Похищенный - Макс Коллинз

Я и это записал в своем блокноте. Мне стало интересно.

– Я вернусь немного назад, Натан, – надеюсь, вы уследите за ходом моей мысли. Итак, в то время, когда Уэндел еще практиковал в качестве адвоката, он сумел добиться снятия с одного из своих клиентов обвинения в торговле наркотиками. Вы знаете, как звали этого клиента, Натан?

– Почему бы вам не назвать его имя, Эллис?

– Конечно, назову, Натан. Его звали Изидор Фиш.

Я только ошарашенно посмотрел на него – сказать в тот момент я мог не больше, чем сидящий в углу скелет.

– Вспомнив о своем бывшем клиенте, – небрежно продолжал Паркер, – Уэндел мог передать пятьдесят тысяч в меченых купюрах Фишу, который, как говорят, был скупщиком «горячих денег».

Я наклонился вперед.

– Эллис, эта информация может быть очень важной. Приношу свои извинения, что усомнился в вас.

– Что ж, благодарю вас, молодой человек, – он снова закурил трубку и погасил спичку, тряхнув ее. – А теперь я расскажу вам о связи Пола Уэндела с Алем Капоне.

Он немного рисовался, но это действовало. У меня было такое чувство, что меня пронзают копьем.

– С Алем Капоне? – с трудом выговорил я, потому что понимал, что он не станет продолжать, если я не задам этот вопрос.

Он с довольным видом кивнул.

– Несколько лет назад, в 1929 или 1930 году Пол Уэндел надумал облапошить Аля Капоне. У меня есть письменные показания, данные под присягой Фрэнком Кристано, который был знаком с некоторыми представителями преступного мира и иногда общался с ними. Короче говоря, Уэндел смог убедить Кристано и Капоне, что он обычную смолу может превратить в спирт по четыре цента за галлон. Однако в какой-то момент его аферу раскусили, и Капоне пообещал, что если Уэндел, который навещал Капоне в отеле «Лексингтон» в вашем прекрасном городе, еще раз заявится к нему, то его, как выражаются у вас в Чикаго, хлопнут.

– Я не думаю, что это выражение неизвестно на Восточном побережье, Эллис.

– И самое интересное, Натан. В начале 1932 года Уэндел снова связался с Кристано, предложив ему план вызволения Капоне из... трудного положения, в котором он оказался в связи с обвинением в уклонении от уплаты налогов. И план этот состоял в том, чтобы сначала похитить ребенка Линдберга и затем сделать Капоне героем, вернувшим его родителям.

Вот оно что.

Я сказал:

– Кристано рассказал об этом предложении Капоне?

– Нет. Он дал Уэнделу под зад коленом. Но, согласитесь, Уэндел мог найти другой способ сообщить об этом плане Капоне.

Я кивнул:

– Что ж, в таком случае, должен признать, что ваш Уэндел является перспективным подозреваемым.

– Я тоже так думаю.

– Но у нас мало времени, чтобы проверить все это. Полагаю, вы держите его под наблюдением?

– Что вы, Натан, – скромно проговорил Эллис Паркер, вынув изо рта свою кукурузную трубку. – Я спрятал его в местной психиатрической больнице. Могу вас познакомить, если хотите.

Глава 36

Эллис Паркер был моим пассажиром, указывающим дорогу, когда я преодолел на «пакарде» шестнадцать миль по тихой скользкой местности по направлению к «Нью-Лизбон Колони», психиатрической больнице штата. Кажется, поездки в психушки входили у меня в привычку, впрочем, уже по дороге мне пришлось выслушать то, что я не мог назвать иначе как безумием.

Провинциальный Шерлок, который был в широком коричневом пальто и бесформенной серой шляпе, оставил дома свою трубку из стержня кукурузного початка. Устроившись на сиденье рядом со мной, он начал путешествие с того, что складным ножом отрезал кончик дешевой сигары. Закурив ее, он приоткрыл окно, однако эта вентиляция не помогла: вдохнув дым сигары, я с тоской вспомнил о его трубке.

– Если хотите, у меня есть еще, – сказал он, помахав рукой с сигарой, с которой слетел пепел. Я стряхнул его с обивки машины.

– Нет, спасибо. Лучше скажите, почему ваш подозреваемый находится под стражей в психушке?

– Я не говорил, что он находится под стражей. Я сказал, мы спрятали его там. Можно сказать, что он находится под обеспечивающим арестом.

– Но формально у вас еще не достаточно оснований для его ареста?

– Нам нужно, чтобы он признал свою вину, – признался Паркер. – Мы уже добились от него нескольких признаний, но все они не то, что нужно.

– Он признался? Несколько раз?

– Не отвлекайтесь от дороги, сынок. Вы не знаете этой местности, – он выпустил огромное кольцо дыма; оно извивалось вокруг его головы, он улыбнулся, похожий на выбритого и не очень кроткого Санта Клауса. – В начале этого года я послал в Нью-Йорк несколько своих помощников, чтобы они понаблюдали за Уэнделом. Он тогда жил в гостинице «Стэнфорд». Они устроились рядом в «Мартинике», наблюдали за ним с помощью бинокля и так далее. И руководил всем мой сын Эллис-младший.

– Я не знал, что ваш сын пошел по вашим стопам.

– Да, он тоже детектив, и я очень горжусь этим. Он мне понадобился для руководства этой группой. Остальные ее члены не были профессиональными сыщиками. Они были просто... мои знакомые.

– Знакомые?

Он пожал плечами:

– В Нью-Йорке, как и в Нью-Джерси, у меня есть сеть осведомителей.

Скорее всего они были картежниками и мелкими жуликами. Хороши помощнички.

– Ну и что дало это наблюдение? – спросил я.

– Ничего существенного. К середине февраля, когда время, оставшееся у Бруно Хауптмана, подходило к концу, я решил, что пришла пора действовать.

– Действовать?

Он кивнул и прищурился, выдвинув нижнюю челюсть и зажав сигару в уголке рта.

– Я велел Эллису-младшему уехать оттуда, потому что Уэндел мог его узнать, а остальные трое подождали, пока Уэндел выйдет из гостиницы, сказали, что они копы, приставили дуло пистолета к его ребрам и привезли его в Бруклин.

Я едва не нажал на тормоз.

– Это же похищение, Эллис.

– Чепуха, сынок. Вы что, никогда не нарушали правил, чтобы раскрыть дело? Разве вы никогда не разбивали окон, чтобы проникнуть в помещение и добыть улику? Но как бы там ни было, эти ребята привели Уэндела в дом, принадлежавший отцу одного из них: все было подготовлено заранее. Вначале они с завязанными глазами держали его в подвале.

– Долго? – с трудом выговорил я.

– Восемь дней, – сказал он, пожав плечами.

У меня слов не было. Мне трудно было даже сосредоточить внимание на дороге. Паркер, дымя сигарой, с гордым видом продолжал свой рассказ:

– Я велел помощникам сказать Уэнделу, что они не копы, а гангстеры. И что из-за него, из-за того, что он похитил сына Линдберга, о чем нам стало известно из достоверных источников, некоторые хорошие парни попали под подозрение копов. Я велел сказать ему, что полицейские знают, что это сделал не Хауптман, и что они не отстанут от этих парней, пока не найдут человека, который это сделал.

– Ваши помощники, – тихо сказал я, – притворились гангстерами, взявшими его в заложники?

Паркер с улыбкой кивнул:

– Они называли друг друга итальянскими именами, обращались с ним грубо, грозили залить его цементом и бросить в реку.

– Они били его?

– Что вы, нет. За кого вы меня принимаете, Натан? За мучителя? Мои помощники позволяли ему принимать ванну, кормили его, даже дали ему койку, на которой он мог спать, и радио, чтобы он слушал музыку.

– Они связывали его?

– Нет, сэр. Его постоянно кто-то охранял; он находился в подвале, где были заколочены окна. Он никуда не выходил. Кто-то всегда был рядом с ним, слушая, ожидая, когда он сломается.

– А чего ему ломаться, когда он там как сыр в масле катался?

Он фыркнул от смеха.

– Мои помощники задавали такой же вопрос, Натан. Они говорили: Эллис, этот человек отдыхает здесь, ест, спит, слушает музыку, купается каждый день и бреется, но не собирается раскаиваться. А я говорил им: не беспокойтесь, настанет день, когда вы меньше всего будете это ожидать, и этот человек сломается и расскажет вам все. Во-первых, я знал, что ему чертовски хочется рассказать кому-нибудь об этом, и полагал, что он расскажет им, потому что он считал их преступниками и хотел, чтобы они знали, что он и есть тот выдающийся преступник, который совершил это крупное преступление.

– Это во-первых, – сказал я. – А во-вторых?

– Уэндел любит выпить, – сказал Эллис, слегка пожав плечами. – Я велел им, чтобы они дали понять ему, что получить спиртное он может только в том случае, если полностью во всем признается.

– Боже, Эллис, – проговорил я, в конце концов выдав свои чувства. – Признание, которое пьяница делает в обмен на выпивку, не стоит даже пустого стакана. И по сравнению с восьмидневным заточением в подвале даже битье резиновым шлангом – деликатное обращение.

Улыбка сошла с лица Паркера, и он сурово посмотрел на меня.

– У нас в этом случае нет времени для деликатного обращения, Натан. Нью-йоркские копы били Хауптмана, разве не так? Этот ублюдок Уэлч своими допросами довел Вайолет Шарп до того, что она отравилась. Этого беднягу Кертиса из Норфолка избивали до потери сознания. Если таковы правила игры и мы хотим играть в эту игру, может быть, даже выиграть ее, то, ей-богу, мы будем играть по этим правилам.