Ричард Длинные Руки — пфальцграф - Гай Орловский

Эстергазэ закончил с едой, на меня посматривает с нетерпением, что-то я болтаю не то, что он хочет услышать.

— Сэр Ричард, помимо друзей; у вас есть и враги. Не так ли?

Я пьяно захохотал:

— Если собрать всех моих врагов в одной только Армландии, они перебьют друг дружку за право меня зарезать! И мне снова интересоваться вашей женой…

Он нахмурился:

— Ну, до жены моей вам, как до неба. Я не женат, кстати. А вот враги…

— Враги должны быть, — ответил я с пьяной убежденностью. — У кого их нет, тот полное говно. А еще… враги должны быть большими и сильными. Если мелкие — то и вы… га-га… сопливая мелочь! У вас как насчет врагов?

— Все в порядке, — успокоил Эстергазэ. — А кто ваши враги?

— Да не перечесть, — ответил я пьяно. — Эй, хрюшка, наполни кубок… Пьем за вашу жену, сэр Эстергазэ! Она всегда так хороша, как сейчас?

Он стиснул челюсти, в глазах метнулся гнев, но тут же улыбка растянула губы, а желваки исчезли.

— Вы ее еще увидите, — пообещал он. — Вы доживете до того времени, когда она зайдет в пыточный подвал.

По коже сыпнуло морозом, я сделал вид, что ничего не понял, начал пить, но вино лилось на подбородок, промочило одежду, я снова захохотал.

— У вашей жены красивые руки… Только волосатые слишком! Но вино мне наливает вовремя. Любит, значит…

Слуга посмотрел на меня с испугом, Эстергазэ стискивал челюсти, но сдерживался.

— А что там на Юге? — спросил я как можно небрежнее. — Там такое же классовое общество рыцарей и церкви… в смысле, черной церкви?

Он смотрел на меня, зло играя желваками.

— Удивительное жизнелюбие, — заметил он одобрительно. — Висеть на одной руке над пропастью и выспрашивать про далекий Юг! Как будто туда попасть так просто. Вам еще отсюда выйти надо.

— Предположим, — сказал я, — как-то попал. Могу я так вот там, как вы здесь, явиться… и что-то купить… нет, здесь такое купить не удастся, но там, в том мире… гм… там золото имеет больше веса, чем здесь?

Он смотрел с тем же злым интересом.

— Верное рассуждение. Здесь купить замок или земли не удалось бы. В смысле, за золото. Здесь в цене острый меч и верная рука. На Юге да, за хорошую сумму купить можно многое. Хотя и не так просто…

— Коррупция? — поинтересовался я. — Взятки, подкуп, лоббирование, откаты…

Он вслушивался внимательно, по лицу промелькнула тень тревоги.

— Вы слишком хорошо схватываете ситуацию, — сказал он сквозь зубы. — Слишком. Не думаю, что вам следует этим интересоваться. Лучше бы вам подумать над своим положением. И тем, как выбраться на свободу.

Я сказал пьяным голосом:

— Да зачем выбираться? Там столько хлопот! А здесь вы мне еще и девочек приведете…

Он вскочил, стражи поспешно подбежали, он прорычал, перекосившись:

— В подвал!… В железо!… Приковать к стене!

ГЛАВА 8

Меня долго вели в глубокий подвал, а когда я изнемог, грубо тащили. Обычно темницы располагаются все-таки ближе. На уровне, что в самом верху остается крохотное окошко, через которое проникает свет. А то и удается просунуть тайком сквозь решетку записку или напильник.

Увы, это для простых. Меня сочли достаточно важным и опасным, так что, когда вошли в каменный мешок, размером, впрочем, с просторный чулан, у меня в самом деле ноги подгибались от усталости.

Несмотря на цепи на руках и ногах, вдобавок приклепали добавочной цепью к стене, сэр Эстергазэ предпочитает не рисковать, очень осторожный и практичный южанин.

Кузнецы ушли, но вскоре жутко заскрипела металлическая дверь, по ступенькам сошел низкорослый щуплый человек. Обширная лысина раздвинула жидкие светлые волосы, лицо узкое, худое, в морщинах, глаза острые и проницательные.

Мне показалось, что он стесняется меня, однако он на ходу стегнул по мне острым взглядом, я ощутил знакомые мурашки по телу. Так прощупывают, пытаются «прочесть мысли», словно их прочесть можно, подчинить своей воле.

Затем сел за стол и, разложив бумаги, что-то написал на одной. Закончив, поднял голову, взгляд, холодный и бесстрастный, впился в меня, как острый световой луч, но, увы, луч может проникнуть в прозрачную среду, а у меня очень прочная шкура.

Маг, а это явно маг, хоть и без привычных атрибутов: расшитого звездами халата, шляпы с длинным острым колпаком, выждав еще и убедившись, что и это заклинание не сработало, снова скрупулезно вписал в бумаги, как добросовестный научный сотрудник, фиксирующий этапы опыта.

— Не срабатывает? — спросил я благожелательно. — Ну да, в очередной раз наука дала ответ на животрепещущий вопрос. И этот ответ: «Я не знаю!»

Мне показалось, что сухие губы чуть дрогнули, готовые сложиться в улыбку, но не смогли вспомнить как это делается.

— Ищи-ищи! — посоветовал я. — Научная мысль не должна останавливаться. Самое удивительное в мире, как сказал один маг по имени Эйнштейн, это тайна. За ней скрывается источник, питающий науку и искусство.

Он поднял голову, я снова ощутил легкие мурашки по телу, но чуть иначе. Спустя полминуты он опустил голову и аккуратно сделал новую запись.

— Молодец, — похвалил я. — Чувствуется ученый, вроде доктора Менгеле. Не какой-нибудь астролог. Тебя как зовут?

Он спросил, не поднимая головы от бумаг:

— Миртус. А чем плоха астрология?

— Разве я сказал, что плоха? — удивился я. — Нет, астрология — точная наука. Все сказанное в гороскопах обязательно сбывается. Только неизвестно, когда, где, с кем и что конкретно.

На этот раз на губах в самом деле проступила улыбка, я ощутил, что попал: этот маг — сторонник точных наблюдений и проверяемых результатов, что в астрологии немыслимо.

— А у вас разве нет астролога? — спросил он.

— В моих землях, — сказал я, — как и в том королевстве, откуда я родом, маги опираются на факты, изучают природу и делают настоящие открытия.

Он скептически искривил губы:

— Открытия? Например… Я сказал весело:

— Ну, например, к важному открытию пришли маги королевской лиги: установили, что результаты опытов на добровольцах совсем иные, чем над теми, кто кричит и вырывается.

Губы снова дрогнули в улыбке.

— Да, ценное наблюдение. Что-нибудь еще интересное?

— Наша наука, — сказал я, — утверждает, что женатые мужчины живут дольше, а холостые — интереснее. Вы ведь холосты?

— Не женат, — поправил он, я еще раз ощутил, насколько он пристрастен к точности даже в формулировках. — Сожалею, но, мне кажется, нам недолго придется обращаться с вами, как с добровольцем.

— Что делать, — произнес я бодро, хотя по спине пробежал холодок ужаса, — самая продвинутая из всех прикладных наук — прикладная.

— Мне жаль, — сказал он, — я предпочитаю исследовать природу, но всем нам приходится делать не только то, что хочется.