Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

— Давай, не стесняйся. Это в первый раз бывает у многих.

Инки что делать, начал «давать». Аж до судорог. Какое уж тут стесненье, не помереть бы. Впрочем, кончилось это быстро. Егошин дал бутылочку пепси, Инки прополоскал рот, сплюнул, сделал глоток, перепуганно прислушался к себе: не начнется ли снова? Кажется, нет. Лишь сосущая пустота под ребрами и легкое «вращение мозгов», как после карусели. Егошин сунул пакет под скамейку и снова сказал, что с непривычки такое случается со многими.

— А потом люди привыкают…

И стал, перебивая рокот мотора, говорить о старом фильме, где мальчик (вроде Инки) полетел с отцом-летчиком на двухместном самолете в пустыню, к морскому берегу. Мальчишку тоже укачало, он сперва еле держался на ногах. Но когда отец пострадал в схватке с акулами (он снимал подводное кино), мальчик втащил его в кабину и сам довел самолет до аэродрома…

— Не смотрел эту картину?

Инки сконфуженно помотал головой. Понимал, что Егошин отвлекает его разговором от опасности новых приступов… А мать, кажется, ничего и не заметила…

Котенок же по-прежнему ничуть не страдал. «Ну и ладно. Лучше уж я, чем он», — подумал Инки.

Перед посадкой опять замутило, но самолет запрыгал по грунту и замер.

— С приездом, — сказал Егошин.

«Уф… Пойдем, кысёнок…» — Инки взял коробку под мышку…

У края лётного поля (похожего на обыкновенное поле с увядшей травой) ждал зеленый, как у военных, «рафик». В нем, как и в самолете, пахло бензином. Погрузились, поехали. Инки держал коробку с котенком на коленях и не глядел в окно: боялся, что затошнит снова. Но обошлось.

Дом, где жил Егошин, оказался красный, кирпичный, казенного вида.

— Квартирный блок лётного состава, — сказал Егошин то ли матери, то ли Инки (или сразу обоим). — Снаружи казарма, но внутри жить можно…

У Егошина было две комнаты. Вернее, даже три, но третья — клетушка, бывшая кладовка. В длину метра три, в ширину и того меньше. И окошко узкое, в одну створку.

— Раньше с нами товарищ жил, для него и переделали чулан в каюту, — объяснил Егошин. («С кем это с нами?» — мелькнуло у Инки. Он тогда еще не знал про первую жену Егошина.) — Решай, Смок. Будешь спать в большой комнате или устроишься здесь?

— Здесь.

Много ли ему надо? Потеснее, чем прежнее жилье, зато интересно — будто и правда каюта.

У обшитой желтыми досками стены стояла деревянная кровать с пружинным матрацем. Инки бросил в изголовье сумку, взял котенка, лег, посадил малыша на грудь.

— Кешенька, ну что ты сразу брякаешься навзничь, — сказала мать. — Надо же сначала устроиться…

Он привычно съежился внутри от «Кешеньки», а Егошин сказал через порог:

— Да пусть отдохнет. Умотался человек…

Инки остался один. Погладил котенка.

— А ты тоже умотался?

Тот нетерпеливо дернулся. Ему хотелось пойти познакомиться с новыми местами.

— Постой… кто ты на самом деле? Девица или… ну-ка?

Котенок оказался мальчишкой (и замечательно: не будет проблем с «новым поколением»!). Инки придумал ему храброе мужское имя — Альмиранте. По-испански значит Адмирал. В компьютерной игре «Конкистадоры» был хороший дядька альмиранте де Кастаньеда, он всегда носил черный распахнутый камзол и белую кружевную сорочку. И котенок тоже был черный с белой грудью и животом.

— Будешь Альмиранте, понял?

Котенок не возражал, но и согласия не изъявил. Он гонял по полу неизвестно откуда взявшуюся катушку от ниток.

— А сокращенно будешь Алька, — сказал Инки. Потому что гордое многосложное имя все же не очень годилось для легкомысленного кошачьего пацаненка. По крайней мере, пока не вырастет.

К вечеру каюту оборудовали полностью. Большущая, как водонапорная башня, тетка притащила узкий, похожий на тумбочку комод, собственноручно утвердила его под окном.

— Вот, господа хорошие. Для имущества юного обитателя…

— Спасибо, Риточка, — торопливо сказал Егошин. — Смок, это моя старшая сестра, она живет по соседству. Можешь звать ее тетя Рита.

— Маргарита Леонтьевна, — уточнила «тетя Рита», шевельнула кустистыми бровями и глянула на Инки. Но Инки показалось, что суровость не настоящая.

А с матерью Маргарита Леонтьевна разговаривала с ласковой вежливостью, за которой (как опять же почудилось Инки) суровости было больше. Впрочем, кто их, женщин, поймет. Мать старательно улыбалась.

Поставили в углу облезлую, но прочную этажерку, столик напротив кровати. Нашлась в квартире стремянка, и в тот же вечер Инки натянул под высоким потолком капроновую леску. От угла у двери до другого угла, у окошка.

— Зачем это? — подозрительно сказала мать.

— Надо…

Она пожала плечами, а Инки стал вешать часы. Дело оказалось нехитрое, гвоздь легко вколотился в обшитую досками стену (не то что в кирпичи прежней комнаты). Шишкастая гиря натянула цепочку. Инки поставил стрелки на половину девятого, осторожно толкнул маятник. «Дагги-тиц», — тут же знакомо отозвались ходики. Все, мол, в порядке, мы не будем замирать и капризничать. Инки скакнул со стремянки на пол. Маятник ходил туда-сюда в привычном ритме. Крохотная искра от настольной лампочки сидела на ободке почищенного жестяного диска. На миг показалось даже, что не просто на ободке, а на слюдяном мушином крылышке…

Альмиранте (то есть Алька) сел под часами и следил за маятником. Его голова с подсохшими болячками на ушах покачивалась туда-сюда с той же частотой, что и маятник. Похоже, что у ходиков с кошачьим организмом возник таинственный живой резонанс (как с мухой Дагги-Тиц). Сим и Желька, уцепившись красными ножками за леску, повисли вниз головой и тоже качались — в том же ритме. Их волосы свесились и похожи были на светлые растрепанные кисточки.

«А, появились. Ну и молодцы…» Инки был уверен, что они появятся.

Он поставил на этажерку учебники и несколько книжек: «Смока Белью», «Тома Сойера» (читаного-перечитаного, потому что кое-где там было похоже, будто про него и Полянку), «Хоббита», «Одиссею капитана Блада», «Приключения Алисы»… Лег на покрытый постелью матрац, посадил на грудь Альку. Тот с готовностью замурлыкал.

«Вот так…» — подумал Инки, глядя на маятник. И стал жить в Брюсове.

Брюсово располагалось недалеко от промышленного Южнодольска (не такого большого, как областной Краснореченск, но все же крупного), однако считалось отдельным городом — со своим мэром и прочим начальством, конторами и управлениями. Мать сразу устроилась на работу в одно из таких управлений — на какую именно должность, Инки не понял, да это, видимо, и не имело значения. Главное, что красивая. Красивых принимали на службу в любые офисы (она сама однажды обронила такую фразу). Егошин уходил на службу в аэропорт, Инки часто был в доме один. Утром спал до той поры, пока не приходила из соседнего дома Маргарита Леонтьевна. Она громкоголосо будила Инки через дверь:

— Вставай, сумрачный рыцарь. Лопать будешь?

— Буду…

Непонятно было, почему он «сумрачный рыцарь», хотя за этими словами грузной тетки Инки угадывал скрытый смысл…

У Егошина был компьютер.

— Пользуйся, — сказал Егошин в ответ на нерешительный Инкин взгляд. — Только потом не забывай выключать. А то зверь вздумает грызть провода и устроит фейерверк.

У Альки и правда обнаружилась такая склонность: кусал то провод настольной лампы, то телевизора. Инки хлопал его пальцем по носу, Алька шипел и замахивался растопыренной лапой (всего-то клочок шерсти, а с характером!). Но они тут же мирились.

— А в Интернет можно заглядывать? — спросил Инки.

— Заглядывай…

— Но это же дорого! — тут же вмешалась мать.

— А что в наше время дешево? Кроме обещаний чиновников, — сказал Егошин.

— Я не буду часто, — успокоил Инки мать.

Он и не хотел часто. Во-первых, пока через вредный модем доберешься до Сети, вспотеешь, как на солнцепеке. А во-вторых, в Интернете Инки нужно было в те дни немногое. Про артиста Смоктуновского. И он отыскал там его биографию, всякие фотоснимки, кадры из фильмов. А самое главное — про фильм «Гамлет». С Гамлетом кадров было немало, а один раз — неожиданно, сам собой — включился видеоролик. Про то, как Гамлет разговаривает с двумя предателями, которые притворялись ласковыми друзьями (имена их и не выговоришь сразу: Гиль-ден-стерн, Розен-кранц… Тьфу!). Речь шла о флейте. Гамлет, измученный их шпионством, сунул им флейту в руки:

«Сыграйте, господа!»

«Принц, мы не умеем…»

«Но это же так просто. Вдувать воздух и зажимать пальцами дырки. Попробуйте! И польются сладкие звуки…»

«Ну… нет. Мы не можем. Простите, принц, нас не учили…»

И тогда-то рвется из него вся скопившаяся горечь (а у Инки перехватывает горло):

«С какой же дрянью вы меня смешали! Вы думаете, я проще этой пустяковой вещицы? Клапанов у флейты не знаете, но считаете, что вам известны клапаны моей души! Нада́вите и выжмете из меня все, что хотели? Нет, вы можете меня сломать, но играть на мне нельзя-а…»