Алый лев - Элизабет Чедвик

— Да, — храбро выпалила она, — для него это лучше всего. Мне просто хотелось…

Она покачала головой.

Появилась няня Ансельма и утащила его с площадки, отругав других мальчишек; по их лицам было видно, что они еле сдерживали нетерпение и возмущение.

— Это не слишком далеко от Кавершама и Хамстеда, — тихо произнес Вильгельм. — Это не значит, что мы расстанемся навеки.

— Нет, — согласилась Изабель. Правда, ее голос был слишком уж равнодушным, потому что она вдруг поняла, что попрощалась со своими старшими сыновьями навсегда уже много лет назад, когда отправляла их ко двору.

— И когда Вилли будет свободен, нужно будет организовать свадьбу, — выражение его лица сделалось задумчивым, как будто он вспоминал о чем-то хорошем. — Очень жаль, что Болдвина не будет с нами, чтобы отпраздновать это торжество.

Изабель сжала его руку и поцеловала его. Вильгельма глубоко тронула внезапная смерть от удара друга его молодости и товарища рыцарских дней. Он мало что сказал, когда пришли вести об этом, но его долгое молчание и стремление уединяться, объезжая коня, лучше слов говорили о тяжести его горя. Изабель никогда особенно не любила Болдвина, но понимала, насколько важны для Вильгельма связывающие их отношения. Они были друзьями на поле боя, в походах и при дворе, каждый был готов в любую минуту подставить другому плечо, оба знали, что могут доверить друг другу свою жизнь, а теперь один из них был в могиле, оставив после себя единственную дочь, которой было шестнадцать лет и которая была обручена с их наследником.

Стоя на крепостном валу в Дувре, Вильгельм ощущал свежий утренний бриз, радуясь тому, что после духоты палаты советов, из которой он недавно вышел, хлопая глазами, как разбуженная днем сова, можно вдыхать чистый воздух.

Он смотрел на голубую сверкающую поверхность Узкого моря и представлял, как на ней появляются черные точки французских военных кораблей. Войска, созванные со всей Англии, стояли лагерем у стен замка и размещались в городе. Палатки всевозможных форм и размеров втискивались везде, где только могли поместиться. На вершинах скал установили маяки, которые должны были немедленно сообщить об угрозе вторжения. Местные жители приготовились уйти с насиженных мест, если победят французы. Они сняли с крюков ветчину, вялившуюся в каминах, и отоптали свиней и скот подальше, в лесистые южные районы страны.

Вчера поздно вечером сразу после переговоров с королем Филиппом пересек море и прибыл в лагерь Пандульф, папский легат. На совете он сообщил, что французская армия полностью готова к нанесению удара. И ветер попутный. У Иоанна осталась последняя возможность уладить споры с Папой по поводу архиепископа Кентерберийского. Король может принять выбор Папы, Стефана Лэнгтона, или французская армия при полной поддержке со стороны Папы ринется в бой за Англию. Разговор затянулся далеко за полночь, свечи догорели до конца, у заседавших в совете покраснели и заслезились глаза. И, наконец, уже утром было принято окончательное решение.

Вильгельм взглянул на палатки, принадлежавшие его ирландским и уэльским подданным, созванным сюда: здесь собрались простые солдаты из Ленстера, всем видам оружия предпочитавшие топор, лучники из Южного Уэльса, крепкий отряд воинов с границы, рыцари, служившие в его войсках. Это были сильные люди, способные постоять за свою землю, и он бы встал с ними рядом, если бы дошло до битвы. Вильгельм почувствовал укол сожаления и улыбнулся. Он напоминал старого боевого коня, которого кормили овсом, и теперь он стоял, роя копытом землю у двери конюшни, потому что заслышал вдали бряцание оружия.

— Ну что, французы идут? — спросил Вилли, присоединяясь к нему. Иоанн отпустил его, и теперь он ждал вместе с людьми Вильгельма. Ричард пока оставался на службе у короля, хотя официально больше не был заложником.

Вильгельм отрицательно покачал головой:

— Надеюсь, что нет. Иоанн согласился признать Стефана Лэнгтона архиепископом Кентерберийским, платить Папе тысячу марок в год и выплатить Церкви требуемые деньги. Рим почти установил в Англии свое господство. Если французы нападут, монета упадет к ним обратной стороной, и тогда они станут отлученными от церкви, а не мы.

Вилли смотрел на отца.

— Ты хочешь сказать, что ему удалось соскочить с крючка?

— Да, с помощью его советников, — ответил Вильгельм, бросив в сторону Вилли предостерегающий взгляд. — Мы все сказали свое слово: Ворвик, Дерби, Суррей… я. Мы сказали ему, что он не может воевать одновременно со своими лордами, с Францией и с Папой; если он хочет выжить, ему нужно убрать одну из фигур с доски, и Рим подходит как нельзя лучше.

Вилли выглядел недовольным.

— Это хорошо, что нам теперь не придется сражаться с французами, но… но кто теперь остановит Иоанна? — спросил он. — Если у него теперь есть поддержка Папы, он по всем нам проедется. Он не должен быть королем. Он продает вдов на торгах, он унижает наследниц, он заставляет других платить за его прихоти… бросает жен и сыновей своих вассалов в подземелья и оставляет подыхать там от голода, он…

— Говори тише, — перебил его Вильгельм, — ты что, при дворе ничему не научился?

— Ха! Более чем достаточно!

— Мы стараемся, чтобы он стал настоящим королем. Если мы восстанем против него, это будет против воли Божией и против нашей чести. Он будет вынужден признать Стефана Лэнгтона архиепископом, и это на какое-то время охладит его пыл.

Вилли сжал челюсти.

— Все равно французы могут прийти, — упрямо сказал он. — Филипп не для того созывал всю свою армию в Нормандию, чтобы сейчас ее просто распустить.

Вильгельм вздрогнул.

— Если они придут, они будут прокляты. Как только легат примет у короля клятву, он отправится к Филиппу, чтобы предупредить французского короля о том, какой опасности он подвергается.

Он оглянулся: из папской палатки вышел Иоанн. Он разговаривал с легатом. Лицо Пандульфа с мягкими, округлыми чертами выражало самодовольство. Его губы были слегка сжаты в уголках, как будто его рот был кошельком, полным удивительных секретов. Иоанн надел одну из своих корон, прекрасную, украшенную жемчугом, рубинами и золотым орнаментом в виде трилистника. Его лицо было хитрым и довольным, он так обычно выглядел, когда встречался со своей любимой шлюхой. Он расплывался в улыбке, глядя на легата, а тот, в свою очередь, вел себя по отношению к Иоанну так, словно проявил редкостное великодушие.

Иоанн повернулся, встал перед Пандульфом на колени и протянул к нему сложенные руки. Пандульф взял его руки в свои, наклонился и поцеловал его в знак того, что отпускает его с миром, так, как обращается господин к вассалу. По толпе наблюдавших за этим лордов пробежал гул облегчения, подобный тому, когда ослабляют наконец долго стягивавший живот пояс. Однако были и те, кто смотрел на происходящее со злостью и тревогой. Не все хотели такого исхода.