Грань - Джеффри Дивер

— Думаю, добровольная отставка будет для вас самым мягким из наказаний. И конечно, придется написать докладную с извинениями. Мое начальство должно знать, что вы преднамеренно тянули кота за хвост.

Опять дурацкое клише. Неужели ни один судья во время процесса не сделал ему замечания за использование неуместных фигур речи?

— Само собой, я позабочусь, чтобы вам сохранили стаж и пенсию, — продолжал Уэстерфилд. — А вы уйдете спокойно в какую-нибудь частную охранную фирму. В зарплате только выиграете, уверяю вас. Могу даже сам вас кое-кому порекомендовать.

— Джейсон! — попытался прервать его Эллис.

— Мне очень жаль, поверьте. — Лицо Уэстерфилда снова выразило беспокойство. — Но если вы на это не пойдете сами… Как ни прискорбно, но встанет вопрос, о котором мне стало известно, — речь о неких несанкционированных действиях.

Я почувствовал, как взгляды всех присутствующих уперлись в меня.

Значит, Уэстерфилд знал обо всем, а стало быть, нащупал мою точку уязвимости. И чертовски эффективную.

— Так что не лучше ли нам ударить по рукам? — предложил прокурор. — И мирно разойтись каждый своим путем. Вы еще не устали подставляться под пули, Корт?

«Стратегия конкуренции» Нэша, названная так по имени известного математика Джона Нэша, весьма популярна среди теоретиков игр и, кстати, одна из моих любимых. Вкратце суть ее такова. Есть два игрока, каждый из них желает получить часть чего-то, что можно поделить. Возьмем, например, двух начальников, которые должны пользоваться услугами одной и той же помощницы, но ее рабочее время ограничено всего сорока часами в неделю. Каждый из участников игры пишет на клочке бумаги количество часов, на которые он претендует, не зная, сколько просит оппонент. Если в сумме их запросы равны сорока часам или менее того, каждый получает помощницу в распоряжение на нужное ему время. Если же их суммарные запросы слишком велики — помощница не достается ни тому ни другому.

И вот сейчас я сам стал предметом такой игры в «торговлю» между Эллисом и Уэстерфилдом.

Но теория игр неизменно срабатывает только при условии, что правила соревнования заранее четко определены и известны участникам. В игре, развернувшейся сейчас на наших глазах, ни один из противников не подозревал об еще одной ее особенности: что предмет их спора — то есть я сам — тоже может включиться в игру.

По мере того как Уэстерфилд и Эллис вели «торговлю», предлагая друг другу варианты компромиссов, я даже не пытался вмешиваться. И перебил их под самый конец споров.

— Джейсон?

Он оборвал себя на полуслове и посмотрел на меня.

— Я никуда не уйду, — сказал я. — И не стану писать прошения об отставке. Вы просто не выдвинете против меня никаких обвинений, вот и все.

Эти слова в равной степени ошарашили и Уэстерфилда, и моего шефа. Прокурор растерянно посмотрел на свою ассистентку, которая тоже была удивлена и только поигрывала жемчужным ожерельем.

Потом губы Уэстерфилда растянулись в жесткой гримасе.

— Так-так, уж не собираетесь ли вы…

Ему не хотелось завершать фразу вопросом «угрожать мне?», но только чем-то подобным он и мог закончить ее.

— Не горячись, Корт, — сказал Эллис. — Мы найдем приемлемое решение. Всегда есть возможность договориться.

Я поднялся, подошел в двери и закрыл ее.

Уэстерфилд все еще пребывал в шоке. Эллису явно хотелось провалиться сквозь землю. Что касается Дюбойс, то она едва заметно улыбнулась. Эту улыбку Клэр явно переняла у меня.

— Приступай к сути, — сказал я ей и откинулся на спинку кресла. Я учу своих протеже не только обращению с «дознавателями», киллерами и их заказчиками. Они должны уметь общаться и с теми, кто вроде бы призван нам помогать.

Клэр повернулась к Уэстерфилду и начала, выдерживая безукоризненно уважительную интонацию:

— Сэр, при окончательном анализе дела, которое будет возбуждено против мистера Албертса и сенатора Стивенсона, мы сочли важным точно установить, откуда им стало известно, что нашей организации была поручена охрана семьи Кесслер. Для офицера Корта и для меня это оставалось одним из самых важных вопросов, на которые мы не знали ответа. Разумеется, когда мы беремся за подобные операции, никого официально не уведомляют об этом. Жизненно важно, чтобы о существовании нашей организации знало как можно меньшее число людей. Как вам нетрудно себе представить, нам едва ли удалось бы работать эффективно, если бы все кому не лень имели возможность совать нос в наши дела. Напомню, кроме того, что специальным актом сотрудникам прочих правоохранительных органов запрещено делиться с кем-либо информацией о нашем существовании вообще, не говоря уже о подробностях предпринимаемых нами конкретных действий.

— «Совать нос»! — Уэстерфилд в раздражении даже сжал кулаки, но ему пришлось позволить Дюбойс закончить.

— Однако на основе записей телефонных переговоров — полученных, подчеркну, на основе законно выписанного ордера — нами установлено, что в субботу Сэнди Албертс звонил именно вам в офис всего лишь за час до того, как пришел сюда, чтобы начать обсуждение незаконных разведывательных операций с директором Эллисом и офицером Кортом. До этого звонка ни Албертс, ни сенатор Стивенсон не были осведомлены о том, что охрана Кесслеров поручена нам.

— Звонил в мой офис? Чушь! Это просто смехотворно!

— К сожалению, это не так, сэр. — Дюбойс смотрела ему прямо в глаза. — В нашем распоряжении есть распечатка разговора.

Она раскрыла лежавшую перед ней на столе папку, и талисманы на ее браслете зазвенели колокольчиками.

— Я выделила самое важное желтым фломастером. Боюсь, он светловат, но вам ведь видны мои пометки? Синий маркер оказался слишком темным.

Крис Тизли вцепилась тонкими пальцами в свой блокнот. Ее хорошенькое личико побагровело, и даже жемчужины поменяли оттенок на более красный, хотя мне это, возможно, только показалось. Она выдавила из себя:

— Но ведь Албертсу было известно о Кесслерах. Он сам назвал их фамилию. И я подумала… Он спросил только, кто занимается их охраной. Больше никаких вопросов не задавал. И я решила, что не произойдет ничего страшного, если…

У Дюбойс (вот ведь умница!) хватило выдержки не сводить глаз с Уэстерфилда; она не удостоила даже мимолетным взглядом свою незадачливую коллегу.

— Ах вот, значит, как, — медленно выдавил из себя прокурор.

Прошло несколько мгновений, в течение которых единственными звуками в комнате оставался перезвон талисманов на браслете Дюбойс, укладывавшей бумаги в свой дипломат. Уэстерфилд выпятил нижнюю губу и сказал:

— Похоже, всем нам сейчас необходимо вернуться к выполнению главной задачи — усадить за решетку сенатора et son ami.[25]

С этими словами он поднялся. Помощница тоже поднялась.

— До свидания, джентльмены… И леди.

После чего оба удалились.

Что ж, у каждого своя точка уязвимости. Просто у прокурора она оказалась чувствительнее.

71

У себя в кабинете я открыл сейф и достал игру, полученную почтой в субботу.

Я удалил предохранительную, всю в пузырьках, обертку и открыл крышку, а потом с удовольствием вдохнул запахи старой бумаги и картона. Еще пахнуло кедром, что особенно обрадовало меня. В каждом комплекте настольной игры мне всегда интересна прежде всего его история. Вот эту игру, например, впервые купили совершенно новой в 1949 году. Потом она, вероятно, переходила от одного поколения семьи к другому или меняла владельцев — такие вещи часто выставляют на «гаражных распродажах» — а возможно, попала в какую-нибудь гостиницу в Новой Англии, где ею развлекались постояльцы, когда дождь загонял их под крышу и мешал приятным прогулкам.

А едва ощутимый запах нафталина говорил о том, что в последние годы игру держали запертой в каком-нибудь стенном шкафу. Картонное игровое поле потрескалось, покрылось пятнами, почему игра и продавалась так дешево, и я постарался представить себе, сколько же всего людей успели дойти своими фишками от старта до финиша, что это были за люди, чем занимаются сейчас, если еще не покинули этот мир.

При всей их изощренности и все более совершенной графике для меня компьютерные игры сильно уступали в притягательности своим элегантным трехмерным предшественницам.

Я сложил игру в сумку из супермаркета. Было четыре часа дня, и я собирался отправиться наконец домой.

В дальнем углу кабинета на низкой тумбочке у меня стоял небольшой телевизор, который почти все время работал с приглушенным звуком. Бросив взгляд на экран, я увидел бегущую строку Си-эн-эн, сулившую свежие новости. По этому поводу Дебойс обязательно заметила бы: разве могут новости быть не свежими, а известия не последними?

Я вчитался в тянувшуюся снизу ленту слов. Лайонел Стивенс объявил, что с сегодняшнего дня слагает с себя полномочия сенатора. Против него возбуждено уголовное дело, но никаких подробностей не сообщалось. Руководитель его аппарата Сэнди Албертс арестован, как и глава политического комитета, связанный с Албертсом еще со времени лоббистской деятельности последнего.