Автор Исландии - Халлгримур Хельгасон

все лето шли дожди. Он медленно и тяжело прошагал через тун, а они стали переминаться с ноги на ногу. Две собаки выбежали на тун навстречу фермеру, понюхали, ощутили запах побежденного, удрали от него, сунули морды в траву и стали искать более приятный запах. Сигмюнд выбросил окурок, а мальчишки продолжили посасывать свои сигареты, наморщив прыщавые лбы, скрестив руки. Внутри них все еще бурлил смех, словно будущая тошнота.

– Сигмюнд! Я тебя спрашиваю! – снова раздалось из окна кухни.

Один из мальчишек посмотрел на окно, затем на Сигмюнда. Летний работник с Брода принес самогон в темно-зеленой бутылке и отдал Ауки. Они пустили бутылку по кругу. «Эх, хорош!» От фасада дома с подветренной стороны в безветренном воздухе струился особенный запах: восхитительный табачный аромат образуется, если курить на улице при девяти градусах тепла. Собаки разнюхали какой-то ранее неизвестный ароматный путь и переместились чуть дальше на тун, а рыжебородому уже немного осталось дойти до дома. Как идти мимо друзей, когда твоя жизнь выставлена всем на посмешище? Хроульв подошел к ним, как заходит в круг людей лошадь: глядя прямо перед собой, но не смотря ни на кого из них, остановился перед ними и слабо испустил ветры, плюнул, отер бороду рукой.

– Здравствуй, Хроульв, дорогой! – сказал Бальдюр с Межи.

Это было худшее, что фермер слышал на своем веку. Он ощутил в животе, как будто что-то очень ценное выбросилось с высокого утеса с громким криком, который по мере отдаления становился все тревожнее. Он разговаривал с желтым одуванчиком, растущим на белозагаженной стене дома:

– Покупатели пришли?

– Э, нет, хе-хе… с чего бы им приходить, – отозвался Эферт.

– Во всяком случае, ты – прямо весь из себя купец, хух, при шляпе и трости, – сказал фермер из Хельской долины, посмотрев на своего приятеля.

– Ах-хе-хе, при шляпе и трости, хе-хе… шляпе и трости, – ответил обладатель шляпы и трости.

– Попасть в такую ситуацию крайне неприятно, а факты таковы, что исход бывает разный, – сказал Бальдюр, исполненный понимания и сострадания, – но, насколько я тебя знаю, ты после этого наверняка воспрянешь духом.

Эти люди были «креповые хозяева»[117]. Эферт уже два года ни кроны не выручал за шерсть этих своих драных овец, а Бальдюр по уши закопался в каких-то грядках, в чем-то таком неурожайном, репе и редиске, или как их там, но это, в общем, понятно. Человек, у которого из скотины – одни лисицы, наверно, собственную голову-кочан на грядку посадил. А Сигмюнд вот-вот умрет. Это уже за версту видно. На ухе черное пятно. На нем ночь поставила свою метку, укусила. Что же он до сих пор копыта не отбросил? Эта жужжалка несносная с Камней его вот-вот доконает своей скупостью, сухощелка несчастная!

– Ну что, Хроульв, все на продажу идет: и скотина, и машины? – спросил Сигмюнд.

– Хух, да, так и есть… – сказал Хроульв и скривился так, что стала видна щербинка в зубах, затем подошел к стене, наклонился и сорвал одуванчик, с которым недавно говорил. – …Да, все-все, кроме вот этого. Его я себе оставлю.

Они посмотрели на него. Этому человеку цветок был совершенно не к лицу. Хроульв поглядел на одуванчик в своем веснушчатом кулаке, но вспомнил, что лошади цветов не собирают, и отшвырнул желтый бутон, и смутился, как смущаются мужественные мужчины: скакун запинается о кочку, кит глотает поплавок от сети, после этого у них вид становится дурацкий. Потом он сказал: «Кофе попейте» и скрылся за углом, отступив на двор.

Йоун Гвюдмюндссон вышел из коровника, словно удивленный страус: высокий, долговязый, как будто не властный над собственными конечностями. Уши большие и тонкие, как фарфоровые чашки. На длинной тонкой чешуйчатой шее торчали белые волоски. Весь его вид говорил о том, что обладать таким телом нелегко. Он прие хал с юга. Бывший и теперешний владелец Хельской долины. Он продал эту землю Хроульву, а сейчас вновь заполучил ее с помощью добрых людей. Йоун не приезжал сюда с лета тридцать восьмого года, когда он забирал тело своего умершего отца. Хроульв услышал, как он сказал: «А вот эти постройки?», вытянув шею в сторону овчарни с сенником. Он обращался к своему юристу – коварному усатому малорослику, Сыру и его ассистенту. Они все вместе вышли вслед за ним из коровника. Хроульв собрался было войти в дом, но тут во двор вышел председатель с Болота вместе с шофером Аусбьёрном – обладателем мускулистых ручищ, его товарищем Скегги, старым Гисли с Верхнего Капища и двумя повесами-мальчишками, которые еще не обнаружили Эйвис. А она-то куда подевалась?

– Здравствуй, Хроульв. Ну и живописно у тебя тут стало! – сказал Гисли, широкогрудый, тонконогий, похожий на бекаса.

– Ну что, не пора ли нам начать? – раздался голос Сыра, приближавшегося к ним. Они все поздоровались друг с другом. Юриста звали Стейнар. Ассистента – Мариноу Л. Картльссон. У каждого человека свое имя. Йоун подал Хроульву руку; он был на целую голову выше него, и сказал, что ему самому жаль, что все закончилось именно так, но, мол, ничего не попишешь, это было неизбежно, – и прибавил, что здесь предстоит «заняться разведением лошадей».

– Ху.

По закону проводить аукцион должен был хреппоправитель[118], но, когда дошло до дела, оказалось, что никто не знал, кто был хреппоправителем Хельской долины. Поэтому его решили выбрать на месте. Выборы были тайные, а избирательным участком служил сарай для динамо-машинки. Победил Йоуханн Магнуссон с Болота, набрав тринадцать голосов. Два бюллетеня были пустыми, и один голос получил Хроульв Аусмюндссон из Хельской долины. Неловко-то как! Кто это надо мной так насмехается, хух! Хреппоправитель из Йоуханна, может, вышел бы и хороший, но распорядитель аукциона он был никудышный.

Эйвис спустилась с чердака со своей подругой Гердой и потаскушкой Хоульмфрид с Камней. Они все сошли вниз по лестнице, жуя жвачку. Камне- и Холмофрид рассказывала им обо всем, что недавно произошло на танцах в Бармахлид. Свейнн Магги Морской завалил ее в кочкарнике, а потом спросил, можно ли и его другу тоже. Она спросила, кто это, а он ответил, что его друг Ранни, у него заячья губа, а так он отличный парень, а она может, если хочет, на время процесса закрыть глаза или зажать ему рот. Она сказала «олрайт» и подождала его между кочек, пока Свейнн Магги Морской сбегал за приятелем. Потом он заплатил ей двести крон – «а я ведь и не просила». Она просто не знала, что так можно, и сейчас призывала своих товарок подумать насчет такой подработки, которая