивавшийся с каждым днем, был бы нам большой подмогой для взятия бессмертной итальянской столицы.

Майор артиллерии Даулинг и капитан Форбес, оба англичанина, храбро сражались в рядах волонтеров. Я хочу принести благодарность моей родины всем тем храбрым и достойным людям, которые отдали за нее свою жизнь.