История Древнего Рима в биографиях - Г. Штоль

Так была окончена Крассом война с рабами в 71 г. 5 тыс. рабов, бежавших из последнего сражения, поспешили в верхнюю Италию, чтобы оттуда спастись за Альпами. Их встретил и разбил Помпей, возвращаясь со своим войском из Испании. Затем он объявил сенату, что Красс победил рабов, а он уничтожил войну в корне. Народ поверил ему и охотно стал повторять его хвастливые слова, так как народ был ему предан и охотно платил ему дань уважения; но высокомерие Помпея должно было оскорбить Красса, так как Помпей, пользуясь незначительной удачей, старался лишить его заслуженных лавров. Между Помпеем и оптиматами со времени войны с Серторием начались пререкания. Он упрекал сенат в том, что ему не оказали достаточной поддержки в Испании, а оптиматы завидовали ему и опасались этого человека, так высоко поднявшегося из сословия всадников. Чтобы иметь поддержку против сенатской партии, Помпей оставался во главе своего войска, которое было ему вполне предано, и, стоя перед воротами Рима, требовал для своих солдат надела земли, для себя – триумфа и консульства на следующий год. Сенат не был склонен согласиться на это, так как оба последних требования были противозаконны. Консулом мог сделаться только тот, кто прошел иерархическую градацию почетных должностей, начиная с квестуры, а Помпей не был еще и квестором; триумф также по закону мог быть дан только тому, кто занимал высшую должность в государстве. Чтобы достичь своей цели, Помпей, прежний приверженец Суллы, бывший до сих пор щитом и мечом сенатской партии, вступил в союз с демократами. Точно так же и Красс, который все еще находился во главе своей армии и, подобно Помпею, больше думал о себе, чем о государстве, теперь счел за лучшее подавить свое недовольство Помпеем и перейти на его сторону, вместо того чтобы защищать аристократию против сильного союза Помпея с демократической партией. Такому союзу сенат не мог противиться и согласился назначить обоих возмутившихся полководцев консулами на следующий, 70 г., дать Помпею триумф и наделить его солдат землей. Трибун М. Лоллий Паликан, в угоду Помпею, который в качестве полководца не мог войти в город до триумфа, устроил народное собрание перед городскими воротами, и в этом собрании Помпей открыто признал программу народной партии. При восторженных криках толпы он объявил, что не потерпит долее ограничений трибунской власти, установленных Суллой, и обещал улучшить провинциальную администрацию и суд. Затем, 31 декабря, он получил триумф над Испанией.

На следующий день, 1 января 70 г., Помпей и Красс вступили в должность консулов и отправились в Капитолий, чтобы исполнить первую свою обязанность – молитву и жертвоприношение. Впоследствии оба консула один перед другим старались приобрести расположение народа: Помпей – удовлетворяя страсти толпы к зрелищам и предлагая благоприятные для народа законопроекты, Красс – первый богач в Риме – щедро наделяя народ хлебом и съестными припасами. Но Помпей все-таки затмил своего товарища, которому он доставил консульство своим ходатайством, так что тот снова стал склоняться на сторону сената и соперничать с Помпеем. Помпей снискал себе благосклонность народа всего более тем, что действовал в пользу отмены учреждений Суллы и в сущности восстанавливал учреждения, существовавшие до Суллы. Так, законом, который он сам предложил, он восстановил полную власть трибунов и сделал это не только для того, чтобы привлечь народ на свою сторону, но и для того, чтобы иметь в трибунах орудие своего честолюбия; при помощи претора Аврелия Котты он отнял у сената исключительное право суда, так что с тех пор только одна треть судей стала выбираться из сенаторов, а остальные две трети – из сословия всадников. Цензуру, отмененную Суллой, Помпей также восстановил. В цензоры были выбраны Кн. Лентул и Л. Геллий, два человека, которые во время войны с рабами в 72 г. лишены были сенатом начальства над войсками за свои дурные распоряжения. Находясь теперь в полном распоряжении могущественного Помпея, доставившего им такую важную должность, они стали мстить сенату строгой люстрацией и вычеркнули из списка сенаторов не менее 64 человек.

Когда цензоры производили люстрацию и всадники, ведя своих лошадей, проходили перед ними для смотра, то и консул, всадник Помпей, чтобы показать всему миру свое необыкновенное положение, явился со смиренной гордостью на форуме со всеми отличиями своей консульской власти, ведя под уздцы своего коня. Толпа почтительно расступилась перед шедшими впереди ликторами и с изумлением, в глубоком молчании, смотрела, как он подвел своего коня к трибуналу озадаченных цензоров. Старший из них обратился к нему с обычным вопросом: «Я спрашиваю тебя, Помпей Великий, участвовал ли ты во всех походах, предписанных законом?» На что Помпей громким голосом отвечал: «Да, во всех, и во всех под моим собственным начальством». Площадь взорвалась от громких и радостных криков одобрения толпы, которым не было конца; проверка ценза кончилась, цензоры встали и вместе с радостной толпой проводили торжествующего консула до дома.

Помпей обещал после триумфа распустить свое испанское войско, но не сдержал своего слова: войско все еще стояло перед городом, чтобы служить ему поддержкой при государственных реформах. Потому и Красс также не распускал своего войска, стоявшего перед городом. Казалось, что один из двух полководцев, Помпей в союзе с демократией или Красс в союзе с сенатской партией, создаст для себя военную диктатуру, какую создал Сулла; больше шансов на это имел Помпей, на которого толпа смотрела как на будущего повелителя государства. Но ни сенат, ни народная партия не хотели такого оборота дел. Так как Помпей отказывался распустить свое войско, потому что не доверял Крассу, то люди народной партии, среди которых Цезарь играл важнейшую роль, попытались уговорить Красса сделать первый шаг к примирению и таким образом обезоружить Помпея. Устроили такую сцену, что Красс перед всеми должен был протянуть своему товарищу руку в знак примирения и лестью отнять у этого тщеславного и недальновидного человека орудие его силы. Некто Аврелий взошел на ораторскую трибуну в народном собрании и рассказал о том, как явился ему Юпитер и поручил ему передать консулам, что они должны оставить свою должность, не иначе как снова сделавшись друзьями, Помпей при этих словах не двинулся с места; но Красс подошел к нему, взял его за руку и заговорил с ним, а затем сказал народу: «Сограждане, я думаю, что я не сделал ничего бесчестного и унизительного, если первый уступил Помпею, которого вы почтили титулом Великого еще в то время, когда он был безбородым юношей, и который получил два триумфа, еще не будучи членом сената». Помпей не мог отказаться от примирения, а затем, незадолго до окончания своего консульства, распустил и свое войско, которое он уж не имел предлога держать. Хотя он охотно взял бы на себя роль диктатора, но у него не хватало духа переступить границы закона. Сложив с себя консульство, он считал унизительным для себя принять в свое управление провинцию и в 69 и 68 гг. оставался в Риме частным человеком. Он жил уединенно и лишь изредка показывался народу, всегда в сопровождении большой свиты, чем он старался придать себе важный вид знатного человека; говорить с ним или даже видеть его можно было только с трудом, потому что за ним всегда шла большая толпа. Так, с гордой самоуверенностью, выжидал он нового почетного назначения, пока ему снова не представился случай для блестящей деятельности. Это случилось скоро.

Пиратство на Средиземном море с давних пор было делом обычным; но в первые десятилетия последнего века до P. X. эти беспорядки дошли до ужасающих размеров. Теперь уже не отдельные разбойничьи суда подстерегали в море купцов или грабили по берегам; корсары сделались теперь силой и со времени первой войны с Митридатом образовали нечто вроде государства с особым духом общественности и с прочной организацией; и это-то государство, по-видимому, хотело разделить с римлянами господство над миром. Они называли себя киликийцами, потому что многие из них принадлежали к этому племени; но все племена, жившие на берегах Средиземного моря, имели среди этого общества своих представителей. Преследуемые, притесняемые или разоренные жители римских провинций, особенно из азиатских стран, бежавшие приверженцы различных побежденных партий, искатели приключений всякого рода – все бросались на море, где их не могла достать рука римской республики, морские силы которой находились в упадке, и здесь производили насилие в отместку за свои прежние страдания, мстили гражданским общинам, изгнавшим их из своей среды, вели войну со всем миром.

Римляне неоднократно посылали флот и полководцев для уничтожения пиратов. В 79 г. консул Н. Сервилий Ватия в кровопролитном сражении разбил пиратский флот, разрушил много городов, принадлежавших им на южном берегу Малой Азии, затем в трехлетней кампании (78-76 гг.) в Исаврии, богатой заливами и горами, разрушил множество разбойничьих притонов среди скал, за что и получил прозвание Исаврийского; но этим зло еще не было искоренено. Вскоре после его возвращения в Рим разбой начался снова и с еще большей силой. В 74 г. против пиратов был послан М. Антоний, сын оратора и отец триумвира, с обширными полномочиями; но своим неудачным походом он заслужил только насмешки и позор. Дело становилось час от часу хуже и невыносимее. Римский флот ушел с места битвы; даже легионы ждали только зимы, чтобы перебраться через море, не подвергаясь опасности со стороны пиратов: все государственное управление расстроилось, всякие сношение были затруднены. Денежные посылки наместников и сборщиков податей попадали в руки пиратов, торговый люд лишился барышей, пошлины и другие государственные доходы стали уменьшаться, прибрежные нивы оставались необработанными, подвоз хлеба в Италию и в Рим был отрезан. Такому положению дел необходимо было положить конец; этого требовали нужда и честь римского имени.