Мое время - Татьяна Янушевич

- Но я хотел не про него. Кумиром был другой, из нашего дома. Красавец. Всех презирал. От него веяло грехом, просто несло! А мы ж только об этом и думали. Для него были готовы на все. Таскали записочки, стояли на стреме. Представляешь, он украл невесту прямо со свадьбы, сбежала к нему по водосточной трубе. Ходили за ним по пятам и смотрели на женщин, о-о! как они млели, от старых теток до малолеток. Его потом посадили. Весь дом рыдал. Девчонка, из-за которой... даже пыталась отравиться. И знаешь, только позже я понял, - грехом - это скоро стало бы неинтересно, от него веяло мучительной и безнадежной страстью превозможения греха!

Люди, которыми мы очаровывались, вводились в "эталонные имена". То не были обязательно положитель-ные герои, каждый из них имел свой развилистый куст подвигов. В сопоставлениях с ними мы компоновали собственный образ, вынося его без боязни осуждения на арену дружбы для опробования. И хохотали без удержу. Так бывает при очень глубоком понимании друг друга.

Берила был замечательно мифологичен, поэтому я ни-чуть не удивилась, когда он, наконец, впустил меня в свою тайную страну, - а кто же не придумывает себе личное государство? У одних оно так и остается в детстве, некоторым удается реализовать виртуальные опыты, Славка до последних дней играл в свою Радлению. Но об этом - особо.

Встреча - сама по себе уже есть чудо. Мифологическая встреча еще непременно предполагает чудесное проявление совместного действа, как некий обобщенный возвышенный символ. У нас было достаточно незаурядных приключений, но мы оба, наверняка, выбрали бы следующую знаковую фигуру, герои просто не могут не встретиться на небесах.

С нами учился бывший летчик-офицер, знаменитый своими воздушными байками, большим количеством по-читателей и страстным желанием приобщить нас хотя бы к парашютному спорту. Ему удалось-таки раздобыть нес-колько фиктивных медсправок и ведомость, что мы якобы прошли курс обучения.

И вот мы с Берилой едем на аэродром "производить разведку". А нам и говорят:

- Берите парашюты, будете прыгать.

Разве можно отказываться от нечаянной удачи? Ведь сколько наших знакомых училось на таких курсах, а как до дела, все обычно срывалось. Мы пристраиваемся к другим участникам, раскатываем на траве непонятные устройства, подбежим - глянем, как те управляются с веревками, то есть стропами, и делаем то же самое.

Все хорошо, парашюты уложены. А я-то в юбке!

Мы начинаем раздумывать, как быть, закуриваем. Вдруг кто-то хвать у меня сигарету:

- Я парням запрещаю, а тут девка курит! Отстраняю от прыжков!

Ну надо же. Врач-полковник.

- Немедленно идем за ним, - шепчет Славка, - будем гундеть, главное, не сдаваться.

Врач-полковник на минуту скрывается в вагончике и вы-ходит "на сцену" с графином, сурово поливает клумбу в один цветок. Мы становимся напротив и начинаем ныть:

- Ну пожа-алуйста, больше не бу-удем...

- Принеси воды, - сует мне графин.

Поливает непреклонно и честит меня почем зря перед проходящими пилотами и тренерами. А мы канючим...

На шестом графине сдался, и то, - клумба поплыла.

- Ладно. Идите к самолету.

Ладно-то ладно, но только штанов мне никто не дает.

- Прыгай в моих, - говорит Берила, - я буду в трусах.

Новички нервничают. Их выставляют группа за группой перед самолетом. Основной парашют за плечами, за-пасной на груди. Потрясающе! Последние вопросы, последние ответы.

- Ага, плохо выучил. Отстранить!

Мы переглядываемся, - а ну как спросят?..

- Не молчать. Врать быстро, упруго, хоть чё...

Наступает очередь разрядников. В самый крайний момент мне одалживают брюки. Нас загоняют в самолет. Замыкает тренер, что якобы нас обучал. Защелкиваем ка-рабины на тросе, это мы успели догадаться, что веревка потом дернет кольцо, парашют и раскроется. Трусим. От-чаянно трусим. Разрядники выстраиваются перед входом, за ними я, Славик, вижу, пятится, но отступать уже некуда, замыкает тренер. Нас подбадривают, мало ли, может, мы от страха забыли, как надо прыгать:

- Делайте, как мы.

Люк открывается, они вышагивают в ничто... четыре, три, два, последний... Батюшки святы!...

Наверное, я удачно подразила, - Славка потом будет с восторгом показывать при каждом пересказе, как я легла на струю, точно выбросив в стороны руки-ноги косым крестом. Самой же казалось, падаю кубарем, пока из бес-памятства не взрываюсь хлопушкой. И сразу сижу под зонтиком, кручу головой... - бэмс! Из воздуха возникает внезапное Славкино рожденье красно-желтым цветком. Мы оглашаем свое прибытие:

- Я лечу-у-у!

Вокруг нестрашная бездна неба. Под нами земля выкатила пузо в кудрявенькой шерстке лесочков и нежных проплешках полей. Виден Бердский залив, он разрывает опояс горизонта в совокупную с небом синь. Мы летим не как птицы, как Боги, восседая на прядях ветров.

- Радле-эния, - кричит Берила, - обетованная страна-а!

Вот про то он и расскажет мне потом, про свое сотворение. Потом мы приземлимся прямо на крест, выложенный для разрядников, тренер скажет, что у меня талант и жаль, что не училась, что надо будет повторить, а там по-смотреть, это ведь был разовый прыжок...

Разовое счастье авантюриста, - хохочем мы, заливаемся.

Много чего будет потом.

А пока мы летим, не теряя друг друга в небе.

62. Легенды и мифы Радлении

(компиляция)

Душе не отрезветь!

Сгустится смерти ночь

Но мне и в смертный час

Страстей не превозмочь.

Корнями Радления уходит в Древнюю Грецию. Там в Эгейском море притаился бархатный островок.

Оно и понятно, - изучение античной истории приходится как раз на вторую творческую ступень, - детское царство уже изросло, в нем тесновато и хочется новых миров. Подвернувшееся тут же государство Великих Пирамид, успевая возбудить интерес, сразу же предстает завершенным и замкнутым, оно не соотносится с отрочеством. Восток ожидает зрелости. И только вечно живая Эллада щедро предоставляет свои пространства для воображения действия. Из нее же вытягиваются близкие нам цивилизации, набрасывая витки на островок, они не отягощают его узлами временных привязок, что позволяет всюду свой остров носить с собой.

Радления - вольная страна, по воле автора в ней совершаются события, сменяются правители, министры, военачальники. В свободное от придворных интриг время они играют в шахматы и карты, выстраивая хитроумные комбинации тех же придворных интриг.

Автор - Вячеслав Иванович Берилко, со школьных го-дов незаурядный дегустатор биографических подробнос-тей великих людей: тиранов, государственных умов, шах-матистов, поэтов, роковых дам.

- Алле-о-у, Берилко у аппарата! - звонит мне по телефону, - я подумал, что так должны говорить министры.

Мы хохочем, наслаждаясь непритязательной двусмысленностью.

Вячеслав Иванович любил примерить на себя судьбы разновекoвых деятелей, и то, - имя Слава обязывало, оно обобщало. Из чего ясно, что для него важным было именно "Кто" совершил поступок. И так как поступок уже содержал "личную подпись", то расплата за него только лишь добавляла остроты во вкус страсти. Посему детали играли свою роль. Например, он был страшно раздосадован, когда мы узнали, что Александр Македонский ростом вышел всего в полтора метра. Славке неприятно не хватало нескольких вершков для полнокровного величия. А сапоги Великого Петра тридцать девятого размера ему попросту жали.

Его вообще занимал вопрос: "Что желательнее, - видеть мир малым или великим?" И параллельно своему любимому персонажу Феликсу Крулю* мысль он строил так:

"Для великих людей - прирожденных завоевателей и властелинов, мощно возвышающихся над толпой, мир, должно быть, выглядит малым, как шахматная доска, иначе у них недостало бы спокойствия духа на то, чтобы дерзко и беззаботно подчинять своим планам счастье и горе отдельных людей. Но с другой стороны, подобная ограниченность кругозора может сделать человека никчемным и вялым. Бесчувственность его, оскорбляя людское самолюбие, отрежет ему путь к жизненному успеху. Не разумнее ли видеть мир в его величии? Хотя такое благоговение с легкостью может привести к недооценке себя, и тогда жизнь с насмешливой улыбкой пронесется мимо робкого юнца в компании более мужественных любовников. С другой же стороны, кто всех и вся принимает всерьез, не только будет приятен людям, но самые мысли его и поступки неизбежно станут страстными и ответственными, что, конечно, возвысит его и будет способствовать продвижению на жизненном поприще".

И Берилко, и Круль, оба они, рожденные под знаком близнецов, в соответствии со своей натурой выбрали вто-рую возможность, - "видеть мир великим и бесконечно привлекательным, дарителем сладостных блаженств, заслуживающим самых страстных домогательств". Впрочем, шахматное поле они прихватили с собой.

Подобные размышления Берила заносил в свои бесчисленные дневники, готовился подарить их читателю, но не успел.