Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках - Валерий Шанин

У Джона Гилкриста в саду черешневых деревьев нет. Но в Роксборо в разгар сезона найти работу сможет даже самый ленивый – заходи в первые попавшиеся ворота, везде нужны сезонные рабочие. Можно даже выбирать, где выгоднее работать. Джон Гилкрист стал «сватать» нас своему другу – естественно, тоже баптисту. И есть ли в Роксборо среди владельцев садов не баптисты?

Жить мы продолжали там же – в саду Джона Гилкриста (и платили за это, как прежде, по 35 долларов в неделю – только уже наличными, а не в виде «налога» с зарплаты), и каждый день ездили на светло-зеленом «Датсуне» на работу и обратно.

За каждое полное пятилитровое ведерко черешни платили вначале по 4, затем по 4,5 и, наконец, по 5 новозеландских долларов (в Японии покупателям это же количество ягод обойдется уже в 10 раз дороже). За день при определенной ловкости рук можно было заработать от 100 до 150 долларов. Но собирать нужно не все подряд, а только достаточно красные, целые ягоды и обязательно с черенками. В том году сезон для черешни оказался неудачный. Как раз в самый разгар ее созревания пошли сильные дожди, и большая часть ягод полопалась. Они и товарный вид потеряли, и на длительное хранение не годились. Только в переработку. А для садоводов это прямой убыток.

Есть разрешалось сколько угодно. Хоть целый день только этим и занимайся! Никаких норм выработки – сколько соберешь, за столько и заплатят. Вот и получается, что выгоднее как раз не есть, а работать. При хорошей работе за один день получишь столько, что в супермаркете на месяц черешни накупить сможешь.

Летящий трактор

Уборка черешни была в самом разгаре, но с 7 января у Джона Гилкриста стали поспевать абрикосы. Он тут же потребовал, чтобы мы вернулись. Я некоторое время колебался: «А может, вообще уйти? Продолжать работать на сборе черешни. Или собирать абрикосы?» Но, как всегда, победила любознательность. Абрикосы я еще ни разу в жизни не собирал.

За них вначале тоже установили сдельную оплату – по 2 доллара за сумку. Сумка в три раза больше, чем ведро для черешни. Но и сами абрикосы примерно в три раза больше. Должно вроде получаться примерно столько же, сколько мы зарабатывали на черешне. Но не получалось.

Абрикосы нужно убирать не все подряд, а только те, которые достигли определенной степени зрелости – пожелтели, но еще не размякли. Но и бросать еще незрелые плоды на деревьях, как мы делали это с черешней, тоже не принято. Поэтому одни и те же деревья мы проходили по два-три раза с разницей примерно в неделю.

Поначалу довольно трудно было безошибочно отделять плоды, которые нужно собрать, от тех, которые могли подождать еще неделю. Джон, видя, что в погоне за скоростью мы оставляем на ветках слишком много, нервничал.

– Не хватайте по верхушкам. Когда мы вернемся к этому дереву, они переспеют, – ругался он и пытался увещевать, взывая к нашей совести: – Вы понимаете, что мы целый год работаем ради этих нескольких недель!

Но эти увещевания не всегда действовали. Хочешь не хочешь, а при сдельной работе скорость становится значительно важнее, чем качество. Поэтому, когда мы перешли к сбору особенно дорогих и нежных сортов абрикосов, нас перевели на почасовую оплату.

Работать сразу стало легче. Но неинтересно. Я-то знал, что не могу соревноваться в скорости с местными рабочими. Даже когда я работал так медленно, что чуть не засыпал на ходу, моя скорость была примерно в два раза выше, чем у новозеландцев. А платили нам одинаково! Причем одинаково мало.

Что хорошо при повременной оплате – можно аккуратнее и внимательнее следить за тем, чтобы не свалиться с лестницы. Абрикосовые деревья у Джона Гилкриста большей частью старые, с густой кроной. А сад разбит на крутых откосах. Из-за этого сбор урожая становится чем-то вроде промышленного альпинизма – соревнованием на ловкость и осмотрительность.

В разгар уборки абрикосов у нас появились и новые рабочие. Две студентки-журналистки из университета Отаго приехали всего на пару недель – отдохнуть на свежем воздухе после напряженной сессии. Повременная работа была им как раз то, что нужно. Курорт, да и только!

Немного позднее к нам присоединился еще один рабочий – Питер из Данидена.

– Я прожил на Бали шесть месяцев, научился говорить по-индонезийски, завел много приятелей. Но деньги кончились. Пришлось вернуться. Поработаю пару месяцев и опять поеду в Индонезию.

Питер запомнился тем, что он буквально ни одного вечера не мог обойтись без выпивки. Пил, правда, только вино или пиво и сильно не напивался. Но в нерабочее время он всегда был немного навеселе.

Спокойное течение будней нарушило одно происшествие. Я с Гийомом и Питером собирал абрикосы, предназначенные для отправки на консервный завод. Адам на тракторе с тележкой подвозил пустые ящики и отвозил полные. Когда мы собрали последний ящик, он предложил и нас подвезти. Мы втроем сели на ящик с абрикосами и поехали. Трава была мокрой от дождя. Когда спускались с холма, я заметил, что колеса трактора не крутятся – Адам пытался тормозить, а скорость нашего движения лишь увеличивалась. Надо прыгать. А некуда! Мы двигались по колее между двумя рядами деревьев. А скорость становилась все больше и больше. «Прыгайте», – закричал Адам, а сам изо всех сил старался удержать трактор, чтобы он не перевернулся.

Мы неслись вниз с постоянно увеличивающейся скоростью. Когда трактор, наконец, вылетел на прогалину, Питер сразу прыгнул, я – за ним. Мы еще скользили вниз по мокрой траве, когда трактор, несмотря на все усилия Адама так и не вписавшийся в поворот, боком налетел на дерево. Ящики раскололись, абрикосы полетели на землю.

К счастью, в этом инциденте никто серьезно не пострадал. Время было как раз обеденное, и все рабочие собрались в нашем доме. Мой рассказ о приключении, естественно, заставил бросить тарелки с дымящейся кашей и пойти посмотреть если и не на само событие, то хотя бы на его результаты.

Трактор стоял на боку, зацепившись за сломанную ветку, ящики раскололись, а абрикосы высыпались на землю. Джон Гилкрист подогнал другой трактор с пустой тележкой.

– Давайте переложим абрикосы сюда. Только с земли не поднимайте. Грязные фрукты нам не нужны – их на таможне забракуют.

Когда мы закончили убирать следы происшествия, Джон многозначительно улыбнулся и сказал, обращаясь ко мне:

– Знаете, что меня удивило больше всего? То, что Валерий не снимал это на видеокамеру.

И действительно, я так был увлечен происходящим, что чуть ли не впервые за два года напрочь забыл о своей видеокамере.

В семье не без урода

В саду Джона Гилкриста мы жили как одна большая семья. А как говорится, «в семье не без урода». И наша «семья» не стала в этом отношении исключением. В тот самый день, когда произошел инцидент с трактором, к нам приехала новая работница. Поначалу на нее не обратили внимания.

Англичанка Кетрин после окончания сельскохозяйственного колледжа попала в Новую Зеландию по программе студенческого обмена. Ее направили на овцеводческую ферму, но там у нее «не сложились отношения». И она потребовала перевести ее в другое место. Меня, как бывшего специалиста по отбору персонала, это сразу же насторожило. Если бы я проводил с ней интервью, то ни за что не взял бы ее на офисную работу. Но мы вроде бы работали в поле. Может, обойдется?

Однако не обошлось. С нами у нее отношения тоже не складывались. Видимо, ей опять не повезло: опять вокруг оказались одни сволочи и придурки. С ее появлением в нашем дружном коллективе начались конфликты и склоки. И наша когда-то дружная коммуна стала похожа на коммунальную квартиру в самом худшем смысле этого слова.

Как же мы ухитрились прожить до этого три месяца, так ни разу не поругавшись и «не выяснив отношений»? У каждого из нас была своя отдельная комната. Но ванная, туалет, кухня и гостиная были общими. Однако из-за этого проблем почему-то не возникало. Формально «комендантом общежития» Джон Гилкрист назначил меня, как самого старшего и единственного «взрослого». Но я, честно говоря, ни разу и не подумал воспользоваться своей властью, пустив все на самотек.

Моник никогда ничего по хозяйству не делала, но от нее этого никто и не ждал. Хепберн по собственному почину пылесосила. Когда она уезжала на двухнедельную экскурсию по стране, о пылесосе никто и не вспоминал. Свою посуду каждый обычно мыл сам. А общую – Гийом. И опять же никто его не просил. У него к мытью посуды была такая же странная любовь, как у норвежки к пылесосу. Кетрин же решила сразу навести порядок и всех «построить».

Вначале она выбрала своей целью Гийома. Я уж и не помню, к чему прицепилась. Но конфликт разгорался с каждым днем. Она и ябедничала на него Джону Гилкристу, и истерику закатывала. Француз ушел в глухую оборону – вообще перестал с ней разговаривать. А потом и вообще удрал – уехал к своим друзьям на Северный остров. Тогда она переключилась на меня. Первый ход был такой: «Почему это ты все время садишься на переднее сиденье «Датсуна»? Может, я тоже хочу!» Действительно, почему? Я попытался вспомнить. И вспомнил. Первый раз, когда мы впятером попытались втиснуться в малолитражку, Гийом сел за руль, я, как самый большой и тяжелый, на переднее сиденье, а три девчонки сзади. Так и пошло. Хотя, в действительности, разницы большой нет. Можно и поменяться. Но за первым ходом последовал второй, третий, четвертый…