Король-сердцеед - Пьер Понсон дю Террайль

— Батюшки! — удивленно буркнул Пибрак, которому не могло и в голову прийти, что племянница популярного кабатчика окажется такой знатной дамой.

— Вот мы и решили сейчас, что они поженятся в тот же день, когда состоится свадьба принца Генриха и принцессы Маргариты, продолжала королева. — А теперь рассказывайте, Пибрак, какой добрый ветер занес вас сегодня ко мне?

— Его величество король Карл IX послал меня к вашему величеству, чтобы узнать, когда вашему величеству будет угодно совершить с его величеством прогулку по городу, — официально доложил капитан гвардии.

— Да когда будет угодно его величеству, — ответила королева Жанна. — Хоть сейчас, если это удобно королю! Пибрак поклонился и ушел.

— Мне надо принарядиться, — сказала затем королева. — Ну, милочка, — обратилась она к Миетте, — так как графиня де Ноэ будет назначена мною статс-дамой, то ты должна теперь привыкать к придворным обязанностям. Пойдем со мной, ты поможешь моему туалету!

— Если я больше не нужен вашему величеству, — сказал Маликан, — то не разрешите ли вы мне уйти? А то я оставил свое заведение без присмотра.

— Ступай, милый Маликан! Но теперь-то ты, конечно, продашь свой кабачок?

— Конечно нет, ваше величество. Мне надо чем-нибудь жить.

— Но твоя племянница достаточно богата, чтобы ты мог не работать больше!

— А я сам достаточно молод, чтобы не жить в праздности. Я кабатчик и, наверное, умру кабатчиком, ваше величество! В этот момент во дворе послышались шум и топот копыт. Генрих подбежал к окну и, взглянув в него, произнес:

— А вот и король!

Действительно, это был король, подъехавший к Босежуру с роскошной свитой, во главе которой был неустрашимый Крильон. Около королевских носилок ехала прекрасная амазонка, при виде которой сердце Генриха радостно забилось. Это была принцесса Маргарита; никогда еще она не казалась жениху такой обольстительной, как сегодня!

Король остался в носилках, принцесса соскочила на землю и поднялась во дворец, чтобы приветствовать королеву и передать принцу приглашение короля сопровождать их величеств на прогулке. Королева сейчас же сошла вниз и по приглашению Карла IX заняла место рядом с ним. Принц уже сидел верхом на лошади, держась поближе к Маргарите.

Король дал рукой знак, и кортеж направился по улицам Парижа. На улице Святого Дионисия кортеж остановился, и король сказал своей спутнице:

— Прелестная кузина! Дайте мне вашу ручку и выйдем на минуточку из экипажа. Я хочу повести вас к своему поставщику, искусному парфюмеру и перчаточнику Пьетро Довери, чтобы выбрать там для вас какой-нибудь пустячок на память о посещении вами Парижа!

— Я к вашим услугам, любезный кузен! — ответила королева Жанна, выходя из носилок.

На пороге магазина их встретил Тибо, который был уже предупрежден посланным из дворца, что король с высокой гостьей будут вскоре в магазине.

— Ну-ка, молодец, — сказал ему король, — покажи нам все, что найдется лучшего у твоего хозяина!

Но королева Жанна уже подбежала к прилавку и с любопытством рассматривала ящичек для перчаток, положенный так, что его нельзя было не заметить с первого взгляда.

— Какая дивная работа! — с восхищением воскликнула королева.

— Работа действительно очень хороша, — согласился король. Благоволите принять этот ящичек на память от меня!

— Я с благоговением буду хранить этот подарок, — сказала королева Жанна, кланяясь Карлу IX.

Генрих и Маргарита, как истинные влюбленные, беззаботно шептались о чем-то в уголке и не обратили внимания на ящичек с отравленными перчатками, который был уже в руках у наваррской королевы.

XVII

За час до отъезда короля Карла IX на прогулку Нанси усердно занималась туалетом своей госпожи, принцессы Маргариты.

Последняя не любила молчать во время этой скучной и довольно-таки длительной процедуры, и она стала расспрашивать свою камеристку о впечатлении, произведенном на нее королевой Наваррской, будущей свекровью принцессы.

— Ну, крошка, — сказала Маргарита, — как тебе показалась королева Жанна?

— К сожалению, она очень красива!

— К сожалению?

— Ну да, потому что ее красота вызвала ревнивую зависть королевы Екатерины!

— Ах, что за пустяки!

— Ваше высочество, — серьезно и грустно заметила Нанси, — вот уже третий день я играю при дворе неблагодарную роль Кассандры…

— Которой никто не верит? Но как же верить тебе, если ты уверяешь, будто королева Екатерина, всецело занятая политикой, находит время для таких глупостей, как женская ревнивая зависть? В ее-то возрасте!

— Вот именно, ваше величество! В нашем возрасте, например, нечему и не к кому завидовать и ревновать, а когда женщина перестает уже быть таковой, она особенно ревниво относится к соперничеству в этой области. Да что и говорить! Я поймала такой злобный, ненавидящий взгляд королевы Екатерины, брошенный на королеву Жанну, что для меня этот вопрос вне всяких сомнений.

— Ну, если ненависть тут и есть, то она политического свойства. Кроме того, королева Екатерина ненавидит гораздо больше принца Генриха, чем его мать. Ну а как ты знаешь, она дала клятву, оберегающую принца от всяких покушений.

— Вот именно! И за это она ненавидит принца еще больше. Поэтому она и воспользуется тем, что принц не оговорил в списке неприкосновенных лиц имени королевы Жанны. Ведь чем еще больнее поразить любящего сына, как не злом, нанесенным его матери?

— Да ты с ума сошла! Никогда моя мать не решится на это! К тому же у королевы Жанны образцовая охрана, и сопровождающие ее беарнцы не подпустят никого! — воскликнула принцесса.

— Яд всюду проникает, принцесса!

— Молчи! — невольно крикнула Маргарита, вздрогнув от тона, которым были произнесены последние слова. — Ты только накликаешь беду! Знаешь, почему Кассандре никто не верил? Потому что она болтала слишком уж много!

— Но ее предсказания все же сбывались, хотя им и не верили!

— Вот в этом-то существенное различие между тобой и Кассандрой! Ты предсказываешь совершенно невозможные вещи. Ну как королева Екатерина решится на покушение против матери того, кого она сама хотела видеть моим мужем?

— Хотела — да, но хочет ли еще и теперь? Ведь королева, в то время когда хотела этого брака, рисовала себе принца Генриха замарашкой-пастухом, который растеряется в непривычной для него жизни французского двора, а потом станет послушным орудием в ее руках; теперь же она увидала, что Бурбоны гораздо опаснее Гизов, которых ее величество так боялась.