Армия Солнца - Сергей Вольнов

– Дя-адюшка… – растерянно выдохнул юный далжианин, с размаху плюхаясь на скамью под дребезжащие смешки желтых ньюмалайзийцев. – А что, если и твоя мысль и моя – вовсе не бредовые?

– Тогда рано или поздно нас попытается оккупировать какая-нибудь империя, – мрачно сообщил умудренный жизненным опытом пожилой человек, уроженец независимого мира Далж. – С аналогичным результатом, надеюсь.

Непокоренный Далж – невероятно, но факт! – ни единого дня официально не числился в составе вассалов ЭрсСтеллы. Предки двух трамвайных мыслителей были единственным народом, подписавшим с Императором равноправный договор. Хотя экономически и политически Далж попал в полную зависимость от имперской инфраструктуры, но юридически оставался иным государством. Далжианам в каком-то смысле повезло: вначале земляне на полном серьезе решили, что наткнулись на кровных родичей.

Они осознали гораздо позже, что молния, бьющая с земли в небо, – фактически автопортрет истинной натуры чернокожих «братьев». Когда неизбежная при идентичных генетических кодах ассимиляция набрала угрожающие темпы, религиозные кланы неожиданно сплотились. Разделенные непримиримыми культовыми разногласиями, Семьи выступили единым фронтом и объявили бессрочное табу на постоянное проживание далжиан в провинциях ЭрсСтеллы и принятие ими имперского подданства. Обязательное для всех граждан независимого Далжа. Имперцы были очень удивлены. Народы Оласт VIII и Лун Фа к тому времени уже практически растворились в горячих объятиях Старшего Брата.

– Думается мне, при условии, что основному средству космических сообщений, сверхсветовому проколу пространства в той или иной вариации, альтернативы нет… вполне возможно, я бы даже сказал, абсолютно реально существование множества параллельных сетей, – сказал Майт из клана космических путешественников Семья Лчак. – Когда проще и быстрее из галактики в галактику прыгнуть, чем пролететь на субсветовике от звезды к звезде, тогда между двумя разведанными точками прокола внемера, исходной и конечной, остаются никем никогда не меренные парсеки трехмера. Планет в любой галактике навалом, мириады, опять же никем никогда не считанные. На всех желающих хватит, вне всякого сомнения. Только вот желания по-разному утолять можно. Кто-то в наглую завоевывает, кто-то по-тихому ворует, кто-то самостоятельно осваивает целину, зорко приглядывая за соседями, на всякий случай. Мы никого не трогаем, но и нас тронуть не смей! Это по-нашему. Знаешь, сынок, хотелось бы мне с нейтралами пообщаться… Нам, далжианам, найдется о чем с ними потолковать.

Выслушав, юноша посмотрел вверх. Пожилой далжианин тоже вскинул круглое черное лицо к прозрачному люку, одному из устроенных в потолке вагона запасных выходов. Прищурился, всмотрелся в запорошенное перистыми облаками небо, будто пытаясь разглядеть всех соседей сразу: и по этому этажу, и тех, у кого жилплощадь на других этажах. Небо не удостоило дерзких человечков ответным взглядом. Какое ему дело, бескрайнему, до исканий этих ничтожных человечеств! Числом меньше, чем звезд у одной метагалактики, они живут всего ничего и навеки разлучены бездонными провалами пространства/времени, а туда же: карабкаются вверх, спешат, пока живы, в глаза Вселенной глянуть…

– Я кино видел, дядюшка, – сказал Викр из клана программистов Семья Твак. – Древнее, с ума сойти, чуть ли не времен компьютерной сетки ВВВ. Но сохранилось. «Брат Два» называется. Очень мне понравился главный герой. Был он из племени, которое предпочитало держаться особняком. Люди такие, сами по себе. Гордые, сильные. Не то чтобы они ненавидели другие племена, наоборот, они всех любили даже, только вот четко знали, что путь у них отдельный. Предназначение особое. Себя и родину свою обидеть никому не позволяли, если что, сдачи давали незамедлительно. Даже близкородственным племенам, почти единокровным. И потому связываться с ними все опасались. А вот они не боялись никого. Как мы. Чтобы всех любить и никого не бояться, наверное, надо главное: чувствовать, что за тобой правда. А за кем правда, тот сильнее всех…

Пожилой мужчина опустил голову. Но юный мыслитель уже смотрел не в люк, а в заднее окно трамвая. Глаза парнишки были грустными-прегрустными. Словно канувшая в прошлое красотка, что спровоцировала весьма содержательный обмен мыслями, в действительности шла по улице другого, параллельного мира. И лишь ее отражение, ее тень, на миг отброшенная в этот, прошлась здесь. Но оставила след. Судя по обилию грусти во взгляде, вполне отчетливый. Лчак Майт одобрительно хмыкнул. Все правильно. Юношам вначале надо на земные звезды насмотреться, к небесным пристраститься никогда не поздно. Не девчонки, никуда не улизнут. Ничего нет более незыблемого, чем Небо: все земное преходяще, оно же – было, есть, будет.

…Девушка неторопливо и грациозно ступала по выщербленному тротуару одной из улочек центральной части Туа-Лумпура. Невысокая гибкая аборигенка в черной мини-юбочке и коротеньком красном топе, тесноватом для ее высоких, упругих молочных желез. Она продолжала говорить рослому широкоплечему мужчине с лучиками морщинок в уголках раскосых узеньких глазок:

– …пока сохраняется память, не все потеряно, остается шанс. В этой связи у меня мысль появилась, оцени. Эффективнее всего память сохраняют не простые, все подряд, частицы общества, а избранные. Еще наши праотцы и праматери с поистине имперским размахом доказали: чтобы уничтожить самобытную культуру, вовсе не обязательно стирать ее носителей поголовно, всех до единого. Достаточно вырубить под корень элитарную верхушку: личностей творческих, мыслящих, образованных… Следовательно, чтобы выжить, культуре необходимо главное – сберечь свою душу. Памятники этой культуры, сокровищницу языка, самобытность уклада, шедевры искусства, достижения философской мысли. А как ее сберечь, спрашивается?.. Мне кажется, именно этот вопрос сами себе задали вышеупомянутые креативные частицы человечества, агонизировавшего после падения Империи. И ответили себе так: чтобы память о нас не уничтожили каратели, мы должны призвать в ряды хранителей ВСЕ человечество. Сделать носителями памяти все до единой частички социума. Тогда появились первые фэн-кланы Тех, Кто Не Забывал…

Спутник, шагая с нею рука об руку, согласно кивнул и обхватил правой ладонью левое запястье. Проектор персонального компьютера, послушный указанию командных манипуляций, исправно повесил в жарком воздухе столбцы строчек цвета червонного золота.

«Мы – память планеты, и нашу судьбу несем на себе, сквозь миры и запреты. Потоками света влетали во тьму, в пространство одеты, мы – память планеты. От первого камня и бронзы ножа, от древних гробниц и от древней приметы. Мы от Прометея раздули пожар на нашей прекрасной, далекой планете.

Я знаю, ты в небе, ты все еще шар голубой, а мне во Вселенной нет места. Но где бы ты ни был – я всюду и вечно с тобой, я помню свой старт со скалы Эвереста… Последний мой старт со скалы Эвереста.

Тебя не утратить, ты в легких моих – все пять континентов и пять океанов. О – сколько воды… На один только миг вернулась к тебе и сожгла тебя память. Пусть камни сгорели, расплавился нож. И брызгами в космос летят пирамиды, и ты ни в одном из миров не найдешь такую же точно земную орбиту…

Я знаю, ты в небе, ты все еще шар голубой, а мне во Вселенной нет места. Но где бы ты ни был – я всюду и вечно с тобой, я помню свой старт со скалы Эвереста… Последний мой старт со скалы Эвереста.

Разлей по бокалам ты горький сигрид и выпей до дна, ни о чем не жалея. Далекое Солнце как прежде горит, я знаю – разбудит оно Прометея. Опять разорвется пространства кайма, и к скалам своим мы как прежде вернемся. Сойдем мы с орбиты, а после с ума, когда вновь увидим далекое Солнце.

Я знаю, ты в небе, ты все еще шар голубой, а мне во Вселенной нет места…» – плыл перед лицами идущих полный текст Самой Запретной Песни, окрашенный в наиболее императорский изо всех цветовых оттенков. Почему-то на круссе, которого аборигены НьюМалайзии не могли знать. К тому же звуками мелодии слова песни не сопровождались. Поэтому практически никто из прохожих никак не отреагировал на преступный акт – мало ли что кому приспичит спроецировать… За исключением одного из; кривоногого, длиннорукого, маленького и сгорбленного, чем-то напоминающего не то завиггера, не то триана. Он вздрогнул и споткнулся на ровном месте. Но бурную реакцию этого обезьяноподобного паренька рослый абориген не заметил. Их разделяла компания домохозяек, оживленно обсуждавших достоинства и недостатки нового сорта бананокартофеля, недавно появившегося на потребительском рынке.

– Точно, – комментировал проекцию широкоплечий преступник. – Этот универсальный шедевр всех времен и фэн-кланов сотворила самая умная и дальновидная из креативных личностей. Уж кто-кто себе памятник воздвиг выше неба, так это она. Или он… Песня получилась суперхитовая, то что надо! Цепляет за живое всех, убеждений и классов не разбирая. Все наши ее знают, и те, для кого нормальная среда обитания – бизнес-офисы, дворцы и поместья, и обитающие в астероидных рудниках, на гидропонных фермах и орбитальных фабриках. Я слыхал, как ее напевают или проигрывают в барах космопортов и в шахтных клетях, в кабинетах должностных лиц и в кабинах грязных скотовозов…