Кровавая луна (ЛП) - Несбё Ю

Молодой человек посмотрел на него. У него были длинные ресницы и глаза нежно-коричневого цвета. Неоправданно большие мышцы компенсировались наивным, детским взглядом. Если добавить немного доброжелательности и воображения, он мог бы выглядеть на пять или шесть лет моложе.

— Не знаю, — сказал он, обводя взглядом гостиную.

Наверное, чему-то толковому их на курсах всё же учили: например, не беседовать с клиентом ни о чём личном и постоянно проверять обстановку, даже сидя за запертыми дверями в уютном коконе дома.

— Ты мог бы пойти работать на меня, понимаешь?

Молодой человек бросил быстрый взгляд на Рё, и Рё увидел что-то похожее на презрение, отвращение. Затем, не отвечая, молодой человек начал сканировать снова комнату. Рё выругался про себя. Чёртов щенок, он не понял — что ему предлагали?

— Этот парень говорит, что знает тебя, — крикнул охранник из коридора.

— Это Крон? — отозвался Рё.

— Нет.

Рё нахмурился. Он не мог представить себе никого, кто мог бы просто прийти к нему без предупреждения.

Он вышел в холл, где телохранитель, расставив широко ноги, указывал на видеоэкран. Там отображался молодой человек, смотревший на уличную камеру над входной дверью. Рё покачал отрицательно головой.

— Я попрошу его уйти, — сказал телохранитель.

Рё посмотрел на экран. Кажется, он видел это парня, просто очень давно. Он казался его давним знакомым, которого стоит забыть, не будоража воспоминания. Но сейчас, когда он стоял там, мог ли это быть...

— Подожди, — сказал Рё и протянул руку.

Телохранитель дал ему трубку.

— Вернись внутрь, — сказал Рё.

Телохранитель на мгновение поколебался, прежде чем сделать то, что ему было приказано.

— Кто ты и чего хочешь? — сказал Рё в трубку домофона. Это прозвучало более грубо, чем он предполагал.

— Привет, папа. Это твой пасынок. Я просто хотел поговорить с тобой.

Рё перевёл дыхание. Не было никаких сомнений. Тот мальчик из его снов, страх из множества кошмаров о том, что та история станет всем известной. Нет, это был уже не мальчик, но это был точно он. После всех этих лет. Разговаривать? Это не предвещало ничего хорошо.

— Я немного занят, — сказал Рё. — Тебе следовало позвонить заранее.

— Я знаю, — сказал мужчина в камеру. — Я не планировал встречаться, я только сегодня решил. Видишь ли, я уезжаю завтра надолго, и я не знаю, когда вернусь. Я не хочу уходить с нерешёнными делами, пап. Пришло время прощения. Я должен увидеть тебя в последний раз, лицом к лицу, чтобы снять груз с моей груди. Я думаю, это будет хорошо для нас обоих. Это займёт несколько минут, и мы оба пожалеем, если не сделаем этого, я в этом уверен.

Рё прислушался. Он не слышал этого глубокого голоса раньше, ни тогда, ни недавно. Судя по тому, что он помнил о тех последних днях, проведённых в доме в Гаустаде, голос мальчика только начал ломаться. Конечно, ему приходила в голову мысль, что он может однажды появиться и создать ему проблемы. Это было бы слово одного человека против слова другого, и единственный человек, который мог бы подтвердить, что имело место, так называемое, сексуальное насилие, погиб в пожаре. Но даже просто обвинение нанесёт ущерб его репутации, если это выйдет наружу. Пятно на репутации, люди в этой стране так презрительно относятся к этому. Потому что Норвегия была страной, где такие понятия, как семейная честь, была размыта социальной, чёрт побери, демократией, потому что государство стало семьёй для большинства людей, и обычные люди отчитываются теперь перед такими же, как они, рядовыми гражданами, перед серой массой социал-демократии, которой так не хватает традиций. Другое дело, если тебя зовут Рё, но обычный гражданин это никогда не поймёт. Не поймёт, что ты скорее покончишь с собой, чем вываляешь репутацию семьи в грязи. Так что он должен сделать? Он должен был решить. Его пасынок снова появился. Рё свободной рукой вытер лоб. И был удивлён, обнаружив, что он не боится. Это было похоже на тот момент, когда его чуть не сбил трамвай. Теперь то, чего он так боялся, наконец произошло, почему это не испугало его? Что, если они действительно поговорят? Если у его пасынка были плохие намерения, то разговоры не сделают ситуацию хуже. И в лучшем случае они просто поговорят о прощении. Всё забыто, спасибо и до свидания, может, он даже лучше спать по ночам будет. Единственное, ему нужно быть осторожным — не признаваться прямо или косвенно в том, что может быть использовано против него.

— Я дам тебе десять минут, — сказал Рё и нажал кнопку, открыв уличную дверь. — Поднимайся на лифте на верхний этаж.

Он положил трубку. Может ли мальчик сделать запись? Он вернулся в гостиную.

— Вы обыскиваете посетителей? — спросил он телохранителей.

— Всегда, — сказал старший.

— Хорошо. Проверьте, не приклеены ли к нему микрофоны, и держите у себя его телефон до тех пор, пока он не уйдёт.

Прим сидел в мягком кресле в телевизионной комнате и смотрел на Маркуса Рё.

Телохранители стояли снаружи за приоткрытой дверью.

Это было неожиданностью обнаружить, что у него есть телохранители, но на самом деле это не имело значения. Важным было то, что сейчас он сидел перед ним один. Конечно, всё можно было сделать проще. Если бы он хотел убить Маркуса Рё или причинить ему физический вред, это было бы не очень сложно. Ведь только теперь у него появились телохранители, а в таком городе, как Осло, жители настолько наивны и доверчивы, что никто не думает о том, что парень, которого они встретят на улице, может нести оружие под курткой. Такого просто не случается. И с Маркусом Рё так тоже не должно было случиться.

Но этого было бы недостаточно. Да, было бы проще его застрелить, но если запланированный им вариант отмщения мог дать ему хоть частичку радости, которую он рисовал в воображении, это стоило всей работы. Потому что месть, придуманная Примом, была похожа на симфонию, и нарастало время кульминационного крещендо.

— Мне жаль, что случилось с твоей матерью, — сказал Маркус. Достаточно громко, чтобы Прим ясно его услышал, и достаточно тихо, чтобы телохранителям в коридоре слышно не было.

Прим видел, что здоровяку было неудобно сидеть в кресле. Его пальцы ковыряют подлокотники, ноздри раздуваются. А это верный признак того, что он уловил запах кишечного сока. Расширенные зрачки сказали Приму, что сигналы запахов уже достигли мозга, где паразиты, жаждущие размножаться, находились уже несколько дней. Результат филигранной работы, можно так сказать. Когда первоначальный план заразить отчима на вечеринке не сработал, Прим был вынужден импровизировать и придумывать новый план. И он осуществил это, он заразил Маркуса Рё прямо на глазах у всех: адвокатов, полиции, даже Харри Холе.

Маркус Рё посмотрел на часы и чихнул.

— Не то, чтобы я тороплю тебя, но, поскольку я сказал, что у меня мало времени, нам нужно быть краткими. В какую страну ты соб..

— Я хочу тебя, — сказал Прим.

Отчим так вздрогнул на стуле, что у него задрожали щёки.

— Извини, что?

— Я мечтал о тебе все эти годы. Нет сомнений, что это было насилие, но я… ну, думаю, мне это начало нравиться. И хочу попробовать ещё раз.

Прим посмотрел прямо в глаза Маркусу Рё. Видел глаза, заражённые паразитами, за ними работал мозг и делал неверные выводы: «Я так и знал! Мальчику это понравилось, он только притворялся, что плачет. Я не сделал ничего плохого — напротив, я просто научил кого-то любить то, что нравится мне!»

— И я думаю, что мы должны сделать это так, чтобы это было похожим на то, что мы делали раньше.

— Похожим? — переспросил Маркус Рё. Его горло уже было сдавлено возбуждением. В этом и заключался парадокс токсоплазмоза: сексуальное влечение — по сути являющееся желанием размножения — душит страх смерти, заставляет игнорировать опасности, предоставляя заражённому существу этот безнадёжно восхитительный туннель фантазий, туннель, ведущий прямо в кошачью пасть.

— Тот дом, — сказала Прим. — Он всё ещё стоит. Но ты должен прийти один, тебе придётся ускользнуть от твоих телохранителей.